ь социального мира: деревня с незапамятных времен существует бок о бок с физической вселенной, которая состоит из других, по их мнению, живых существ – небесных тел и метеорологических явлений, несмотря на временный характер некоторых деревень, которые (по причине истощения окультуренных почв) редко остаются более тридцати лет на одном месте. Деревню характеризует не ее местонахождение и хижины, а определенная структура, которая была описана выше и которую она воспроизводит в своей планировке. Теперь понятно, почему, нарушая традиционное расположение деревень, миссионеры смогли все разрушить.
Что касается животных, часть из них принадлежит миру людей, особенно рыбы и птицы, а часть (некоторые наземные животные) – физическому. Так, бороро считают, что их человеческая оболочка является переходной между формой рыбы (названием которой они обозначают себя) и ары (в форме которого они завершат цикл перевоплощений).
Если у бороро (похожих в этом на этнографов) преобладает основополагающее противопоставление между природой и культурой, из этого следует, что, являясь социологами в большей степени, чем Дюркгейм и Конт, они полагают человеческую жизнь зависимой от порядка культуры. Говорить о том, что смерть естественна или противоестественна, не имеет смысла. Фактически и по праву, смерть одновременно естественна и антикультурна. То есть каждый раз, когда индеец умирает, это затрагивает не только его близких, но и целое общество. Природа, нанося обществу урон, должна возместить его, вернув долг – слово, которое отражает важнейшее понятие у бороро, понятие мори (mori). Когда туземец умирает, деревня устраивает коллективную охоту, порученную половине, противолежащей половине покойника: поход с целью убить дичь, предпочтительно ягуара, чья шкура, когти, клыки будут составлять мори покойника.
Как раз, когда я приехал в Кежару, один из индейцев умер; к моему сожалению, в другой деревне. Я мог бы стать свидетелем двойного погребения: сначала труп кладут в яму в центре деревни и накрывают ветками, пока тело не сгниет. Затем кости омывают в реке, раскрашивают и украшают мозаикой из приклеенных перьев, прежде чем погрузить их в корзине на дно озера или реки. Все другие обряды, при которых я присутствовал, совершались соответственно традиции, включая ритуальные скарификации родственников в месте, где должна была быть вырыта временная могила. Другая неудача заключалась в том, что коллективная охота прошла накануне или во второй половине дня моего приезда, я не знаю. Известно только, что никого не убили. Для погребальных танцев была использована старая шкура ягуара. Я даже подозреваю, что наш ирара был ловко использован в качестве замены отсутствующей дичи. Жаль, но я так никогда и не узнал об этом: если все было именно так, я мог бы взять на себя полномочия уиаддо (uiaddo), главы охоты, представляющего душу умершего. От его семьи я получил бы нарукавную повязку из человеческих волос и poari, мистический кларнет, сделанный из маленькой бутылочной тыквы, покрытой перьями, служащей раструбом язычку из бамбука, и мог бы сыграть на нем над добычей, перед тем как прикрепить его к шкуре. Как и полагается, я разделил бы мясо, шкуру, зубы и когти между родственниками покойника, которые дали бы мне в обмен на это лук и стрелы для обряда, другой кларнет в память о моих обязанностях и ожерелье из ракушек. Мне бы также пришлось выкраситься в черный цвет, чтобы меня не узнал злой дух, ответственный за смерть и обязанный правилом мори перевоплотиться в дичь, тем самым предлагая себя в качестве возмещения ущерба, но полный мстительной ненависти к своему палачу. Так как в определенном смысле смертоносная натура является человеческой, она действует с помощью особого рода духов, которые принадлежат непосредственно ей, а не обществу.
Я упомянул выше, что жил в хижине колдуна бари. Бари представляют отдельную категорию человеческих существ: они не принадлежат полностью ни физической вселенной, ни социальному миру, а являются посредниками между ними. Не знаю, все ли колдуны рождены в половине тугаре; но в моем случае это было так, потому что наша хижина была чера и он жил, как и полагается, у своей жены. Бари становятся по призванию и часто после откровения, в результате которого заключается соглашение с некоторыми представителями очень сложной общности, состоящей из злых или просто грозных духов, частью небесных (контролирующих астрономические и метеорологические явления), частью животного происхождения и частью подземных. Эти существа, чья численность постоянно увеличивается за счет душ умерших колдунов, ответственны за движение небесных тел, ветер, дождь, болезнь и смерть. По описаниям их облик ужасен: одни мохнатые с дырявыми головами, из которых, когда они курят, струится табачный дым; другие – воздушные чудовища, которые посылают дождь глазами, ноздрями, или с непомерно длинными волосами и ногтями, или одноногие с толстым животом и телом летучей мыши, покрытым пухом.
Рис. 27. Рисунки индейцев бороро, относящиеся к объектам культа
Рис. 28. Рисунки бороро, изображающие колдуна, кларнет, погремушку и различные орнаменты
Бари – личность асоциальная. Связь с одним или несколькими духами жалует ему определенные преимущества: сверхъестественную помощь, когда он в одиночестве отправляется на охоту, умение принимать облик животного, знание болезней и пророческий дар. Убитая на охоте дичь, первый собранный урожай не могут быть употреблены, пока он не получит свою часть. Она составляет собой то мори, которое причитается с живых душам мертвых.
Но над бари также властвует его охраняющий дух или духи. Они используют его для своих воплощений, во время которых бари впадает в транс и корчится в конвульсиях. В обмен на свое покровительство дух постоянно следит за ним, именно он является истинным владельцем не только имущества, но и тела колдуна. Тот отвечает перед духом за сломанные стрелы, разбитую посуду, обрезанные ногти и волосы. Ничего из этого не может быть разрушено или выброшено, бари тащит за собой осколки прошлой жизни. Старое выражение из римского права: «мертвый хватает живого», обретает здесь страшный и неожиданный смысл. Связь между колдуном и духом носит такой ревнивый характер, что неясно, кто из двух партнеров по договору, в конечном счете является хозяином, а кто слугой.
Для бороро материальный мир состоит в сложной иерархии индивидуализированных сил. Если их личная природа достаточна ясна, этого не скажешь о других свойствах: так как эти силы являются одновременно и предметами, и существами, живыми и мертвыми. В обществе колдуны выполняют роль промежуточного звена между людьми и миром злых духов, являющихся одновременно личностями и предметами.
По сравнению с физическим миром, социальный мир обладает совсем другими свойствами. Души обычных людей (то есть тех, кто не является колдунами), вместо того, чтобы слиться с природными силами, продолжают существовать как общество; но при этом теряют индивидуальность, чтобы смешаться в безликую массу, aroe: слово, которое как и anaon у древних бретонцев, видимо, означает – общество душ. На самом деле это общество разделено на две части: души после погребения отправляются в одну из двух деревень, одна из которых находится на востоке, а другая на западе. Два героя, обожествленных бороро присматривают за этими деревнями: на западе старший Бакороро, а на востоке младший Итуборе. Следует отметить, что ось восток-запад соответствует течению Риу-Вермелью. Тогда вполне вероятно, что существует какая-то связь между существованием двух деревень мертвых и вторичным делением деревни живых на «нижнюю» и «верхнюю» половины.
Кроме бари, посредника между человеческим обществом и злыми духами, индивидуальными и космологическими (души умерших бари являются и теми, и другими одновременно), существует другой посредник, который регулирует отношения между обществом живых и обществом мертвых, благодетельным, коллективным и антропоморфическим. Это проводник душ, или aroettowaraare. Он отличается от бари прямо противоположными чертами. Они боятся и ненавидят друг друга одновременно. Проводник душ не имеет права принимать дары, строго соблюдает определенные правила: запрет на употребление каких-то видов пищи и ношение украшений и ярких цветов. С другой стороны, между ним и душами нет взаимных обязательств. Вместо того чтобы завладеть им в состоянии транса, они являются ему во сне; и если он к ним иногда обращается, то только чтобы помочь другим.
Если бари предвидит болезнь или смерть, проводник душ лечит и исцеляет. Говорят, впрочем, что бари в случае необходимости добровольно обременяет себя подтверждением своих предсказаний, приканчивая больных, которые слишком медлят осуществить его скорбные предсказания. Но надо отметить, что бороро понимают жизнь и смерть не так, как мы. О женщине, горящей от лихорадки в углу хижины, мне сказали, что она мертва, подразумевая, что она потеряна. Это мне напомнило наших военных, для которых «потери» означают одновременно и мертвых, и раненых. С их точки зрения это одно и то же, хотя, с точки зрения раненого, это все-таки преимущество – не быть в числе убитых.
Наконец, если проводник может, подобно бари, превращаться в зверя, то этим зверем не может быть ягуар, поедающий людей, то есть собирающий – до того как его убьют – мори мертвым от живых. Проводник посвящает себя животным, дающим пропитание: ара – собиратель плодов, орел-гарпия – ловец рыбы, или тапир, чьим мясом кормится племя. Бари одержим духами, а проводник жертвует собой ради спасения людей. Даже откровение, которое призывает его к исполнению долга, мучительно: избранник узнает себя сначала по вони, которая его преследует и напоминает ту, что охватывает деревню во время недель предварительного захоронения трупа посреди площадки для священных танцев. Этот запах означает приближение мифического существа, айже (aije) – чудовища из водных глубин, отвратительного, зловонного, но нежного, которое является посвященному и осыпает его ласками. Сцена изображается во время похорон несколькими молодыми людьми, покрытыми грязью, которые сжимают в объятьях переодетого персонажа, воплощающего юную душу. Туземцы представляют себе айже достаточно отчетливо, чтобы нарисовать его. Тем же именем они называют ромбы, чей приглушенный гул объявляет о появлении этой твари и имитирует его крик.