к другому решению, которое казалось им чрезвычайно забавным: они приводили ко мне девочку, которая только начинала ходить, и недвусмысленными жестами предлагали взять ее в жены.
Другая семья состояла из уже пожилых супругов, к которым присоединилась их беременная дочь, после того как муж (в тот момент отсутствующий) оставил ее. Наконец, молодая чета, где жена кормила грудью, находилась под давлением обычных в таких обстоятельствах запретов. Грязные, потому что купаться было им запрещено, и исхудавшие по причине странного запрета на большую часть продуктов питания, родители еще не отнятого от груди малыша не могут участвовать в коллективной жизни. Мужчина иногда ходил охотиться или собирать дикие плоды, а женщина получала еду от мужа или его родственников.
Хотя намбиквара были довольно покладистыми и их не смущало присутствие этнографа с записной книжкой и фотоаппаратом, но работа тем не менее была осложнена лингвистическими трудностями. Прежде всего, у них было запрещено употребление имен собственных. Чтобы идентифицировать человека, нужно было последовать примеру служащих телеграфной линии, то есть договориться с туземцами насчет прозвищ, которыми можно будет их называть. Это могли быть португальские имена, как Хулио, Хосе-Мария, Луиза; или насмешливые прозвища: Lebre (заяц), Assucar (сахар). Я даже знал одного из них, которого Рондон окрестил Кавеньяком из-за бородки, редко встречающейся у безбородых индейцев.
Однажды, когда я играл с детьми, одну девочку ударила подруга. Обиженная спряталась за мной и принялась по секрету что-то шептать мне на ухо, но я не мог разобрать слов и несколько раз просил ее повторить. Когда ее соперница заметила это, то пришла в ярость и тоже подбежала ко мне, чтобы сообщить какую-то тайну. После некоторых уточнений и вопросов я наконец разобрался, в чем дело. Первая девочка пришла из мести сообщить мне имя своей противницы, и когда та заметила это, то в отместку выдала мне имя первой. С этого момента было очень легко, хотя и немного неловко, настроить детей друг против друга и выяснить все их имена. Постепенно маленькие сообщники выдали мне без особых затруднений имена взрослых. Но когда взрослые узнали о наших секретах, дети были наказаны и мой источник информации иссяк.
Во-вторых, язык намбиквара объединяет несколько диалектов, все не изученные. Они различаются окончаниями существительных и некоторыми глагольными формами. На линии пользуются чем-то вроде пиджин инглиш, который мог быть полезен только в начале. Благодаря доброй воле и живости ума туземцев я изучал элементарные основы языка намбиквара. Ксчастью, язык включает волшебные слова – «kititu» в восточном диалекте, «dige», «dage» или «tchore» в остальных, – которые достаточно добавить к существительным, чтобы превратить их в глаголы, дополненные в случае необходимости отрицательной частицей. Используя эту хитрость, можно сказать все, хотя такой «базовый» вариант языка намбиквара и не позволяет выражать наиболее тонкие мысли. Туземцы это хорошо знают, так как они применяют этот прием, когда пытаются говорить по-португальски; так «ухо» и «глаз» обозначают соответственно «слышать» (или «понимать») и «видеть», а отрицательные понятия они переводят, добавляя слово «acabô», «я заканчиваю».
Звучание речи намбиквара немного глухое, как будто язык был придыхательным или шепчущим. Женщины намеренно искажали некоторые слова (kititu звучало в их устах как kediutsu), выговаривая едва слышно, это было похоже на детский лепет. Их выговор свидетельствует о манерности и жеманности, в которых они прекрасно отдают себе отчет: когда я не понимаю их и прошу повторить, они лишь лукаво утрируют свое произношение. Упавший духом, я сдаюсь, а они, добившись своего, разражаются смехом и отпускают шутливые замечания.
Я должен был скоро догадаться, что кроме глагольного суффикса намбиквара используют десяток других, с помощью которых одушевленные и неодушевленные предметы разделяются на несколько категорий. Например: волосы на теле и перья; остроконечные объекты и отверстия; твердые и мягкие продолговатые тела; плоды, зерна, и другие округлые объекты; подвешенные вещи и те, что колеблются; тела надутые и наполненные жидкостью; кора, кожа и другие покровы. Это наблюдение наводит на мысль о сравнении с чибча, языковой семьей Центральной Америки и северо-запада Южной Америки. Чибча был языком великой цивилизации современной Колумбии, промежуточной между цивилизациями Мексики и Перу, а язык намбиквара, возможно, является его южным отпрыском[18]. Это еще одна причина, чтобы не доверять поверхностному впечатлению. Несмотря на бедность, вряд ли стоит считать примитивными и первобытными туземцев, которые напоминают по физическому типу самых древних мексиканцев, а структура их языка сходна с тем, на котором говорили в государстве Чибча. Изучение их прошлого, о котором мы еще ничего не знаем, и суровой среды их обитания, может быть, объяснят однажды эту участь блудных сынов, которым история отказала в жирном тельце.
XXVII. В семье
Намбиквара просыпаются, когда начинает светать, разводят огонь, кое-как отогреваются после ночного холода и доедают остатки вчерашней пищи. Затем мужчины отправляются, группой или по одному, на охоту. Женщины остаются в лагере заниматься приготовлением еды. С восходом солнца женщины и дети идут к реке и весело купаются. Выходя из воды, они садятся на корточки у разведенного костра и, чтобы развеселить друг друга, нарочито шутливо дрожат. В течение дня будет еще несколько купаний. Повседневные занятия достаточно однообразны. Большую часть времени и хлопот отнимает приготовление пищи: нужно измельчить и отжать маниоку, высушить мякоть и обжарить ее; или же очистить и сварить орехи cumaru, которые индейцы добавляют в большинство блюд для придания им аромата горького миндаля. Когда продукты заканчиваются, женщины и дети отправляются собирать съедобные растения и ловить мелких зверьков. Если же необходимости в этом нет, женщины прядут, сидя на земле или на коленях, опустив ягодицы на пятки. Или же обтесывают, полируют и нанизывают бусинки из ореховой скорлупы или раковин, делая серьги или другие украшения. А когда работа наскучивает им, ищут друг у друга вшей, слоняются без дела или спят.
В самые жаркие дневные часы в лагере царит безмолвие. Сонные обитатели молча отдыхают в редкой тени шалашей. Остальное время проходит в беседах. Почти всегда веселые и смешливые, туземцы отпускают непристойные шутки, встречаемые взрывами смеха. Стоит паре собак или птиц начать совокупляться, как все тут же оставляют дела и зачарованно наблюдают за происходящим. И, обменявшись комментариями по поводу столь важного события, снова приступают к работе.
Основную часть дня дети бездельничают. Девочки временами предаются тем же занятиям, что и их старшие сестры, мальчики же или вообще ничего не делают, или рыбачат на берегу реки. Мужчины, оставшиеся в лагере, посвящают себя изготовлению плетеных изделий, стрел и музыкальных инструментов и иногда выполняют мелкие работы по хозяйству. Повсюду царят мир и согласие. Когда к трем или четырем часам мужчины возвращаются с охоты, лагерь оживляется, возобновляются разговоры, индейцы разбиваются на семейные группы. Едят лепешки из маниоки и все, что было добыто за день. Ежедневно из общего числа выбираются несколько женщин, которые с приближением темноты отправляются в соседнюю чащу собирать или ломать ночной запас хвороста для костра. Они возвращаются, спотыкаясь под тяжестью ноши, натягивающей повязку переноски. Чтобы разгрузиться, они приседают и немного наклоняются назад, опуская на землю бамбуковую корзину, чтобы ослабить переднюю часть повязки.
Ветки складывают в одном из углов лагеря, и каждый пользуется их запасом по мере надобности. Семейные группы собираются вокруг своих пылающих костров. Вечер проходит в беседах или же в песнях и танцах. Иногда это продолжается до глубокой ночи, но обычно, после нескольких обменов дружескими ласками или шутливо поборовшись, пары теснее льнут друг к другу, матери прижимают к груди спящих детей, наступает тишина, и ничто не тревожит ее покоя, кроме треска полена в холодной ночи, легких шагов подносящего дрова, лая собак или детского плача.
У намбиквара немного детей и, как я отметил впоследствии, нередко среди них встречаются и бездетные пары. Обычно на одну пару приходится не больше двух детей. Больше трех – это скорее исключение. И пока самый младший не отнят от груди, половые отношения между родителями запрещены, то есть часто до его трехлетнего возраста. Мать, чья спина занята корзиной, носит своего ребенка верхом на бедре, фиксируя его положение с помощью широкой плечевой перевязи из коры или хлопка. Кочевая жизнь и недостаток пропитания вынуждают туземцев быть крайне осмотрительными. При необходимости женщины прибегают к помощи механических средств или целебных трав, чтобы вызвать выкидыш.
Тем не менее намбиквара испытывают к своим детям очень нежную привязанность, и те отвечают им взаимностью. Нередко родительские чувства не так легко распознать, они скрыты за раздражительностью и некоторым отчуждением. Например, маленький мальчик страдает от несварения желудка; у него болит голова, его рвет, половину времени он стонет, вторую половину – спит. Но никто не обращает на него ни малейшего внимания, и на протяжении всего дня он остается один. Когда же наступает вечер, мать подходит к нему и, пока он спит, тихонько ищет у него вшей, подавая остальным знак, чтобы не приближались, и качает его на руках, как в колыбели.
Или же, например, молодая мать играет со своим малышом, легонько шлепая его по спине. Малыш смеется, и она так увлекается, что начинает бить все сильнее и сильнее, пока тот не начинает плакать. Тогда она прекращает игру и принимается его утешать.
Я видел, как одну маленькую сироту (я уже говорил о ней) буквально затоптали во время танца – среди всеобщего возбуждения она упала, и никто из танцующих не заметил этого.