По правде сказать, они с трудом пришли к соглашению и приступили к обменам. На следующее утро после ссоры каждый занимался своими обычными делами, и предметы или продукты переходили от одного к другому: тот, кто давал, старался сделать это незаметно, а тот, кто получал, – не обратить внимания на свое новое добро. Так обменивались очищенным хлопком и клубками ниток; кусками воска или смолы; краской уруку; раковинами, серьгами, браслетами и ожерельями; табаком и семенами; перьями и бамбуковыми осколками, предназначенными для изготовления острия стрел; мотками пальмовых волокон, шипами дикобраза; целыми керамическими горшками или их осколками; калебасами. Таинственный товарооборот продолжался полдня, после чего группы разошлись, каждая отправилась в своем направлении.
Таким образом, в коммерции намбиквара полагались на благородство партнера. Мысль, что можно оценивать, спорить или торговаться, требовать или взыскивать, была им абсолютно чужда. Я предложил туземцу тесак за то, что он передаст сообщение соседней группе. Когда он вернулся, я забыл отдать ему сразу условленное вознаграждение, полагая, что он сам за ним придет. Но этого не случилось. Я не нашел его и на следующий день и узнал от его соплеменников, что он ушел очень раздраженный, и я его больше не видел. Я отдал предназначенный для него подарок другому туземцу. В этих условиях не удивительно, что по окончании обмена одна из групп оставалась недовольной своей долей и, припоминая свои приобретения и собственные подарки, копила досаду в течение недель или месяцев. Чаще всего именно так и зарождались основания для войн. Существуют, естественно, другие причины, такие как убийство или похищение женщины, которое собираются предпринять или за него отомстить. Скорее всего, группа не обязана мстить за урон, нанесенный одному из ее членов. Тем не менее из-за враждебных отношений между группами эти предлоги охотно принимаются, особенно если община чувствует себя в силе начать войну. План предлагается воином, который излагает свои претензии тем же тоном и в том же стиле, как и выступления вождей на памятной встрече: «Эй! Идите сюда! Идем! Я раздражен! Очень раздражен! Стрелы! Большие стрелы!»
Облаченные в особый наряд – соломенные пучки buriti ярко раскрашены красным, шлемы из шкуры ягуара – мужчины собираются и танцуют под руководством вождя. Должен быть исполнен магический ритуал: вождь или колдун, если таковой есть, незаметно прячет стрелу в отдаленных зарослях. На следующий день ее начинают искать. Если она испачкана кровью, война состоится, если нет – от нее отказываются. Часто военные походы заканчиваются после нескольких километров пути. Возбуждение и энтузиазм ослабевают, и воины возвращаются домой. Но иногда военные планы осуществляются, и порой проливается много крови. Намбиквара нападают на рассвете и расставляют засады, рассеиваясь по бруссе. Сигнал атаки раздается здесь и там, с помощью свистка, висящего на шее у туземцев. Он состоит из двух бамбуковых трубок, связанных хлопковой нитью, воспроизводит звук, напоминающий пение сверчка, и, видимо, по этой причине носит то же имя, что и насекомое. Боевые стрелы очень похожи на те, что обычно используют для охоты на крупных животных; но их копьевидное острие имеет насечки, как зубья пилы. Стрелы, отравленные кураре и предназначенные для охоты, никогда не используются. Ведь раненый способен избавиться от них прежде, чем яд успеет распространиться.
XXIX. Мужчины, женщины, вожди
За Кампус-Новус в самой высокой точке плоскогорья Мату-Гросу находится пост Вильена, который в 1938 году состоял из нескольких хижин. Они были построены на территории длиной и шириной в несколько сотен метров, там, где, согласно планам строителей линии, должен был возвышаться «Чикаго» Мату-Гросу, а сейчас, кажется, находится летное поле военной авиации. В мое время все местное население представляли две семьи, не видевшие продовольственных поставок на протяжении восьми лет и, как я уже рассказал, сумевшие продержаться в биологическом равновесии со стадом маленьких оленей, которыми они понемногу кормились.
Я встретил в окрестностях две группы индейцев. Одна состояла из восемнадцати человек, говорящих на диалекте, близком тому, который я начинал изучать. Другая же, из тридцати четырех индейцев, общалась на языке, который так и остался для меня неизвестным. Вождь первой группы, тарунде, обладал чисто мирскими полномочиями, тогда как вождь более многочисленной группы сабане вскоре проявил себя как колдун.
За исключением языка, они ничем не отличались: ни внешним обликом, ни культурой, как и племена в Кампус-Новус, но в отличие от них обе группы индейцев Вильены жили в полном согласии. Хотя каждая жгла свои костры, но они вместе перемещались в кочевой период, разбивали лагерь неподалеку друг от друга и, казалось, были связаны одной судьбой. Достаточно неожиданный союз, учитывая, что туземцы говорили на разных языках и их вожди общались через переводчиков, роль которых играли один или два человека из каждого племени.
Судя по всему, объединились они недавно. Я уже сказал, что в период между 1907 и 1930 годами эпидемии, вызванные приходом белых, истребили индейцев. Вследствие этого численность нескольких групп сократилась настолько, что стало невозможным продолжать независимое существование. В Кампус-Новус я обратил внимание на внутренние противоречия в обществе намбиквара и смог оценить их разрушительную силу. В Вильене, напротив, я был свидетелем попытки воссоединения.
Здесь индейцы не были настроены агрессивно. Все мужчины одной группы называли «сестрами» женщин другой, а те, в свою очередь, называли их «братьями». Что касается мужчин обеих групп, они называли друг друга словом, которое в соответствующих им языках означает двоюродного брата перекрестного типа, которое можно перевести как «свояк». Принимая во внимание правила брака у намбиквара, все сводилось к тому, что все дети одной группы становились «потенциальными супругами» детей другой, и наоборот. Так что родственные браки объединят обе группы начиная со следующего поколения.
Но на пути этого великого замысла возникали препятствия. Вокрестностях кочевала третья группа, враждебная тарунде. Иногда вдали виднелись огни их костров, и индейцы заранее готовились к неприятностям. Так как я немного понимал диалект тарунде, я проводил большую часть времени с ними, тогда как сабане, язык которых был мне незнаком, не испытывали ко мне особого доверия. И я не мог знать их намерений. В любом случае, тарунде не были до конца уверены, что их друзья без колебаний окажут им поддержку. Они боялись третьей группы, но еще больше того, что сабане примкнут к враждебному племени.
Насколько основательны были их страхи, показало довольно странное происшествие. Однажды, когда мужчины отправились на охоту, вождь сабане не вернулся в обычное время. Никто не видел его целый день. Надвигалась ночь, и к 9 или 10 часам вечера тревога охватила лагерь, у очага исчезнувшего сидели обнявшись две жены и ребенок и раньше времени оплакивали смерть мужа и отца. Я решил в сопровождении нескольких туземцев обойти окрестности. Но мы не прошли и двухсот метров, как наткнулись на вождя: он сидел, скрючившись, на земле и дрожал от ночного холода. Он был полностью голым, то есть без ожерелий, браслетов, серег и пояса. При свете моего электрического фонарика мы смогли разглядеть трагическое выражение и изменившийся цвет его лица. Вождь позволил довести его до лагеря, где молча сел, будучи не в силах скрыть угнетенного состояния.
Но встревоженным жителям все же удалось вытянуть из него рассказ о случившемся. Он заявил, что был похищен громом, который намбиквара называют «amon» (гроза – предвестница сезона дождей – была в тот же день); тот поднял его в воздух, отнес на двадцать пять километров от лагеря, снял с него все украшения, потом вернул тем же путем и опустил туда, где мы его обнаружили. Все легли спать, обсуждая случившееся, а на следующее утро к вождю сабане вернулось хорошее настроение, вместе с украшениями, чему никто не удивился, да и сам он не стал ничего объяснять. Но несколько дней спустя тарунде стали распространять совершенно иную версию события. Они говорили, что под видом отношений с потусторонним миром вождь тайно общался с группой индейцев, которые обитали по соседству. Эти подозрения, впрочем, не находили подтверждения, и все придерживались официальной версии происшествия. Тем не менее в частных беседах вождь тарунде ясно высказывал свои опасения. Так как обе группы немного позже нас покинули, я так и не узнал окончания истории.
Этот случай в совокупности с предыдущими наблюдениями натолкнул меня на размышления об устройстве групп намбиквара и о политическом влиянии вождей внутри племени. Не существует более хрупкого и недолговечного социального единства, чем намбиквара. Если вождь кажется слишком требовательным, если он забирает слишком много женщин или если он неспособен решить проблему питания в голодный период, это вызывает недовольство. Отдельные люди или целые семьи отделяются от племени и присоединяются к другому, пользующемуся лучшей репутацией. Оно может быть лучше обеспечено питанием, благодаря открытию новых участков для охоты и собирательства; или богаче украшениями и инструментами, благодаря удачным обменам с соседними группами, или более могущественно вследствие победоносных войн. Наступит день, когда вождь окажется во главе слишком малочисленной группы, которая не сможет противостоять ежедневным трудностям и защитить своих женщин от притязаний соседских племен. У вождя не останется иного выбора, как только отказаться от власти и примкнуть с последними своими единомышленниками к более успешной группе. Таким образом, общество намбиквара находится в неустойчивом положении: группы то образуются, то распадаются, то увеличиваются, то сходят на «нет». За несколько месяцев их состав, численность и положение их членов меняются до неузнаваемости. От политических интриг внутри одной группы и столкновений между соседними зависит скорость этих трансформаций, когда статус отдельных личностей и групп меняется сам