Привилегированное положение вождя относительно женщин, скорее всего, основывалось на признании его особенной природы. У Таперахи был особенный темперамент, случались приступы страха, отчаяния, гнева, тогда он мог спокойно убить человека (я еще расскажу об этом) и приходилось его успокаивать. Был у него и дар предсказателя и другие таланты, а также необычный «сексуальный аппетит», удовлетворять его должны были несколько супруг. В течении тех двух недель, что я провел среди индейцев, меня не раз удивляло странное поведение Таперахи по отношению к домочадцам. У него была какая-то смутная навязчивая идея, что-то неизвестное очень его беспокоило: трижды в день он перевешивал свой гамак и пальмовый навес, защищающий от дождя, ходил по пятам за женами, детьми, Потьеном. По утрам вместе с женами он уходил в лес, чтобы, как объяснили индейцы, совокупляться. Через полчаса или через час они возвращалась, и вновь начиналась «перестановка».
Ко всему прочему, Таперахи, пользуясь полигамной привилегией, иногда предоставлял своих жен товарищам и гостям для любовных утех. Потьен был не только заместителем Таперахи в вопросах управления деревней, он принимал активное участие в семейной жизни, иногда даже готовил для детей, кормил их, пользовался милостями хозяина. Что касается иностранцев, почти все путешественники XVI века обращают внимание на невероятный либерализм вождей тупинамба. Когда я приехал в деревню, законы гостеприимства тоже сделали свое дело: Таперахи, пытаясь показаться мне радушным хозяином, отдал Ианопамоко индейцу Абайтару, правда, она оказалась беременной. Вплоть до моего отъезда она делила с ним гамак и пищу.
Однако, как признался мне Абайтара, этот поступок был далеко небескорыстным. Таперахи предлагал отдать Ианопамоко насовсем, но взамен требовал у Абайтары его маленькую дочь – Топехи, которой в то время исполнилось всего восемь лет. «Kari-jiraen taleko ehi nipoka», – говорил он мне, что означало: «Вождь хочет жениться на моей дочери». Сам Абайтара не очень-то желал жениться на Ианопамоко, ведь девушка была больна: «Она даже не сможет пойти на реку за водой». К тому же, условия такого обмена казались ему несправедливыми: взрослая парализованная женщина и здоровая, полная жизни маленькая девочка. У Абайтары были другие надежды: вопреки желаниям Топехи, он собирался в недалеком будущем взять в жены двухлетнюю малышку Купекахи, которая будучи дочерью Такваме, принадлежала к одному с ним клану такватип, и Абайтара в сущности был ее дядей. В свою очередь, Такваме, по условиям «брачной сделки», была обещана индейцу из другого племени – Пимента-Буэну. Таким образом было бы восстановлено семейное равновесие, поскольку Таквари, со своей стороны, был «обручен» с малышкой Купекахи, но в результате всех этих «супружеских торгов» Туперахи лишился бы двух жен из четырех, однако с помощью Топехи возвратил бы одну.
Каким был исход этих обсуждений, я не знаю; но в течение двух недель совместной жизни они вызвали напряжение между главными действующими лицами, и ситуация становилась иногда тревожной. Абайтара был одержим мечтами о своей двухгодовалой невесте, видя в ней, несмотря на его тридцать или тридцать пять лет, супругу, близкую его сердцу. Он делал ей маленькие подарки, и когда она резвилась на берегу, он любовался и меня заставлял любоваться ее маленьким крепким телом: какой красивой девушкой она станет через десять или двенадцать лет! Несмотря на годы вдовства, это долгое ожидание не пугало его; правда, он рассчитывал, что Ианопамоко скрасит ему это время. В нежных волнениях, которые ему внушала маленькая девочка, смешивались простодушные эротические мечтания, обращенные к будущему, отцовское чувство ответственности по отношению к маленькому существу и сердечная забота старшего брата, у которого поздно появилась сестричка.
Неравенство в распределении женщин усугубляется еще и обычаем левирата, согласно которому вдова была обязана снова выйти замуж за родственника мужа, как правило, за его брата. Так, например, случилось с Абайтарой: против своей воли он взял в жены вдову покойного брата – нужно было подчиняться порядкам, заведенным в семействе, да и сама вдова настаивала на этом, «постоянно крутилась вокруг него». Кроме того, у племен тупи-кавахиб существовал и обычай братского многомужия. Например, у тщедушной, едва достигшей «брачного возраста» Пенханы было несколько мужей: между собой ее делили Кара-муа, его брат Таквари, а также Валера, состоявший с ней в некровном родстве. Об этом союзе говорили: «Он одолжил свою жену брату», поскольку «брат брату не завидует». Как правило, деверь и свояченица не то чтобы избегали общения, но предельно сдержанно относились друг к другу. Когда мужчина «одалживал» женщину брату, родственники продолжали разговаривать непринужденно. Братья болтали, смеялись, ели за одним столом. Однажды, когда Таквари «взял у брата» Пенхану, мы вместе завтракали, и Таквари попросил своего брата Карамуа «позвать Пенхану, чтобы она тоже покушала»; хотя Пенхана была не голодна, поскольку они с мужем уже поели, она все же пришла, съела немного и удалилась. Абайтара тоже оставил нас и отправился завтракать с Ианопамоко.
Принципы многомужия и многоженства соответствовали тем задачам, которые поставил вождь перед тупи-кавахиб. Спустя две недели, простившись с индейцами намбиквара, я вдруг осознал, насколько по-разному могут решаться одни и те же проблемы даже в соседних племенах, живущих очень близко друг к другу. Полигамия была распространена и среди намбиквара, и среди тупи-кавахиб, но Таперахи обладал рядом «брачных преимуществ», и поэтому в деревне, которой он управлял, число потенциальных мужей не соответствовало числу «свободных женщин». Однако вместо того чтобы, как тупи-кава-хиб, ввести принцип многомужия, намбиквара допускают гомосексуальные отношения среди подростков. Тупи-кавахиб считают подобную связь ущербной и осуждают ее. Лери насмешливо написал о предках этого племени: «Когда они ссорились, то иногда называли друг друга “тивир” (индейцы тупи-кавахиб произносили похожее слово “теукурува”), это переводится как – “мужеложец”, из этого можно сделать вывод (хотя я не берусь ничего утверждать), что они осуждали подобное поведение».
В племени тупи-кавахиб институт вождей был организован сложно, и наша деревня сохраняла с ним по сути лишь символическую связь. Так в обнищавшем королевстве верный рыцарь становится простым камергером, чтобы спасти престиж короля. Этим рыцарем для Таперахи оказался Потьен. Он с таким усердием и глубоким уважением служил вождю, что и другие члены группы держались с должной почтительностью. И со стороны порой возникало ощущение, что «Таперахи еще держит власть», как некогда Абайтара, у которого в подчинении было несколько тысяч индейцев. В те времена группа лиц, представляющая свое племя на совете вождей, своеобразный «двор», состояла из четырех «сословий»: вождь, охрана, юные воины и свита. Вождь имел право казнить и миловать. В XVI веке осужденных топили в воде, это поручали делать юным воинам. Однако вождь заботился о своем племени и умел вести переговоры с иностранными торговцами. В его находчивости я имел случай убедиться лично.
У меня был небольшой алюминиевый котелок, в котором мы варили рис. Однажды утром Таперахи, взяв с собой в качестве переводчика Абайтару, пришел ко мне с просьбой одолжить эту посудину, взамен он обещал постоянно, пока я живу в племени, снабжать меня кауи. Я пытался объяснить, что у нас нет другой кухонной утвари, а пока Абайтара переводил, с лица Таперахи не сходила радостная улыбка, словно любое мое слово для него означало только безоговорочное согласие. И действительно, когда Абайтара перевел, что я не могу выполнить эту просьбу, Таперахи схватил котелок и, не церемонясь, положил вместе с остальным своим снаряжением. Я ничего не мог с этим поделать. Впрочем, он сдержал свое обещание и в течение целой недели нам приносили отличную кауи, с добавлением маиса и токари. И я располагал этим напитком в огромных количествах, ограниченных лишь заботой о слюнных железах трех малышек.
Этот случай напомнил мне слова Ива д’Эвре: «Если кто-то из индейцев хочет заполучить какую-нибудь вещь, он откровенно говорит о своем желании. Даже если этот предмет очень дорог его первообладателю, то он отдаст его немедля, однако с условием, что если у просителя есть другая вещь, которая нравится дающему, ее отдадут ему по первой же просьбе».
Роли своего вождя тупи-кавахиб понимают не так, как намбиквара. Стремясь объяснить окружающим, что он для них значит, тупи-кавахиб говорят: «Вождь всегда весел». Удивительная энергичность, с которой Таперахи принимается то за одно, то за другое дело, лишний раз подтверждает это определение. Но статус Таперахи объясняется не только особенностями его характера. У тупи-кавахиб, в отличие от намбиквара, власть передается по наследству от отца к сыну: Пвереза в свое время сменит своего отца, несмотря на то, что он младше своего брата Камини. Имеются и другие сведения, подтверждающее своеобразное превосходство младшего сына над старшим. В племенах намбиквара ситуация была противоположной. В прошлом одной из обязанностей вождя была организация праздников, на которых он был «хозяином» и «господином». Мужчины и женщины расписывали тела (с помощью фиолетового сока неизвестного мне растения, который использовали также при оформлении глиняной посуды), звучала музыка, пели песни, танцевали. Четверо или пятеро музыкантов играли на больших дудках: их делали из бамбуковых стеблей длиной 1,2 метра, к концу которых крепилась маленькая трубочка с язычком, небольшая прорезь сбоку закрывалась пробкой из древесного волокна. Когда «хозяин» праздника подавал знак, индейцы носили одного из музыкантов на плечах: это была игра-состязание, похожая на mariddo в племени бороро или на «пробежку с бревном» у индейцев жес.
Созывали на игрища заранее, чтобы участники успели поймать и закоптить мелких животных (крыс, обезьян, белок), связку которых они надевали на шею.
Когда играли в «колесо», делились на две команды – младших и старших. Участники игры собирались на круглой полянке, что была в западной части деревни, а два метателя, по одному из каждой команды, располагались друг против друга: один – в северной части, другой – в южной. Они раскачивали два круглых деревянных колеса, сделанных из спила стволов, а затем отпускали их катиться по деревне, другим игрокам нужно было попасть в обруч стрелой. Попавший забирал стрелу у команды соперников. Эта игра удивительным образом напоминала развлечения североамериканских индейцев.