Она остановилась, уперев руки в толстые бока, и покачала головой. Зрачки-щёлочки в жёлтых глазах распахнулись темнотой.
Ночью я несколько раз просыпался, крутился на горько пахнущем жёстком матрасе, слушал позвякивание стеклянных бусин на концах оконных нитей. Где-то хлопнула дверь, и движением воздуха поколебало завесу, потерявшую в сумерках цвет. Это чужое место, я здесь один, вдали от дома. Далёкого, как сон.
Я встал, завязал полог шнуром и снова лёг. Одеяло укутало плечи, и видимые теперь звёзды пели неслышную песню с нагого бездонного неба. Где-то среди них — мой дом. Я его вижу, а значит, он есть.
— Толвен, привет! — Котик проскользнул в комнату и замер.
Малолетний непоседа прекрасно знал, что я уже не сплю. Зелёные глаза горели в полумраке утра. Полотняная безрукавка перехвачена на животике кожаным ремнём, через плечо перекинута сумка.
— Привет, Котик, — кивнул я. Теперь не удастся выбраться незаметно. — Не спишь? Секретные дела?
Я надеялся, что он что-то разузнает и ускользнёт. Любопытный парнишка наслаждался подарком судьбы в виде меня, разнообразившего размеренную жизнь городка и его, Котика, в особенности. Бесконечные «почему», «как» и «для чего» стали привычным фоном всегда, когда Котик не спал и не носился с другими мальчишками по улице.
— Я с тобой! — он важно кивнул головой. — Смотреть на Деву.
— Миу-А утопит меня под скалой, если я уведу её сына. Я не согласен бояться, что с тобой что-то случится.
— Я думал, мы друзья, — опустил хвост Котик.
— Друзья, — покладисто согласился я. — И даже если Миу-А отрежет мне уши, всё равно будем друзьями. Но ты же не хочешь, чтобы я жил всю жизнь без ушей?
Котик задумался. Он демонстративно повздыхал, наблюдая, как я собираю рюкзак: камеру, миниконсоль, обыкновенный блокнот и пару механических карандашей. Немного подумав, я закинул в чехол ламлас, при помощи которого полностью усвоил десять минут назад дополнение к языку — архаичное наречие призраков. Парнишка душераздирающе поглядел исподлобья, когда я почесал его за серым ушком, и остался на пороге опустевшей комнаты.
Острый запах холодного моря обрушился, заполнил мир до небес.
Я был чайкой, одинокой осенней чайкой, зависшей между мирами. Утренний свет серебрил валуны, осыпал пеплом истерзанный непогодой желтоцвет. Туман цеплялся за кусты щупальцами, клочьями сползал к морю.
Она была там. Обернулась, чёрные глаза на белом лице глянули удивлённо.
— Хорошая погодка, — сказал я и присел на камень. Он был жёстким и влажным. Призрачная незнакомка молчала.
— Толвен, — я хотел было подать руку, но тут же спрятал её. Девушка же бесплотная.
Приезжая сюда за легендами, я и подумать не мог, что увижу настоящего призрака. Вообще в мистику не верил, хотя сказки о привидениях любил, но всю жизнь считал их… ну… сказками. Теперь же самое настоящее сверхъестественное существо сидит и напряжённо сверлит меня глазами. Тонкий силуэт, белая одежда, овальное лицо с округлым подбородком. С другой стороны, появилась возможность узнать что-то невероятное из первых уст, так сказать. Нужно быть аккуратнее, не выплёскивать по-котиковски миллион вопросов сразу.
— Мне кажется, даже привидению иногда нужно побеседовать, — сказал я. — Тогда моё исчезновение придаст твоему одиночеству особую прелесть.
— Я Лита, — мне показалось, или уголок её рта дрогнул в усмешке? — Я отвыкла беседовать. Не помню…
— Если надоем, сразу говори, хорошо? — мне стало её жалко. — Чтобы я успел сбежать до наложения проклятия.
Вот теперь девушка точно улыбнулась.
— Я не… — она наморщила лоб, чёрные волосы затрепетали языками пламени. — Не проклинаю. Просто жду.
Вспомнилась тоска в чёрных глазах, когда увидел её в первый раз.
— Ждёшь кого-то с моря? — спросил я.
— Людей, — прошептала призрак, голос окутывал со всех сторон. — Все ушли, остались только кошки.
Как интересно! Кажется, я услышал начало легенды! Нужно всё хорошенечко запоминать, детали могут быть важными. Я расчехлил миниконсоль и приготовился спрашивать и записывать:
— Куда ушли? — очевидно, кошками Лита называла ушастый народец этой планеты.
— К звёздам, — девушка закрыла глаза и обхватила себя руками. — Большие корабли улетели навсегда. И Лео тоже.
Похоже, это призрак представительницы расы, покинувшей планету… или вымершей? Маленькая трагичная нота в симфонии сгинувшего народа.
— Корабли взлетали и взлетали, — подтвердила догадки Лита. — Я ждала Лео, а он не вернулся. Забыл меня. Пустые улицы, машины, почти никого. А потом кошки стали умными. Я жила в лаборатории и ждала Лео, ждала…
— Ты была создана в лаборатории? — мировоззрение отчаянно хотело вернуться к логичным образам. Её нынешний облик мог быть продуктом технологий.
— Я… живу там, — девушка посмотрела на меня.
Солнце прорвало пелену туч, косые лучи упали в море, и вода расплавилась оловянными лужицами. Лита стала ещё более прозрачной, пальцы истончились в контуры.
— Приходи… пожалуйста, — голос истаял до неразличимости, и призрак исчез.
Я, наверное, дурак.
Аборигены и так считают меня и прочих эльдов слишком любопытными и неосторожными, но сейчас даже я понимал, что делаю страшно опасную вещь.
Из-под ботинок посыпались, поскакали вниз мелкие камешки. Главное, не думать, что там, за краем. Ведь у меня нет снаряжения. Поскользнётся нога на сыром склоне — и упаду вниз, вслед за шарфиком, в мясорубку водоворота. К горлу подкатил ужас, и я его затолкал обратно. Жёсткая трава резала пальцы, камни подставляли слюдяные бока под подошвы. Вот он, выступ — неширокий балкон над кипящим морем.
Я прижался к неровной чешуйчатой стене, натянул капюшон. Белые звёздочки и гибкий желтоцвет топорщились под ногами, дрожали на ветру и кивали на расщелину в скале. Я отряхнул вымазанные в глине ладони и заглянул внутрь. Разве можно вернуться сейчас и всё оставить? Конечно, нет!
И я двинулся в темноту.
Дорогу преградила дверь. Не деревянная, созданная трудолюбивыми мягкими лапками, а металлическая, с полосами облупившейся серой краски. Не знаю, что за металл противостоял эрозии тысячу лет, но запорный механизм посыпался бурой струйкой ржавчины, когда я потянул створку.
Она была там. Я сразу понял, что это Лита. Проектор замерцал знакомым лицом в чёрном ореоле волос, осветил пыльную крышку похожего на автоклав сосуда. Под полупрозрачным пластиком пульсировал артериями живой древний мозг.
— Это я, — сказала Лита. — Хочу, чтобы ты убил меня.
— Нет! — обмотанный зелёной безрукавкой меховой клубок — Котик — выкатился из-за спины. Парнишка яростно топорщил усы. — Тебе всё равно, — кричал он, — а Толвену жить дальше! Я согласен дружить с Толвеном, даже если мама отрежет ему уши, но если он убьёт…
— Котик? — удивился я. — Ты шёл за мной?
— Я сам по себе! — он выпятил живот и сложил лапки на груди, продолжая свирепо зыркать на Литу.
— Я же не настоящая, — сказала она. — Всего лишь память, дух. Я умерла тысячу тридцать семь лет назад, когда не вернулся из командировки мой любимый человек. Мы даже не поженились. Я ждала и ждала, словно выполняла программу, но теперь проснулась и не хочу больше ждать. Лео давно умер, он не вернётся. И я к нему попасть не смогу…
Я поёжился.
Тысячу лет в тёмной забытой норе, среди металлических стен, пыли и стекла. Здесь всё сохранилось в целости и сохранности, словно время потеряло власть над материей. У столов притаились кресла, на полках поблёскивали экранами и металлом приборы. И в то же время помещение казалось нежилым, зыбким. Обивка потускнела, впитала в себя холод, в углах мерцала пыль, топорщились жгуты кабелей. Пахло запустением и электричеством.
— Я могу забрать тебя в другой мир, — сказал я Лите. — Это трудноосуществимо, но возможно. Не обещаю, но, думаю, можно надеяться на новое тело. Я могу увезти тебя.
— Спасибо, Толвен, — она улыбнулась и стала почти осязаемо-живой, — за то, что хочешь спасти. А ещё за то, что пришёл, словно из сказки, когда я уже тысячу лет не верила в волшебство, эльфов и Деда Мороза. Ты доказал мне, что легенды существуют на самом деле, а ещё сделал кое-что очень важное. Но я устала и хочу исчезнуть.
Я разрывался между желанием спасать насильно, жалостью понимания и ужасом перспективы стать убийцей.
Парадоксально — поверив в собственные детские сказки, Лита одновременно отказалась от надежды и веры в чудо.
— Что это за место? — Котик деловито покрутился на продавленном сиденье. — Царство под холмами должно быть не таким! Толвен, а когда мы вернёмся, дома уже пройдёт триста лет?
— Хотела попросить… Спасти не меня, а машину времени, — продолжила Лита. — Я потратила на неё жизнь. Машина несовершенна — это экспериментальный образец. Я не успела сделать её настраивающейся, потому точка привязки — в минус тысяча тридцать седьмом году — задана в конструкции. Принципы работы машины изменят мир. Это моё детище, хочется, чтобы она пригодилась. Это важно. — Лита кивнула, неясный свет вспыхнул над установкой за стеклянной перегородкой.
Машина времени? Она бывает?
Дыхание перехватило. Машина времени была изобретена вот этой девчонкой тысячу лет назад? Что-то на дне души перевернулось. Принцип перемещений во времени — ещё более ужасная вещь, чем убийство. Я гуманитарий, но даже я понимаю, что, хотя машина ограничена в функциях, открытие принципа встряхнёт Вселенную.
Котик, однако, не заморачивался.
— Это всё-таки царство под холмами! — он принял всё своим невзрослым умишком, как само собой разумеющееся, и метнулся к тусклой увитой кабелями конструкции.
Я почти на автомате стал набрасывать в блокноте детали истории, так похожей на легенду. Лита продолжала щебетать об ограниченности, которую не смогла побороть, находясь в бесплотности, о сверхтонких взаимодействиях и принципе проекции во времени, о задаче множественного присутствия, когда на меня обрушилось чувство безысходности. Я услышал тихий треск, как от статического электричества. Не отдавая себе отчёта, кинулся к светящейся машине времени, к удивлённо растопырившему ушки Котику — успел ухватить его за зелёное сукно жилетки. Жидкое ледяное сияние лизнуло душу, тело на мгновение вывернуло наизнанку, и я упал, прижимая Котика к себе.