— А вот и мы, — весело объявил Джим. Когда они спустились, он сказал малышу, которого он вёл за руку: — Илидор, познакомься: это Элихио. Он наш гость.
— Привет, — сказал ему Элихио.
Малыш заулыбался до ушей и уткнулся в край белого манто Джима: на него вдруг накатила застенчивость. Лорд Дитмар взял его на руки, и они вышли на крыльцо. Задумчиво падали хлопья снега, ветви деревьев блестели в сиреневатом свете садовых фонарей, как обсахаренные. Эгмемон, поёживаясь, оглядывался по сторонам:
— Ну, где этот папаша?
— Я здесь, — тут же отозвался молодой голос.
Садовник Йорн нерешительно приблизился к ним, стаскивая свою синюю шапку с бритой головы. Малыш на руках у дворецкого оживился и потянулся к нему ручками:
— Па!
Йорн сделал ещё один шаг и протянул руки к ребёнку, вопросительно глядя на Джима. Джим кивнул, и садовник взял малыша на руки. Элихио не совсем понимал, какое отношение садовник мог иметь к приёмному сыну лорда Дитмара и Джима, но судя по словам дворецкого и выразительному восклицанию самого малыша, он являлся его отцом. Они спустились с крыльца и неторопливо пошли по широкой дорожке, чуть присыпанной пушистым чистым снегом, мимо спящих деревьев и сиреневатых шаров фонарей. Садовник с ребёнком на руках шёл на почтительном расстоянии позади.
— Элихио, вы позволите мне опереться на вашу руку? — спросил Джим. — Милорд Дитмар занят, он несёт Илидора, а вы свободны.
Элихио вопросительно взглянул на лорда Дитмара. Тот кивнул.
— Прошу вас, — сказал Элихио, подставляя Джиму руку.
Маленькая ручка в белой перчатке почти невесомо легла на его руку возле локтя, и Элихио ощутил странное волнение — сначала кожей, а потом и всем нутром.
Сзади донёсся звонкий детский голосок, и Элихио обернулся. Йорн забавлял малыша, дёргая за склонённые ветки деревьев и стряхивая с них снег. Ребёнку тоже захотелось дёрнуть за ветку, чтобы упал снег, и Йорн приподнял его повыше, чтобы тот мог дотянуться. Малыш дёрнул, и снег осыпал их обоих. Серино недоуменно встряхнул головкой, а Йорн засмеялся. Он снял шапку и отряхнул её, ударив о бедро, потом снова надел. Малыш ухватился за козырёк и надвинул ему шапку на глаза. Джим, заметив интерес Элихио к тому, что происходило позади них, улыбнулся и сказал:
— Вообще-то, Серино — не наш родной ребёнок, мы взяли его из приюта на Мантубе. Его родной отец — Йорн. Он сам с Мантубы, из центра по подготовке персонала… В общем, он клон. Мы не расспрашивали его, каким образом получилось, что у него родился ребёнок, теперь это уже неважно… Важно то, что ребёнка у него забрали в приют, где он мог лишь изредка навещать его. А когда его направили на работу, взять малыша с собой ему не позволили. Они расстались бы навсегда, но…
Джим на мгновение замялся, и за него закончил лорд Дитмар:
— Но моему спутнику пришло в голову забрать Серино из приюта и привезти сюда. Он увидел его фотографию у Йорна в домике и стал требовать, чтобы я непременно полетел на Мантубу и привёз ему этого очаровательного кроху. И это притом, что у нас и так уже есть Илидор и ещё двое малышей на подходе! Мне не оставалось ничего другого, как только лететь туда.
— Вы так говорите, милорд, как будто это была бессмысленная прихоть, — заметил Джим. — Я лишь хотел вернуть Йорну его ребёнка.
— Ну разумеется, — улыбнулся лорд Дитмар. — Но когда я объяснил это в приюте, мне отказали. Там сказали, что у Йорна нет возможности обеспечить ребёнку достойное существование.
— Но он же отец, — удивился Элихио. — У него есть права на ребёнка, хоть он и клон.
— Ты думаешь, я им этого не говорил? — усмехнулся лорд Дитмар. — Я им целый час пытался доказать, что родной отец имеет право воспитывать своего ребёнка сам, даже если он является клоном из Мантубианского центра. Но у них, похоже, там свои законы… Кончилось бы тем, что меня попросту выставили бы оттуда, но я не привык уходить с пустыми руками. Вернуться домой без ребёнка и огорчить Джима? Нет, не бывать этому, сказал я себе. Я решил любым способом забрать ребёнка, и такой способ всё-таки нашёлся. Мне пришлось оформить над малышом опекунство — только при этом условии руководство приюта соглашалось его нам отдать.
— Зато теперь Йорн видится со своим ребёнком каждый день, — сказал Джим. — Лучше так, чем вообще никогда больше его не увидеть. Это было бы ужасно! Если бы у меня забрали Илидора… Страшно представить!
С этими словами Джим приподнялся на цыпочки и жарко поцеловал Илидора. Малыш запросился на землю: он хотел идти сам. Лорд Дитмар спустил его на дорожку, и
Илидор тут же засеменил вперёд.
— Дори, ну, куда ты? — окликнул его Джим. — Не беги, упадёшь!
— Ничего страшного, — усмехнулся лорд Дитмар. — Он так укутан, что ушибиться ему будет трудно.
— Не убегай далеко, милый! — крикнул Джим вслед Илидору.
— Папуля, догоняй! — закричал тот.
— Папуле нельзя бегать, детка, — ответил Джим. — У него в животе два твоих братика, а это тяжело!
Илидор убегал всё дальше и дальше, и Джим забеспокоился. Пришлось лорду Дитмару его догонять и вести назад. Серино между тем, по всей видимости, уснул у Йорна на руках, и тот нёс его, бережно прижимая к себе, как своё самое дорогое сокровище, и с нежностью глядя в его личико. Видимо, он был счастлив в эти минуты. Джим взял Илидора за ручку, и они продолжили прогулку уже спокойно и чинно. Элихио не заметил, как они пришли к крыльцу: прогулка была окончена. Когда они поднялись, Эгмемон, как будто точно знал момент их возвращения, отворил им дверь. Джим с Илидором, лорд Дитмар и Элихио вошли, а Йорн не переступил порога. Пред тем как отдать ребёнка Эгмемону, он ещё несколько мгновений пожирал его взглядом, полным тоски и любви, потом осторожно поцеловал приоткрытые губки малыша и только после этого с видимой неохотой отдал. Эгмемон, принимая ребёнка, проворчал:
— Да когда же приедет этот специалист по детям? Скорее бы уж, а то я мало того что дворецкий, так теперь ещё и нянька! — И тут же, взглянув в личико спящего ребёнка, улыбнулся и умилённо проговорил: — Ах ты моя прелесть! Уснули…
Илидор, ещё недавно бегавший, резвившийся и хохотавший, теперь был довольно сонным и еле переступал ножками, и лорд Дитмар взял его на руки. Джим, лорд Дитмар и дворецкий исчезли за большой бежевой портьерой на втором этаже, и Элихио не знал, что ему делать и куда идти, поэтому он стал ждать. Через пару минут лорд Дитмар вышел. Увидев Элихио, он проговорил:
— А, ты всё ещё здесь, дружок?
Элихио молчал, опустив глаза. Лорд Дитмар подошёл к нему, взял его за руки и спросил, пытливо заглядывая ему в глаза:
— Что с тобой, Элихио? Ты выглядишь таким бледным и подавленным… Ты плохо себя чувствуешь?
Элихио не знал, куда деваться от его проницательного и ласкового взгляда. Он сам не знал, чем для него было пребывание в этом прекрасном доме — пыткой или радостью. Пожалуй, он чувствовал себя здесь лишним.
— Дитя моё, ну, скажи хоть слово, — проговорил лорд Дитмар, с нежной настойчивостью пытаясь прочесть его мысли.
— Наверно, я просто немного устал, милорд, — чуть слышно проронил Элихио.
— Тогда идём, я провожу тебя в твою комнату, — сказал лорд Дитмар.
Не выпуская руки Элихио из своей, он повёл его вверх по лестнице с витражными окнами, сквозь которые по утрам, наверное, сюда проникало солнце, наполняя лестничные пролёты цветными переливами. Они поднялись на четвёртый этаж, прошли по коридору и остановились перед дверью. Отворив её, лорд Дитмар сказал:
— Это комната Даллена. Располагайся, чувствуй себя как дома.
Комната оказалась неожиданно небольшой, с единственным стрельчатым окном без витража, под которым стояла кровать. Были также два шкафа, туалетный столик и зеркало, тумбочка с лампой и кресло. На полу лежал мягкий ковёр, на окне — бежевые шёлковые занавески. На полу возле одного из шкафов стояли сумки Элихио.
— Если захочешь помыться, ванная на втором этаже, — сказал лорд Дитмар. — Смотрителя ванной комнаты зовут Эннкетин. Сегодня я тебя покидаю, уж прости… Всё никак не могу закончить мою книгу, надо написать хоть несколько строчек. Увидимся утром. Отдыхай, пусть ничто тебя не тревожит. Спи крепко.
Ещё немного подержав руки Элихио в своих, лорд Дитмар вышел. Оставшись один в комнате, Элихио сел на кровать. На туалетном столике стояла фотография в рамке, на которой были они с Далленом. У Элихио была точно такая же. Комната была в идеальном порядке, постельное бельё дышало свежестью, нигде не было видно ни пылинки, на оконном стекле не было ни пятнышка, но несмотря на это Элихио сразу почувствовал здесь дух Даллена. Он жил здесь, спал на этой кровати и одевался перед этим зеркалом, смотрел в это окно и ступал по этому ковру. В ящичке туалетного столика Элихио нашёл его вещи: расчёску, духи, маникюрный набор, разные мелочи. Перебирая их, Элихио чувствовал: эти вещи принадлежали Даллену, на них ещё как будто сохранилось его тепло. Элихио понюхал духи и узнал их, глаза сразу защипало от близких слёз, а сердце защемило. Даллен улыбался ему с фотографии.
Спать ему не хотелось, грудь стеснялась от печали. Он достал из сумки фотографию отца и поставил на туалетный столик рядом с их с Далленом фотографией. Несколько минут он сидел, глядя на них, потом встал и открыл дверцы шкафа. Там висела одежда Даллена. Сердце Элихио сжалось. Перебирая одежду, он нюхал её, и ему казалось, что она всё ещё хранила запах Даллена. К его горлу подступил невыносимый ком. Взяв одну из рубашек, которая, как ему казалось, ощутимее всех пахла Далленом, он сел с нею на постель, зарылся в неё лицом и заплакал.
Уткнувшись в подушку и вдыхая запах чистоты, исходивший от наволочки, он закрыл глаза. Некоторое время он думал о разном, вспоминая свои сегодняшние впечатления: дорогу сюда, уютный свет приборной доски во флаере, бритоголового Йорна с лопатой, смущённое и робкое движение, каким он стаскивал с лысой головы свою синюю шапку с козырьком, блеск феонов на изящной шее Джима. Его мысли снова вернулись к Йорну и его истории, он снова и снова вспоминал нежный взгляд, которым Йорн смотрел на малыша. Что-то симпатичное и подкупающее было в этом большом парне