В доме у гостеприимной тетушки Згура ждал обед о пяти переменах блюд. Черемош уже вернулся, но, странное дело, почти ничего не ел и главное — молчал. Не требовалось особой догадки, чтобы сообразить — с парнем что-то не так. На «бычар» нарвался, что ли? Но на красивом, слегка смуглом лице не наблюдалось ни синяков, ни царапин, к тому же Згур уже знал — дракой такого не испугаешь, скорее раззадоришь. Значит, если дело не в разбитом «грызле» и если Черемош ничего не рассказывает при тетушке…
Поговорили после обеда. Вернее, говорил Черемош. Как только они зашли в комнату, он с грохотом захлопнул дверь и треснул кулаком об стену.
— Я… Я его убью!
Чего-то такого Згур и ожидал. Оставалось узнать, на кого пал гнев горячего парня. Может, какой-то «бычара» просто толкнул сына войта на людном перекрестке?
— Убью! — Кулак вновь ударил о стену. — Нет, я его на поединок вызову! Я ведь дедич! Згур, ты правила знаешь?
— Поединков?
— Да, наставник прав — за ложь приходится платить. Назвался дедичем! Тем более дедичей после Великой Войны в Крае почти и не осталось, а которые уцелели — тихо живут, о правах своих и не вспоминают. Правда, ребята из Кеева войска рассказывали…
— К старейшине рода идти надо. Или к тысяцкому городскому. Если он разрешит, тогда собирается народ…
— Нет! — Черемош наморщил нос. — Не годится! По правилам вызванный вместо себя бойца выставить может, особенно если родом знатнее…
Згур и виду не подал, хотя подумать было над чем. Это кто же знатнее сына дубеньского войта?
— Я бы его! С третьего удара! Ты как, Згур, на мечах умеешь?
—Учили…
Учили его крепко. Жмайло, огромный рыжий сполот, гонял их с раннего утра, приговаривая: «Давай-давай, волотичи, жабы трясинные! Тут вам ваша Мать Болот не поможет!» Наставника прозвали Отжимайло — и было за что. Молодые ребята, первый год как попавшие в Учельню, обижались на «жаб» и «волотичей», требуя, чтобы наставник называл их как положено — «бойцами». На это Отжимайло лишь усмехался в огромные рыжие усы: «Бойцами станете, когда мой удар отобьете. А ну, жабы, бегом!»
— Учили! — усмешка у Черемоша вышла такая, что впору и обидеться. — А я в Дубене среди наших первый на франкских мечах был! Я б его! Могу и двуручник взять!..
Оставалось сохранять серьезное лицо, хотя представить себе компанию с серьгами да в лехитских кафтанах, орудующую франкскими мечами, было забавно.
— Нет, не получится. Не разрешат… Настроение у парня явно испортилось. Згур искоса взглянул на помрачневшего приятеля и решил, что пора.
— А я уезжать собрался…
— Домой? — без всякого интереса откликнулся Черемош.
— Нет, к румам.
— К-куда?!
Клюнуло! Теперь — осторожнее, не спеша. Хорошо, что этот разговор он продумал заранее.
— Ну, понимаешь… Я ведь в Вейске Края служил. Семь лет — не так и мало. Надоело, решил мир повидать. Думал, в Валине службу найду…
— Ночным сторожем?
Обидеться? Нет, нельзя. У парня просто привычка такая — над каждым словом язвить. То-то ему с «бычарами» рядом неуютно!
— Сторожам платят мало. Вначале думал в валинское войско, к Палатину, да не хочется вновь лямку тянуть. Эти дни походил, посмотрел — может, кому охранник нужен. Да все как-то… Палатин во дворец к себе волотича не возьмет, а к купчишке какому-нибудь идти нет охоты.
— Это верно! — оживился Черемош. — Купчишки — они тоже бычары! Отец из них веревки вьет, а какой дернется — враз в грызло! А что у румов?
— У румов? — Згур мечтательно улыбнулся. — А у румов — все! Там любой службу найдет! Ведь Рум-город, говорят, Валина в десять раз больше, а Коростеня — во все двадцать!
— Читал! — Глаза Черемоша блеснули. — Я ведь румский знаю! Не очень, правда, но фолии читать могу. Да, там только б серебро было! Знаешь, какая там жизнь?
— Не очень, — Згур вновь улыбнулся. — Вот и хочется поглядеть. Наймусь в охрану, поднакоплю серебра…
— Румы, румы… — задумчиво повторил Черемош. — Да, у румов, говорят, не то, что у нас. Вот, Кошик Румиец жил там, и теперь у Палатина первый человек!
О Кошике Румийце Згур, конечно, слыхал — как не слыхать! Он и румский учил — не для того, конечно, чтобы фолии читать. Кметово дело простое: «Стой! Бросай оружие! Кто воевода?» Воевода по-румски именовался странным словом «хилиарх». Но хилиарх хилиархом, а пора говорить о главном.
— Да и не достанут, если что…
— Как? — Черемош явно не понял, и Згур основательно пояснил:
— Я ведь не просто так из Вейска ушел. Было дело! В Крае мне оставаться не с руки, да и в Валине, пожалуй, тоже. Если захотят, найдут. А у румов…
Черемош задумался, затем резко кивнул:
— Точно! Так ты, значит, со своими разгавкался?
— Разгавкался, — охотно согласился Згур. — Одному… бычаре в… грызло двинул. А бычара сотником оказался.
— А! — Узкая ладонь рубанула по воздуху. — Все они, вояки, такие! Мне отец еще два года назад предлагал в войско поступить — десятником. А я решил — ну его! Бычарами вонючими командовать!
Ну конечно! Згур невольно вздохнул — сам он стал десятником лишь через пять лет — уже в Учельне. И то, если честно, не только благодаря своим заслугам. В Вейске помнили, чей он сын.
Разговор прервался, и Згур решил, что пока — хватит. Крючок заброшен, остается ждать, клюнет ли. А если нет… А если нет, он вновь встретится с той женщиной, вновь уложит ее на старый плащ — и она сделает так, что чернявому красавцу придется поспешить…
Згур спал чутко — многолетняя привычка не отпускала, и; когда дверь в маленькую комнатку растворилась, рука сама скользнула к лежавшему наготове кинжалу. Сквозь тьму неярко горел огонек маленького светильника.
— Згур! Эй, Згур! Ты спишь?
— Сплю…
Ответ был под стать вопросу, но сердце дрогнуло. Значит, началось! Черемош и в прошлые дни уходил куда-то за полночь, но тогда он не будил своего гостя.
— Згур! Згур! — его потрясли за плечо, и стало ясно — разговора не избежать.
— Я… Я спать хочу… — ~ Згур зевнул, всем своим видом показывая, сколь несвоевременно беспокоить соню, но Черемош вновь дернул его за плечо и, пододвинув табурет к ложу, присел рядом.
— Слушай, Згур… Как… Как лучше к румам попасть? Через Савмат?
— Савмат?
Спешить не следовало. Пусть Черемош думает, что гость еще не до конца проснулся.
Чернявый чуть не застонал от нетерпения:
— Ну… Ты, помнишь, говорил… К румам…
— А-а! — Згур махнул рукой. — Тоже мне, забота! Да к торговцам пристану, в охрану наймусь — и приеду. А морем, рекой — какая разница? Торговцы дорогу знают.Похоже, парень несколько растерялся.
— Да… Конечно, но… Ты же сам говорил, что тебя могут искать. За того бычару, которому ты в грызло двинул. Представь, за тобой приехали сюда, в Валин. Как отсюда к румам побыстрее?
Светильник горел скверно, но улыбаться было нельзя. Мать Болот, как все просто получилось!
— Если меня начнут искать, — наставительно начал он, садясь поудобнее, — то найдут быстро. И ни к каким румам мне не попасть. Границу перекрыть легко, тем более у Савмата. И к лехитам не поедешь — Палатин Ивор с ними договор заключил, чтоб беглых выдавать. Разве что на полночь, к аушкайтам или в Ольмин… Поэтому я сразу в лес уйду — в наш, волотичский. Там я каждую тропинку знаю. Пересижу зиму, а весной…
— Нет-нет! — нетерпеливо перебил чернявый. — Бежать надо сейчас!
— Мне? — лениво отозвался Згур. — Да ну его, лучше сдамся. Государыня Велга, глядишь, и простит. Извинюсь, виру выплачу — и все дела.
— Нам! Нам бежать надо! Мне и… — Парень вскочил, опрокинув светильник, и в комнате сразу же стало темно. — Ахты, Извир!..
Пока Черемош, поминая Извира, Косматого и нав с упырями, возился с огнивом, Згур пытался понять, как лучше поступить. «Догадаться? Или прикинуться, как говорили в Коростене, „опорком“? Нет, опорком лучше!..»
— Бычары на нас, что ли, пожаловались? Так ведь ссору они начали, убитых нет, а ранен я, а не они. К тому же мы с тобой дедичи, а они…
— Да Косматый с ними! — вновь перебил чернявый. — А, ладно, все равно все скоро узнают! У меня есть девушка. Мы с ней с детства знакомы, еще с Дубеня…
Теперь можно было слушать вполуха, тем более эту историю Згуру уже рассказывали. Да, жили рядом, вместе в бабки да во вьюна играли, затем первый раз на теремной лестнице поцеловались, затем в верности клялись под весенними звездами. И-и все. Родители увезли девушку сюда, в Валин. Черемош бросился к отцу, просил послать сватов, но дубеньский войт отказался, велев сыну навсегда забыть о суженой. Горячий парень, понятно, не послушал, помчался в Валин — и узнал, что девушку прочат замуж и дело это, считай, решенное. Значит, одно осталось — бежать вместе, да туда, где не достанут. А достать могут почти везде — родители у его любимой не простые дедичи.
Згур слушал и кивал, прикидывая, что имен Черемош не называет — все-таки опасается. Молодец, парень! Только придется тебе не только имена назвать, придется в ноги поклониться…
— Так ты этого жениха убить собирался?
— Ну… — Черемош, кажется, слегка растерялся. — Это я так… По горячке. Не в нем дело.
Згур даже отвернулся, чтобы лицо не выдало. Не в нем! А в ком же?
— На полдень, к Нистру, — он вновь зевнул, как можно убедительнее и с наслаждением растянулся на ложе. — До границы — лесами, потом — через горы, затем — вниз по реке, в Тирис. А туда часто румские галеры заходят, отвезут прямо до Рум города. Хотя нет, все равно нагонят! А не нагонят, сгинете. Места там скверные, вдесятером не пройти. Тем более — с девушкой…
Он сделал вид, что засыпает, но чернявый не отставал:
— Вдесятером — не надо! А если… Если втроем! Ты, я и… и она? Ты кмет, драться умеешь, и я тоже. Если что, отобьемся!
«И я тоже»! Згур поморщился. «Тоже»! Этого бы зазнайку на месяц-другой в Учельню! Или прямо на ледяную равнину Четырех Полей. Нет, туда не стоит, убили бы сразу, жалко парня!
— Глупости, — невнятно, словно сквозь сон, пробормотал он. — Втроем не проехать… И дюжине не проехать… Так своей девушке и скажи!