— Не без этого. Но какая радость в жизни, если в ней нет азарта, а?
Я в ответ на такое только хмыкнул.
— Ну… Давай сыграем.
— Преферанс? Очко? Манчьжурское кольцо? — тут же начал перечислять мой новый знакомый, — Или по классике, покер? Техасский холдем, омаха, с добором или без? С джокерами?
— Притормози, — рассмеялся я, глядя как в руках Василия мелькают карты, — Пошли, что ли, куда-нибудь в другое место. Хотя бы к озеру, погодка сегодня так и шепчет.
— Давай! У меня там есть излюбленное местечко!
В общем, следующие три часа мы играли в пятикарточный покер. Трубецкой оказался если не шулером, то очень опытным и хитрым игроком, и вскоре мой счёт опустел на десять тысяч.
В целом, я плюс-минус на такое и рассчитывал — усыпил его бдительность, а затем в три раздачи забрал всё назад, и ещё десятку сверху.
— Сильно! — почесал свою кудрявую голову Василий, — Никак не могу тебя раскусить… Ещё одну?
— Хорош на сегодня, — я отрицательно покачал головой, — Сыграем завтра, целый день свободен. А вообще я бы ещё в теннис попробовал, давно хотел.
— Ну, тут я тебе не помощник, — Трубецкой убрал карты в карман, — Спроси Пожарскую или Рыльскую, они обе играют. Вот только первая вообще ни с кем не общается, и всё в одиночестве на полянке в лесу торчит, а вторая — сука первостатейная. Капризная и требовательная, словно дочь самого Императора! С ней хрен общий язык найдёшь.
— Спасибо за наводку, — поблагодарил я, и отправился к себе.
Позвонил Илоне, поболтал с ней, написал Ане и Арсу, узнал, как дела у братьев, сообщил княжне Долгорукой, что её новое зеркало уже выехало — а затем немного поработал над новыми расчётами «заменителя вкусов», который забросил в последние месяцы.
А без четверти шесть за мной вновь явился всё тот же неприметный лекарь в халате и отвёл в огромный подвальный зал для первой процедуры в магических барокамерах. Переодевшись и оставшись в одних плавках и халате, я направился к центру зала.
Профессор Геллерштейн был уже там, и лично руководил процессом настройки оборудования.
— Первая процедура, Марк, — произнёс он, поздоровавшись со мной, и просканировав мою искру, — Вижу, все рекомендации вы сегодня выполнили на «отлично», так что… Ничего не бойтесь. И будьте готовы к необычным ощущениям. Придётся полежать долго, но не нужно переживать. Постарайтесь расслабиться и войти в состояние транса.
Я кивнул, и отдав халат ассистенту, лёг в барокамеру, установленную под углом в сорок пять градусов. Металлическая дверь закрылась, и вскоре я почувствовал, как вокруг меня начинает вибрировать энергия. Сначала было тепло, затем — холодно. А затем моя искра начала пульсировать, словно её наполняли новой силой.
Включив магическое зрение, я увидел, как миллионы энергетических жгутов, вырастая из каждого сантиметра металлической поверхности, тянутся к моему телу и мерно накачивают его энергией.
Постаравшись сделать так, как говорил Геллерштейн, я вновь погрузился в медитативное состояние — и даже не заметил, как прошли долгие четыре часа.
Когда процедура закончилась, крышка мягко уехала в сторону, и ассистент помог мне выбраться наружу.
Я покидал барокамеру с лёгкой дрожью в теле, слабостью и тошнотой.
— Всё нормально? — спросил профессор.
— Да, — ответил я, — Только чувствую себя очень слабым… Как во время похмелья…
— Это нормально. Со временем привыкните, — хмыкнул Геллерштейн, — Что ж, на сегодня мы закончили. Завтра отдыхайте и набирайтесь сил, а затем — продолжим.
Пока он что-то обсуждал со своими подчинёнными за панелью управления, я снова посмотрел на барокамеры и «взглянул» на свою искру.
Было очень любопытно посмотреть, изменилось ли в ней что-то после первого сеанса, и если да…
Так, стоп…
Это что, @#$%, такое⁈
Энергокаркас действительно укрепился — та самая сетка, которую создал Геллерштейн младший, будто вросла в ядро моей силы. Но… Теперь по всей энергетике перемещались крошечные, едва заметные даже моему магическому взору крупицы…
Проклятья⁈
Но как⁈ Как его в меня подсадили⁈ Я же весь день отслеживал своё состояние, и смотрел на барокамеру перед началом процедуры…
Остолбенев, я «присмотрелся» к чужеродным частицам повнимательнее — и тут же понял, что они потихоньку — о-о-очень медленно! — высасывают из меня жизненные силы! Настолько незаметно и медленно, что не обладай я магическим зрением — никогда бы этого не понял, и проходил с этой дрянью…
Пока она меня убьёт…
— Господин Апостолов? — заметив, что я замер у входа, Геллерштейн окликнул меня, — С вами всё в порядке?
Глава 22Клиника. Часть 4
13 июня 2031 года. Клиника «Тихое место», Облаков лес.
Я не стал обвинять профессора. Хотя бы потому, что был разумным человеком, и понимал — подобные замечания могут повлечь за собой о-о-очень много проблем. Во-первых — директор клиники мог быть не при делах. Во-вторых — при делах, и тогда меня отсюда точно не выпустят. В-третьих — если «во-вторых» верно, то у Геллерштейна возникнет закономерный вопрос — как я вообще обнаружил частички проклятья в своей искре?
А рассказывать о своих талантах я никому не собирался…
Поэтому просто кивнул, отправился в раздевалку, и под контролем целителя прошествовал в свои апартаменты.
Затем, повинуясь очередному приступу паранойи, угробил пару часов, проверяя комнаты на предмет скрытых камер, прослушивающих устройств и заклинаний. И лишь когда ничего не обнаружил — предпринял попытку вытравить из себя частицы проклятья.
Отловить пару десятков крупиц тёмной энергии оказалось несложно, и я тут же стряхнул их с пальцев в окно (убедившись, что под ним никого нет), но…
Стоило только взглянуть на искру снова, как я остолбенел — тёмные крупицы проклятья одна за другой снова появились в моей энергосистеме!
Дерьмо космочервей! Это как так вообще⁈ Я был совершенно точно уверен, что собрал их все…
Вторая попытка избавиться от проклятья окончилась тем же — частицы оказались за окном, но буквально через несколько секунд вновь появились в моей искре.
— Охренеть… — пробормотал я.
Это было какое-то тёмное самовозобновляемое заклинание, привязанное к моей энергетике. И привязано оно было — теперь-то я в этом не сомневался! — во время последней процедуры, в барокамере.
И что теперь делать?
Пораскинув мозгами, я прикинул, с какой скоростью частицы вытягивают из меня жизнь, и понял, что времени полно. Если даже каждую процедуру их количество будет увеличиваться, я протяну ещё лет десять-двенадцать.
Хреново умирать молодым, конечно, но я не собирался всё это время ждать. Более того — ждать я не собирался вовсе, и решил, что надо бы разобраться, что за хрень тут творится, прежде чем предпринимать хоть какие-то действия.
Первая догадка казалась самой адекватной — эти долбаные барокамеры заражают энергосистему мага тончайшим, незаметным проклятьем, а затем передают собранную жизненную силу обратно. Зачем? Да вариантов масса. Продажа живительных артефактов и зелий на чёрный рынок, или…
От следующей догадки я похолодел.
Передача собранной жизненной силы покровителям клиники, например!
Да нет, это бред… Клиника существует давно, и это бы кто-то да заметил. Тем более весьма опасно и глупо совершать подобные манипуляции с теми, кого сюда сами же покровители и рекомендуют…
Нет, тут что-то другое…
Размышляя над этой загадкой, я уснул.
Проснулся я рано, сам — но достаточно разбитым после всех вчерашних процедур. По привычке проверил искру — и удивлённо хмыкнул.
Несмотря на проклятье, высасывающее из меня жизненные силы, сама энергосистема явно пылала ярче, чем раньше! Получается, усиление всё же работает…
Приняв душ и одевшись, я отправился на завтрак, и снова сел за стол к Трубецкому, который выглядел немногим лучше меня. Приглядевшись к остальным пациентам, я понял, что вообще у всех молодых людей вид слегка… «Осунувшийся».
— Не клиника, а пыточная, да? — хмыкнул я, решая подобраться к нужной теме, — Из меня после этих барокамер будто душу вытянули…
— И не говори! — поддержал меня василий, поедая бутерброды с перемолотыми авокадо, тунцом и яйцами, — Но Геллерштейн говорит, что это естественная реакция тела на несоответствие темпам развития энергетики.
Он явно процитировал самого профессора.
— Так-то оно так, но я что-то переживаю… У меня было позднее пробуждение, да и спортом я раньше особо не занимался… Как бы чего не вышло…
— Да не переживай, тут давно не было несчастных случаев.
— Давно? — тут же уцепился я за слово, — То есть…
— Ну ты тихо только! — шикнул Василий, и быстро огляделся, — Тут… особо не любят об этом упоминать. Но сам понимаешь, в маленьком закрытом мирке людям особо заняться нечем, вот и судачат…
— Ты давай тему не меняй, раз уж начал! — попросил я, — Было такое, когда кто-то не выдерживал?
— Ну об этом предупреждают же, когда подписываешь документы.
— Так это о выгорании искры, а не о смерти!
— Да тише ты! Ну… Слышал я от одной целительницы из первой смены кое-что… Мы с ней… Гуляли в лесной зоне как-то вечером, и…
— Вася, дворяне о таких вещах не распространяются.
— Да-да, я в курсе, — ухмыльнулся Трубецкой, наливая себе кофе из кофейника, — Я к чему это — она болтушка страшная… Рассказала кое-что.
— Не томи уж! — мне даже делать вид, что интересно, не пришлось — это было правдой.
— Да короче, около года назад тут произошло несчастье. Молодая дворянка… Того.
— Умерла?
— Ага.
— Из-за процедур?
— Ну… Говорят, что у неё сердце просто слабое было, и не выдержало нагрузок. Но почему-то этот случай нигде в документах не зафиксирован. И в новостях его нет — уж я-то знаю, прошерстил всё, что только можно, прежде чем родители меня сюда отправили!
— И что дальше?
— Да ничего, — пожал плечами Трубецкой, — Целительница моя ничего особо больше и не знала, но сказала, что руководство об это ох как вспоминать не любит.