Я кивнул.
— А мой наследник заключил договор с эламитами. Он дал им клятву на крови — моей крови!
Юй скрипяще рассмеялся.
— А мои «верные» советники три дня назад попытались задушить меня во сне. Их кости теперь удобряют рисовые поля.
Тень пробежала по его лицу — буквально. Кожа на мгновение потемнела, обнажив нечто под ней — не мышцы, не кости, а… плывущие иероглифы.
— Но всё это цветочки, — прошелестел он, — Мы пришли не только ответить на твой зов, но и сообщить новость.
— Какую?
— Минос пал.
Тишина.
Даже фрески на стенах замерли.
— … Как? — наконец спросил я.
Ментухотеп повернул голову, и все глаза на его короне закрылись.
— Его убили в самом сердце лабиринта. Не просто убили — разорвали. Тело сожгли в пепле вулкана. Душу — распылили в море. Даже имя стёрли. Его убили «по настоящему», Ур-Намму… Отобрали бессмертие, и он… уже не сможет вернуться.
— Кто?
— Также, как и в нашем случае… Его собственные дети. Вот только если наши просто боятся, просто хотят свергнуть нас, то…
— Говори!
— Минос сам вложил оружие в руки своих убийц. Он раскрыл наши тайны. Нашу главную тайну…
— Проклятье!
Мой голос ударил в стены зиккурата, как таран. Каменные плиты под ногами треснули, а фрески с изображением богов осыпались, словно испуганные птицы.
Я не мог поверить.
Минос — один из первых, один из сильнейших, один из четырёх, что пришли в этот мир извне — раскрыл тайны? Добровольно?
— Он счёл, что его дети достойны, — Ментухотеп произнёс это с таким холодным спокойствием, будто обсуждал погоду, а не предательство, способное перечеркнуть тысячелетия власти, — Он верил, что кровная связь сильнее инстинкта власти.
Юй Великий хрипло рассмеялся, и его голос напоминал скрип древних жерновов.
— И теперь его кости кормят рыб в Эгейском море.
Эфир внутри меня вскипел.
Секреты.
Те самые, что давали нам силу «из-за грани» — из той тьмы, что лежит за пределами миров. Те, что позволяли возвращаться, даже когда смерть должна была быть окончательной. Те, что позволили нам преодолеть глубины космоса и построить здесь новый мир.
И теперь о них знали.
— Ты уверен? — я повернулся к Ментухотепу, и мои глаза горели, — Он рассказал им всё?
Фараон медленно кивнул.
— Достаточно, чтобы они нашли слабое место.
— А ты? — я резко шагнул к Юю, — Ты тоже болтаешь со своими детьми у очага, как старый дед?
Его лицо исказилось, кожа на щеках порвалась, обнажив на мгновение не плоть, а текучие письмена, выгравированные на самой сути его существа.
— Мои дети давно в земле. Я сам положил их туда — когда они впервые спросили «как».
Тишина.
А потом я взорвался.
Эфир рванул из меня, как буря.
Серебристо-бирюзовые молнии ударили в своды зиккурата, срывая каменные блоки, плавя их в лаву. Пол под ногами взорвался, и трещины побежали к центру зала.
— БЕЗУМЕЦ! — я не кричал. Я рычал, — Он предал нас! Предал всё, что мы строили!
Ментухотеп не шелохнулся. Его тенистый плащ поглотил осколки камней, не дав им долететь.
— Он думал, что контролирует их.
— Он умер! — я вскинул руку, и очередная волна энергии снесла половину колонн, — И теперь они придут за нами! За всеми!
Юй наблюдал за этим, скрестив руки. Его корни-волосы шевелились, будто чувствуя гнев земли.
— Уже идут, — просто сказал он.
Я сжал кулаки.
Гнев выгорал, оставляя после себя холод.
Холод и понимание.
— Значит, война? — спросил Ментухотеп.
Его глаза-украшения раскрылись, все до одного.
— Не война, — ответил я.
— Тогда что?
— Охота? — проскрипел Юй, — Мы найдём каждого, кто знает. И сотрём.
Он хлопнул ладонью по полу, и трещины срослись в мгновение ока.
— А детей… — правитель Ся улыбнулся, и в этой улыбке не было ничего человеческого, — … Им нужно напомнить, почему отцы становятся богами.
Тишина повисла в воздухе, густая, как смола.
Даже фрески на стенах замерли. Даже тени перестали шевелиться.
Они не понимали. Они думали, что ещё можно всё исправить — но это было не так. Секреты уже не являлись таковыми — и загнать джинна обратно в бутылку уже не получится.
Наступил конец эпохи.
Я смотрел на своих… союзников? Нет. На последних, кто ещё помнил каким этот мир был до того, как мы сделали его своим. На тех, кто пришёл извне вместе…
— Четверо, — мои слова упали в тишину, как камни в бездонный колодец, — Всего четверо знали. Теперь знают десятки. Завтра их будут сотни.
Ментухотеп стоял неподвижно, но глаза на его короне моргали — быстро, нервно.
— Убежище, — прошипел он.
— Уже нет, — я повернулся к Юю, — Ты чувствуешь это? Земля дрожит. Реки меняют русло. Даже звёзды… — Я указал вверх, в пролом потолка, где мерцали чужие созвездия, — … они уже не те, что были при нас. Дети Миноса начали движение. И уже не остановятся.
Юй склонил голову, соглашаясь с моими словами.
— Что ты предлагаешь? — спросил он наконец.
Я улыбнулся.
Без радости.
— У меня есть идея. Но она вам не понравится.
Ментухотеп замер.
— Говори.
Я сделал шаг вперёд.
— Мы уходим.
Тишина.
— Ты предлагаешь бежать⁈ — тени фараона вздыбились, как змеи, — От собственных детей? От этих… «Людей»⁈
Юй не закричал. Он засмеялся — низко, хрипло.
— Они уже отравили колодцы в моих городах. Перебили стражу. Сожгли храмы. И ты хочешь просто… уйти?
— Нет, — я поднял руку, и Эфир запел в моих пальцах, — Я хочу начать заново.
Глава 14Пожиратель. Часть 2
Я стоял на вершине черной базальтовой плиты, ощущая под ногами холод древнего камня, пронизанного тысячелетней магией.
Отполированная свирепыми ветрами, завывающими здесь со времён, когда мир был еще молод, она была гладкой, как зеркало, и в ее мрачной глубине отражались последние кровавые всполохи заката — словно сама земля впитывала угасающий свет, чтобы потом изрыгнуть его обратно в виде кошмаров.
Передо мной вздымался Храм — моё творение, моё проклятие, моё спасение. Его стены, высеченные из камня, который был старше самой смерти, поглощали свет закатного солнца, превращая его в багровое сияние. Казалось, будто сквозь толщу породы просачивалась кровь забытых богов — тех, чьи имена стерты из памяти даже вечности, но тех, кого я когда-то знал.
Каждый блок, каждый шов между каменными гигантами был идеален — не рукотворный, а выращенный магией, на которую я потратил почти двадцать лет жизни.
Двадцать лет безумия, двадцать лет кровавых жертвоприношений…
Башни храма, закрученные в спирали, напоминающие рога падшего архонта из забытых миров Тангородрима, вонзались в небо. Они разрывали облака, оставляя после себя рваные шрамы в тканях реальности, и гудели на ветру, словно живые существа, наполненные до краев древней силой. Воздух вокруг них дрожал, искривляясь под тяжестью заклинаний, которые я вплел в саму структуру камня.
А вокруг… Ничего.
Абсолютная пустота.
Ни деревца, ни травинки, ни даже жалкого скорпиона, ползущего по песку. Только раскаленный ад Тарима — золотые волны дюн, колышущиеся под ветром, который выл, как призрак, оплакивающий собственную погибель. Песок здесь был не просто песком — он впитывал магию, как губка, и каждый шаг по нему оставлял после себя мертвые пятна, где уже никогда не сможет прорасти даже сорняк.
Именно так и должно было быть.
— Повелитель…
Голос за спиной был хриплым, прерывистым — словно его обладатель уже наполовину умер, и лишь последние остатки воли удерживали его тело от распада.
Я обернулся.
Колдун.
Один из тех, кого я лично отбирал, чьи души проверил на прочность, чьи страхи измерил и нашел достаточными. Сгорбленный, он стоял передо мной — пальцы сведены судорогой, будто невидимые крючья впились в плоть и выворачивали суставы. Кожа, некогда смуглая, теперь была серой, как пепел, а вены под ней пульсировали черным, словно по ним текла не кровь, а сама тьма.
А глаза… Ах, эти глаза.
Они были полны ужаса, но не перед смертью — о нет.
Он знал. Догадывался, по крайней мере, что его ждет не просто гибель, а нечто гораздо худшее.
— Всё готово… — прошептал он, и в его голосе слышалось последнее отчаянное колебание, последняя попытка услышать, что все это — ошибка, что я передумал.
Я не ответил. Не стал тратить последние секунды его жизни на ложное утешение. Просто шагнул на ковер-самолет, сотканный из теней и застывшего дыма. Он дрогнул под моей ступнёй, ожил, затрепетал, словно черное знамя, поднятое над полем грядущей битвы — и взмыл вверх, вознося меня над пустыней.
С высоты открывалась весьма жуткая картина.
Тысячи магов.
Десятки тысяч.
Все, кого я собирал и взращивал последние годы, все, кого обучал, кого обманывал, кого вел к этой минуте, зная заранее, что их судьба уже решена.
Они стояли в идеальных кругах, вычерченных на песке кровью и ртутью. Руки вскинуты к небу, рты раскрыты в беззвучных молитвах, глаза закатились так, что видны только белки, испещренные лопнувшими сосудами. От них исходило марево — густое, дрожащее, переливающееся всеми оттенками синего и чёрного, как нефть, смешанная с молниями.
Они выполняли мою волю, сплетая свои заклинания в единую паутину, в гигантскую сеть, опутывающую храм, сжимающую его, как удав душит жертву перед тем, как проглотить.
Они думали, что создают мне новый зиккурат. Думали, что возводят новый барьер, который должен был отрезать храм от Урочища, запереть древнее зло, что дремало в его стенах.
Они думали, что запечатывают меня здесь, что я ухожу по собственной воле, отдав им свою силу, что всё это — великая жертва ради спасения мира…
Наивные насекомые.
Я наблюдал, как магия сгущается, как нити энергии вплетаются в камни, как само пространство вокруг храма начинает дрожать, словно тонкая пленка, вот-вот готовая лопнуть. Воздух звенел, словно натянутая струна, а песок под ногами колдунов начал плавиться, превращаясь в чёрное стекло.