Лёгкий щелчок — и замок на двери кабинета повернулся. Кира медленно подошла к Сергею, стуча каблуками по паркету.
— Пять дней на убийство Апостолова? — Она засмеялась, запрокинув голову, — Князь совсем озверел.
Сергей почувствовал, как по спине побежали мурашки. Кира пахла черной амброй и чем-то ещё… Опасным.
— Знаешь, мне иногда кажется, что это не ты работаешь на него — а наоборот.
— Может быть, может быть, — промурлыкала Кира, — наклоняясь над Сергеем и проводя языком по мочке его уха.
— Они в ярости, — произнёс парень, откидываясь в кресле.
— О, не только! — Кира облокотилась о стол, наклоняясь так близко, что Сергей увидел золотые искорки в её зелёных глазах, — Они напуганы. Впервые за двадцать лет кто-то поставил их в угол. Ты рисковал, но… выиграл. На этот раз. Долгорукие теперь связаны с тобой, и связаны крепко. Мне нравится твоя решительность.
Её пальцы коснулись его бинтов — лёгкое, почти невесомое прикосновение.
Однако оно обожгло Сергея, как раскаленный клинок. В следующий миг пальцы девушки впились в плечи Львова, оставляя багровые следы, а губы прижались к его губам с таким давлением, что боль смешалась с невыносимым наслаждением.
Сергей схватил её за волосы, откинув голову назад, и впился зубами в шею, чувствуя, как под кожей бьется жилка. Кира застонала, но не от боли — от восторга.
Он подхватил её под бёдра и усадил на отцовский стол. Бумаги разлетелись, хрустальная чернильница со звоном разбилась о пол, расплескав черные капли, похожие на кровь. Сергей чувствовал всё: холод дерева под ладонями, запах ее духов, смешавшийся с потом, хруст дорогого костюма, который он рвал на ней в клочья.
Это не было любовью. Это было сражением — яростным, беспощадным, где каждый укус, каждый стон, каждый вздох были и поражением, и победой.
Когда все закончилось, Кира осталась лежать на столе. Её грудь тяжело вздымалась, а на губах блестела капля крови.
Глубокой ночью Сергей проснулся от того, что в комнате было слишком тихо. А потом он услышал…
Что-то звало его в кабинет.
Сергей встал с кровати, не обращая внимания на спящую Киру. Ему было плевать, что подумает убитая горем мать — Сергей не был уверен, что она даже заметила, что у него осталась какая-то неизвестная девушка.
Паркет под босыми ногами был ледяным. Львов шёл по темному коридору, и с каждым шагом тревога сжимала горло все сильнее.
Кабинет встретил его тишиной. Лунный свет падал на зеркало в резной раме — то самое, в котором Леонид проверял свой вид перед важными встречами.
Сергей подошел ближе — и вздрогнул.
Вместо собственного отражения он увидел отца — Леонид Львов стоял будто за тонкой пеленой. Его лицо было бледным, как у покойника, но глаза горели холодным огнем.
— Ты переживёшь меня ненадолго, сын, — прошептал он.
Сергей резко отпрянул и схватился за грудь — сердце бешено колотилось, как птица в клетке.
Но когда он снова посмотрел в зеркало, там был только он сам — бледный, с темными кругами под глазами, с губами, на которых еще остался след укуса Киры.
Но…
На паркете у его ног лежал окурок отцовской сигары.
И он ещё дымился.
Глава 20Проникновение
5 июля 2032 года. Офис корпорации «Маготек», Москва-Сити.
Я сидел в своём кабинете, в кресле, расслабленно закинув ногу на ногу. Хотя мне сейчас полагалось нервничать — как человеку, у которого забирают дело всей его жизни.
С другой стороны, причин для беспокойства было куда больше. Настоящих причин, само собой.
За стеклянной стеной, пропускающей мягкий голубоватый свет кристаллов-стабилизаторов, сновали люди — одни в чёрных мундирах без опознавательных знаков — агенты Тайной канцелярии — и другие, с пурпурными нашивками — Инквизиторы.
Они выносили оборудование: резонаторы, кристаллические матрицы, целые блоки серверов, опутанные мерцающими руническими цепями. Флэшки, диски, мониторы, персональные компьютеры и ноутбуки, артефакты, папки с документами и заметками…
Каждый ящик, каждый прибор, над которым мы в «Маготеке» корпели месяцами, каждый, сука, провод! — всё это теперь грузили на антигравитационные платформы под присмотром вооружённых бойцов и мрачноватого вида магов.
Воздух гудел от подавленного колдовства — Инквизиция использовала глушители, чтобы никто не смог активировать защитные чары на аппаратуре, или попытаться «стереть» данные дистанционно.
— Не стоит так переживать, Марк Григорьевич, — раздался спокойный (и весьма самодовольный) голос справа.
Я не сразу оторвал взгляд от этого «разграбления».
С непринуждённостью человека, впервые по-настоящему почувствовавшим себя хозяином положения, на диване у аквариума развалился граф Дмитрий Павлович Лобанов-Ростовский.
Двоюродный брат Императора, тридцати с небольшим лет, занимающий какой-то невысокий пост в Тайной канцелярии, насколько я знал. Поговаривали, что Лобанов-Ростовский был «паршивой овцой» в огромной императорской семье.
Не пришей кобыле хвост — кажется, есть такая поговорка?
Уж не знаю, почему Император назначил именно его руководить перевозкой всего нашего офиса…
Я-то расчитывал, что Юсупов сам заявится сюда — и это очень даже соответствовало моим планам. По-крайней мере, можно было бы понять, кто сейчас управляет телом — он, или Распутин.
Но… Инквизитор был занят чем-то другим, и ко мне прислали какого-то высокородного придурка — и теперь приходилось терпеть его компанию.
Дмитрий Павлович поднял бокал с коньяком — моим коньяком, кстати! — выдержанным «Романовский резервом» и, причмокнув, сделал небольшой глоток.
— Восхитительный напиток! Вы определённо знаете толк в удовольствиях, господин Апостолов! Или это тоже… «наследство» Салтыкова?
Я едва сдержал желание швырнуть ему в лицо свою чашку с недопитым кофе. Этот франт меня раздражал.
Однако вместо этого я разжал пальцы и медленно провёл пальцами по краю кружки.
— Нет, это мои личные запасы.
— Ой, да бросьте, Марк! — усмехнулся Дмитрий, увидев моё недовольное лицо и переходя на более фамильярный тон, — Вы выглядите так, будто вот-вот взорвётесь!
Мне не нужно было притворяться, что вся ситуация бесит — хотя причина была отнюдь не в том, что у меня, по факту, забирают корпорацию…
— Ваше сиятельство, — начал я, тщательно подбирая слова, — При всём уважении, если бы вас лишили плодов огромного труда под предлогом «проверки», вы бы тоже вряд-ли ликовали.
Лобанов-Ростовский усмехнулся. Его лицо, гладкое и ухоженное, будто выточенное из слоновой кости, не отражало ни капли злости или раздражения.
— О, разумеется! Но, кажется, вы неправильно понимаете ситуацию. Никто ничего у вас не отнимает.
Он ленивым жестом указал бокалом в сторону коридора, где двое агентов аккуратно упаковывали в защитный кейс кристалл с полной копией ядра одной из секций МР-системы.
— Его Величество просто хочет убедиться, что ваши разработки не представляют угрозы. Вы же сами понимаете — магическая реальность открывает много возможностей… Шпионаж, слежка, — этот идиот даже не понял, что эти слова синонимы, — Ускоренное обучение… Это слишком серьёзные вещи, чтобы оставлять их в частных руках.
Я едва не рассмеялся.
«Частные руки».
Как будто Салтыков — один из самых влиятельных князей Империи — был каким-то авантюристом-одиночкой! Как будто он сам не был родственником Императора!
— А если технология всё-же… Покажется вашему ведомству или Инквизиции «опасной»? — спросил я.
Лобанов-Ростовский откинулся назад, заложив руки за голову.
— Тогда её доработают. И, разумеется, вас с господином Салтыковым допустят к процессу — кто, как не создатели, знают систему лучше всех?
Он улыбнулся.
— Конечно, если мой дорогой родственник выйдет из комы… А за неудобства, нанесённые вам, само-собой, будет выплачена компенсация. Щедрая, господин Апостолов, не сомневайтесь. Но только после того, как Инквизиция и мои люди завершат проверку.
Я медленно кивнул, делая вид, что обдумываю его слова.
В целом, если я останусь жив, то происходящее будет мне даже на руку. Государственное финансирование, государственное прикрытие, компенсации, известность, доступ к людям и возможностям, к которым сейчас не подобраться… А в этих разработках из офиса и «официальных» лабораторий Инквизиция и императорские ищейки всё равно нихрена не найдут.
Ведь самое важное — проект «Альтер-Эго» — спрятано глубоко в тоннелях метро. И там и останется — даже если мой план провалится, и я умру.
Но Лобанов-Ростовский не должен был этого знать.
— Надеюсь, проверка не затянется, — сказал я, снова наливая себе кофе.
Граф усмехнулся.
— О, Марк Григорьевич… Разве когда-нибудь что-то в нашей Империи происходило быстро? Нет, думаю, вам придётся набраться терпения. Но вы, как я слышал, человек деятельный, и наверняка найдёте, чем заняться.
За окном кабинета последний сервер погрузили на платформу.
Я дождался, когда все прочие покинут опен-спэйс, и лишь после этого развернул перед Лобановым-Ростовским голографический проектор. В воздухе вспыхнули страницы моих личных заметок — формулы синхронизации, схемы энергетических матриц, черновые расчёты по стабилизации магической нейросети.
— Полный комплект документации, которую не нужно видеть рядовым сотрудникам, — сказал я, наблюдая, как глаза Дмитрия жадно скользят по мерцающим символам, — Всё, что касается магической реальности. Даже экспериментальные наработки, которые мы не успели запатентовать.
Лобанов протянул руку, и проекция автоматически скопировалась на его персональный кристалл-накопитель. На губах графа заиграла тонкая улыбка.
— Очень сознательно с вашей стороны, Марк Григорьевич. Его Величество оценит такое сотрудничество.
Ну ещё бы!
Я прикрыл глаза, делая вид, что протираю усталые веки, чтобы скрыть вспышку едкой иронии. Пусть забирают. Пусть изучают хоть до скончания веков.