[9], которые прячутся не менее тщательно, шифруются. Но, как по мне, так это две параллельные прямые. Они расположены даже не в одной плоскости. Англичане, как и цэрэушники, приверженцы строгих инструкций. Сложно поверить, что они так кардинально изменили подход к закладке тайника, втянули в этот процесс столько посторонних лиц и составляющих.
– Что если агент сам предложил им условия связи? – подал Егоров голос, прозвучавший глухо, как из бочки. – Хитрый шпион, который прекрасно понимает, как мы работаем. Методы контрразведки для него очевидны. Поэтому он решил играть на своем поле. И это работало, пока не вмешалась случайность в моем любопытном лице, когда я засек перевозку картона из посольства.
– Намекаешь, что может быть замешан кто-то из спецслужб? – Говоров заглянул в свою папку и пожал плечами. – Тогда список наших потенциальных шпионов сильно расширяется. Сотрудник спецслужб, журналист – Василий отрабатывает эту версию; конструкторы военного оружия, если все же держать в уме его же догадку. Разработчики КРУС, их окружение, – он загибал пальцы, перечисляя пласты работы, которые им предстояло перелопатить, и лица Егорова и шефа вытягивались уныло. – Да в общем, это может быть кто угодно. Вплоть до игиловца, снабжающего здесь подпольные ячейки оружием, украденным со складов. А общаясь, скажем, с продажным военным, он от него узнает секреты и передает их в Центр, являясь агентом MI6, помимо того, что выполняет функции координатора местных игиловцев. Допустим, его завербовали в Сирии, когда он там побывал и проходил обкатку в боях и в спецшколах ИГ[10].
Ермилов кашлянул от красочно нарисованной перспективы.
– Вот что, други мои. Чешите-ка вы в свой кабинет. У вас до конца недели есть время. Мне нужны не эти замки из песка, а что-то железобетонное. С твоими феерическими домыслами, Леонид, я к руководству не пойду.
– Шеф, и все-таки я хотел бы переговорить со своими знакомыми из Ижевска по поводу «Полоза».
– При чем здесь Ижевск? – поморщился Ермилов. – Скоро уже вся Россия будет знать, что ты уличил англичан с картонкой и микроточкой. О чем ты будешь расспрашивать этих своих знакомых? Что значит: «по поводу “Полоза”»? Пистолет изготавливают в Подольске.
– Так вы не санкционируете? – Василий встал и угрюмо рассматривал календарь, не ожидая уже сегодня ничего хорошего.
– Ну почему же… – повернувшись на кресле к стене, шеф качнул четки, висевшие на гвоздике. – Все можно, если осторожно. Меня сейчас больше занимает версия с агентом-контрразведчиком, она пугающе правдоподобна. Если будет хоть малейшая зацепка, наводящая на такой вариант, то УСБ у нас дело заберет.
Вася вернулся в их с Говоровым кабинет с желанием уйти в запой, если бы он был любителем горячительного. Идея с «Полозом» теперь и самому казалась бредовой. Он не собирался ни у кого ничего выяснять по этому поводу. Настаивал просто из упрямства. Ему хотелось хлопнуть Леню по чересчур умной голове, чтобы не вылезал со своими выводами, когда его не просят.
И он бы сделал это, если бы не позвонила Меркулова:
– Дорогой Василий Стефанович, ты готов?
– К чему? – раздраженно спросил Егоров. Он сверлил взглядом Говорова, который с умильной покладистостью делал вид, что читает какой-то документ. Читал он его вот уже минут десять, одну и ту же страницу…
– К встрече с прессой. Народ оповещен и ждет визита артиста. Причем артист прибудет, конечно же, не с пустыми руками. Ты понимаешь?
– Политес знаю. Но в рабочее-то время? – засомневался Егоров.
– Когда это останавливало нашего да и вашего брата? – Меркулова явно забавлялась. – Сам подъедешь к ним. – Она быстро назвала адрес, нисколько не заботясь о том, чтобы Василий его записал. Запомнит. – Тебя ждут. Скажешь охраннику, что к Кириллову. Зовут журналиста Максим. Я не стала сразу на нашего приятеля тебя выводить, но точно знаю, что он сегодня там присутствует.
На широком пластиковом подоконнике стояли две банки: с огурцами и маринованными грибами, способными вызвать отравление даже от одного взгляда на них. Однако их ели за милую душу. Егоров, правда, скромно воздерживался, к тому же пытаясь не частить с водкой. Ему активно подливал невысокий полноватый журналист с плешиной, поддергивая все время рукава безразмерного свитера, оголяя пухлые волосатые предплечья, посмеивался и утверждал, что артисты самая пьющая категория граждан. Хотя, глядя на его активные возлияния, Вася думал иначе. Назвался журналист Сашей.
Максим же выглядел его противоположностью – сухощавый, долговязый, с нездоровым коричневатого оттенка лицом – то ли смуглым, а скорее, испитым до печеночной недостаточности. Еще пришел какой-то Женя с пачкой газет явно под предлогом поглазеть на артиста и выпить на халяву. Газеты он свалил на кипу таких же газет в углу кабинета.
Заглядывал каждые десять минут дежурный редактор. Он занимался выпуском сегодняшней газеты. Ему работы хватало, но он со своей рюмкой забегал в кабинет, где расположилась теплая компания, наливал, опрокидывал в себя водку, желал всем здоровья и долгих лет жизни и исчезал до следующего появления. С каждым новым «визитом» глаза у него стекленели все больше. Но окружающие не выражали обеспокоенности ни за товарища по перу, ни за номер газеты, которую сегодня этот поборник общественного здоровья должен выпустить.
Пришедший позже всех журналист Юрий стал объяснять Василию, в чем заключается работа военкора. Хотя сперва он с недоумением посетовал, что Владивосток не принимает из-за метели и «командировочка горит синим пламенем». Егоров подобрался, догадываясь, что это тот самый упомянутый в донесениях агента Щеглов.
– Сейчас бы, братцы, летел уже в самолетике! – он зажмурился блаженно. – В кои веки подфартило! Не был еще во Владивостоке. Но ничего, завтра с утречка отбуду.
– Чем же подфартило? – спросил Максим с завистью в голосе. – Трястись в самолете столько часов…
– Главному позвонили оттуда и попросили прислать к ним корреспондента Юрия Ивановича Щеглова, чтобы взять интервью у какого-то важного тамошнего генерала.
Егоров знал, что Юрий – подполковник, как и Максим, и пухлый херувим в свитере. Евгений – майор. Они все были старше либо по званию, либо по возрасту. Но сейчас-то Вася сугубо гражданский…
У него не было времени переодеться по совету Меркуловой, а потому он просто снял пиджак и галстук на работе. Остался в рубашке, рукава которой закатал небрежно. Чуть взлохматил челку, обычно зачесанную аккуратно набок.
Он сидел спиной к окну, перед письменным столом, накрытым по-походному – селедка, черный хлеб, копченая колбаса, нарезанная, словно ее мачете рубили. Ну и водка. Одна из бутылок, это точно помнил Василий, была принесена им самим. Но затем он не успевал замечать, как на столе возникали все новые и разномастные бутылки.
– Я не знаю, каким образом там наш умник режиссер на пару со сценаристом выкрутят сюжет. – Вася, наслушавшись баек о нелегкой доле военкора, решил, что градус повышать не стоит, а то разговаривать с журналистами придется заглядывая под стол. И в то же время он не исключал, что сам вот-вот спикирует на не слишком чистый ламинат. – Но есть опасения, что из крутого парня, геройского военкора меня превратят в сомнительного, полукриминального типа. Смотрю, вы тут небогато живете, – он окинул взглядом обшарпанный кабинет, давно требовавший ремонта. – Где и как именно вы можете заработать? Мне ведь хочется, чтобы роль выглядела правдоподобно, с одной стороны, а с другой – не опорочить, так сказать, светлый образ военкора. Ведь сколько геройских личностей среди корреспондентов.
Юрий переглянулся с Максимом.
– Ну как тебе сказать… «Продажная пресса» это, в общем, не про нас. И в большей степени не из-за поголовной порядочности, а потому что нет времени на подработки в других изданиях. Это не запрещается, материалы можно публиковать и на чужой территории, однако все в нашем редакционном портфеле – это ура-патриотизм. Чаще всего в этих рутинных работах мало искренней любви к Родине, а больше клише, типовых сюжетных ходов. Знаешь, как мы в большинстве случаев делаем фотопортрет каких-нибудь командиров, у которых берем интервью? Просим изобразить, как он разговаривает по телефону, читает документы, сидя за столом, или стоит перед строем. И все с зубодробильным выражением лица. В частях нас тоже принимают по штампованным стандартам. Столовка или полевая кухня, демонстрация библиотеки, тренажерного зала, самодеятельности, медчасти с милыми девушками, если таковые имеются, иногда дают пострелять на стрельбище, а как апофеоз – накрытый столик у командира или замполита, я имею в виду заместителя по личному составу. Ты в армии-то служил?
Вася смущенно развел руками, не давая им ни малейшего повода заподозрить в нем человека более серьезного и опытного, чем всего лишь неизвестный широкой публике актер, готовящийся к своей первой роли. Он не хотел, чтобы они задумывались над подоплекой заданных им вопросов.
– А в чем тогда может быть криминал? – настаивал на своем Егоров. – Скучная, рутинная работа, как я понимаю, уже давно никакого творчества. Просто пытаюсь себе представить, как бы я повел себя на месте такого уставшего от жизни человека. Служба надоела, одни и те же темы для репортажей и интервью. Нехватка денег. Неустроенность… Чем я могу заинтересовать кого бы то ни было, как бы поточнее выразиться, потенциального покупателя моих талантов?
– Да какие таланты! Были ли они? – толстяк снова поддернул рукава и подлил водки в стаканчики. – А если и были, то при такой работе исписались, дорогой ты мой. Вдрызг исписались. Если чего и продавать, то военные секреты.
К удивлению Василия, присутствующие не насторожились, не стали после этих слов торопливо прощаться, ссылаясь на неотложную работу в редакции, а только заржали.
Егорову словно железной теркой по затылку провели. Он решил не привлекать внимания и не бросаться сразу с расспросами. Поэтому предложил выпить за патриотизм.