– Но гостей приглашаешь почему-то ты.
– А мы неотделимы друг от друга. На ее день рождения приглашаю я, а на свой… – он хрипло рассмеялся, – тоже я. Ты кончай выдрючиваться, приходи к семи… – он назвал адрес. – А то я скоро опять уеду.
Василий не стал уточнять, куда направляет свои стопы Горюнов, но из трубки мобильного теперь воображаемо запахло не только сигаретным дымом, но и ветром со Средиземноморья, сирийским ветром.
– И к тому же, – Петр, как видно, затянулся сигаретой, сделав паузу, – я бы тебе что-нибудь интересное рассказал.
– Спасибо за приглашение, – все же решил соблюсти приличия Егоров, пребывая в недоумении. Он отключил мобильный и посмотрел на фотографию пляжа в Латакии, куда они с Петром и его помощником Мироном Зоровым ходили в последний день перед отлетом Василия в Москву. Фото сохранилось в телефоне.
«С чего бы Горюнов вдруг решил пригласить к себе? – Он положил мобильный обратно на полку, взглянув на светящиеся цифры часов на экранчике. Второй час ночи. – День рождения его жены лишь очевидный повод. Такие, как Петр, по простоте душевной ничего не делают».
Бодрящий ветерок сквозил по Большой Лубянке, развевая полы плащей и пальто москвичей, спешащих к метро. Василий посмотрел вслед офицеру безопасности Волкову, который по его просьбе приехал сюда перед работой, а теперь уходил в сторону метро. Он курирует газету и еще несколько военных изданий по линии военной контрразведки.
Встреча заняла буквально десять минут. Что Волков мог сказать о Юрии Щеглове? Все ожидаемо. Один из многих журналистов, никаких с ним эксцессов. Выпивает как и все…
– То есть много? – уточнил Егоров. У него побаливала голова после вчерашнего, и настроен он был мстительно.
– Как все, – настаивал на своем Волков. Он выглядел как школьник-отличник, у которого в портфеле пятерочные тетрадки без помарок и в учебниках не нарисованы чёртики на полях.
Василий помнил это чувство, когда работал в УФСБ по Удмуртской Республике на схожей должности. Только по экономической линии. В какой-то момент, когда узнал достаточно хорошо сотрудников оружейного концерна, ему стало казаться, что он все держит под контролем. Теперь, когда Егоров уже сталкивался с теми, кто вызрел на благодатной почве беспечности окружающих, он не был так уверен в том, что в больших коллективах, соприкасающихся так или иначе с гостайной, не найдется охотников поторговать секретами или просто болтунов.
– А что с ним не так? Почему он в сфере вашего внимания? Я должен что-то об этом знать?
Егоров покачал головой.
– Более того, у меня просьба, чтобы вы никак не проявляли к нему свой интерес, даже если у вас были запланированы какие-то мероприятия.
– Вас понял. – Теперь Волков выглядел как хулиган, которого уличили в том, что он переправил двойку на пятерку.
– Что ты предлагаешь? – Ермилов по мягкому ковру прошелся за спиной сидящего Василия пару раз. Остановился, задумчиво заложив руки за спину. И вдруг спросил не по делу: – А ты не увлекся возлияниями?
– Говоров? – уточнил Вася, подразумевая, что Леня его заложил.
– Я ведь не слепой! Твое кислое выражение лица говорит само за себя. Я не поборник трезвости. Но имей совесть! Только не говори, что это оперативная необходимость.
Ермилов опустил глаза, рассматривая узор на красно-коричневом ковре под ногами. Ему не нравилась роль моралиста, но как человек долга и педант он считал своей святой обязанностью «потрепать за чуб» молодого сотрудника. Вася не стал задавать риторический вопрос о том, как можно не пить в компании журналистов, представившись к тому же актером. Хотелось сказать: больше не буду, но испытывать терпение шефа он не рискнул.
Егоров предположил, что Ермилов наверняка в числе приглашенных к Горюнову на субботний вечер, и Вася начал предвкушать, как развлечется тем, что будет провожать каждую рюмку начальства укоряющим взглядом.
Однако шеф неожиданно нанес превентивный удар, поскольку его мысли, как оказалось, шли в том же направлении, что и у Егорова.
– Не понимаю, что Петр в тебе нашел, – ревниво заметил Ермилов, сверля взглядом белобрысый затылок оперативника. – Насколько мне известно, он тебя позвал в гости. С учетом твоих алкогольных фортелей убедительно прошу там не злоупотреблять.
– Мне кажется… – Вася встал, собираясь сообщить, что указывать в таких вопросах, мягко говоря, некорректно. Замешкался, подбирая слова.
– Да сядь ты! – Ермилов надавил ему на плечи. – Я же по-отечески. Ты у него был раньше?
Егоров покачал головой, чувствуя, как кровь прилила к лицу.
– Это не твоя хрущевка. Генеральские хоромы.
– Хоть его ведомство ценит хороших сотрудников!
– Закатай губу. Он погорел и вернулся в Москву. Турки знали его прежний адрес, вот начальство и устроило Петру переезд. Потому и расщедрилось. Скажи спасибо, что тебе родители квартиру отписали. А то куковал бы, как в Удмуртии, в служебной или, еще лучше, в семейной общаге.
Когда пришло понимание, что придется сидеть с большим начальством за одним столом, а там наверняка окажется еще и парочка каких-нибудь генералов, Вася пожалел, что согласился.
– Что ты предлагаешь? – снова повторил шеф, вернувшись к делу. – Хочешь потолковать с этим Юрием напрямую? Расспросить, про какие такие группы спецов, кочующих по воинским частям, он толковал? Раз он про это заговорил, то крепко задумывался о том, какими путями-дорожками добыть информацию. Нет, напрямую с ним говорить пока не стоит.
– Ну, может, и так. Я размышлял над тем, как бы продлить с ним знакомство. Позвонить и попросить о встрече. Скажем, продюсер или сценарист заинтересовались развитием этой «предательской» линии. Можно притащить и «сценариста». Говоров сойдет. Киношникам нужны военные консультанты. А Юрий, хоть и журналист, но все же военный. А с военными консультантами договариваться – это бегать по начальству с бумажками, затребовать разрешения. Начнется бюрократия.
– Если он как-то замешан, то раскусит твои подходы.
– Разрешите? – в дверь кабинета просунулся Говоров.
– Легок на помине. Вот и наш «сценарист», – Ермилов кивнул Леониду.
Говоров не стал задавать вопросов и тихонько сел под телевизором, висящим на стене.
– Я не верю в случайности. Листал агентурные сводки и так запросто вышел на человека, замешанного в нашем картонном деле, – засомневался вдруг Егоров. – Он, наверное, не тот, кто нам нужен. Что же, любой, кто рассуждает на тему предательства, сам нечист на руку? Нет. Все, о чем он говорил в пьяном виде, я примерил к нашему раскладу. Он – журналист. Воображение отменное, вы же знаете. Взять хотя бы вашу Меркулову. – Вася сделал вид, что не заметил, как недовольно поморщился Ермилов после слов «ваша Меркулова». – Наверняка Юрий обдумывал тему предательства, пытался препарировать этого ядовитого лягушонка в человечьем обличье, который тайны продает.
– А что если этот твой Юрочка съездил в командировку в одну или несколько в/ч? – вмешался Леонид (Вася ввел его в курс дела сразу же, как вернулся в их общий кабинет после встречи с Волковым). – Там он видел группы специалистов, приезжающих к военным для испытаний своего оборудования или оружия. Возможно, одних и тех же людей в составе разных подобных групп. Он что-то заметил, услышал, заподозрил. Нужное, как пишут в анкетах, подчеркнуть. – Леня густо покраснел, как всегда, когда приходил к Ермилову. – Доносить не поспешил, руководствуясь либо страхом, либо своими шкурными интересами – шантаж, репортаж, а может, равнодушие или недопонимание серьезности ситуации.
– Но почему он мне это стал рассказывать?
– Или по пьяни болтал, или намекал, – снова разложил по полочкам Леня снисходительно. – Ты, Василь, если и похож на актера, то погорелого театра. Тут ваша многомудрая Меркулова просчиталась. Кстати, тебе не показалось странным, что она не попыталась выпытать у тебя, чем обусловлен твой интерес к Щеглову? Это при ее-то профессиональном и человеческом любопытстве. С чего вдруг с ее стороны такая деликатность?
– А вот это хороший вопрос, – поднял указательный палец Ермилов, нахмурился, но развивать мысль не стал. – Конечно, по-хорошему надо бы выждать, я про встречу с Юрием. Но время не терпит. Попробуй его прощупать. Но лучше без «сценариста». Присутствие нового лица может его вспугнуть.
Перед тем как действовать дальше, разрабатывая версию «журналист», Вася позвонил Меркуловой с вопросом, почему она в самом деле не проявила никакого любопытства, хотя разговор с ней он построил несколько обтекаемо:
– Олеся, а вот мне показалось во время нашей встречи, что тебя не удивила моя просьба относительно… Ну ты понимаешь… – он привык по телефону говорить эзоповым языком.
– Ой ну что ты такой дотошный! – Меркулова явно куда-то спешила. Посопев в трубку, она все же ответила: – Да сиживала я пару раз в компании этих ребят из газеты. И оба раза разговоры они вели какие-то, знаешь ли, мутные. Уж на что я девушка искушенная и не моралистка, но и мне показались шуточки о том, за сколько можно продаться американцам или англичанам, навязчивыми, что ли. Наверное, потому про них и вспомнила после твоей просьбы и не удивилась.
…Максим ревниво и нехотя дал номер телефона Юрия, когда Егоров позвонил ему после разговора с Олесей. Василий, само собой, знал телефон самого Щеглова, но, согласно легенде и хронологии, первым познакомился с Максимом. А еще через час Вася вышел из метро «Пушкинская» и поежился. «Что за зима? – он поглядел на небо, сдвинув на затылок хулиганского вида кепку. – Нет снега вовсе, только голые деревья… И я словно голый – без зацепок, улик, с одной картонкой, которой можно прикрыться, как дикарь пальмовым листом. Ношусь с ней по Москве как дурак с писаной торбой. А что по делу? Журналист, КРУС, НКО, Салибаев, расчлененка, приборы, разработки, «Полоз». Все, на первый взгляд, разобщено. Но только потому, что мы не знаем ключа. Для кого-то, кто стоит в темноте, все эти наборы букв и последовательность слов выстроены в четкую картину, а для нас они словно разбросанные по столу части часового механизма – шестеренки, винтики. Как я ни кручу в руках эти детальки, как ни прилаживаю одну к другой, все равно остаются лишние».