Егоров заметил Юрия через дорогу у входа в сквер с фонтаном, который сейчас уныло оставался каменной чашей без воды. Перебежал дорогу, отчего-то чувствуя, что дело с журналистом не заладится. Пытался напустить на себя беспечный вид легкомысленного актера, но понимал, что лицо у него фээсбэшника и, хоть убей, нет сегодня куражу. Ему даже захотелось повернуть обратно, но Юрий тоже заметил его и радостно замахал рукой, так, что полы кожаной куртки распахнулись и ветерок взметнул порывом серо-синий полосатый шарф над его головой.
Они встретились около фонтана, на дне его перекатывало ветром смятую сигаретную пачку и жухлые листья.
– Мой режиссер заинтересовался твоей вчерашней историей, даже готов переписать сценарий, – торопливо и бодро заговорил Василий, словно его вот-вот должны были прервать. И его прервали…
– Я знаю, кто вы, – то ли смущаясь, то ли пытаясь скрыть иронию, сказал Юрий, отводя глаза. – Вчера я позвонил Диме Снегиреву. Вы же помните его?
– Мы, кажется, были с тобой на ты, – словно лишь это его сейчас волновало, напомнил Егоров. Но говорил он так от растерянности. Его разоблачили слишком легко и просто. Он такой неумеха или это снова нелепое стечение обстоятельств? Конечно, он знает Диму. Снегирев один из умников, работавших с Викторией в оружейном концерне. Он нередко бывал дома у Егоровых и знал, что Василий из ФСБ. – И что он тебе сказал?
– Что вы из ФСБ.
– Любопытно, как это выглядело? Ты позвонил Снегиреву и… – Вася натянул кепку на глаза от досады, не понимая, как лучше вести себя в такой ситуации. – Ты что, отчитываешься перед ним обо всех, с кем знакомишься?
– Да нет. – Юрий сутулился, руки сунул в карманы куртки. Ему было неловко и неуютно. – Позвонил ему просто… Рассказал, что у нас был артист, расспрашивал о теме предательства. Сказал Диме, что артист похож на скандинава. Он вспомнил, что был у него знакомый похожий на скандинава, но профессия у него другая. В общем, слово за слово… Мы вдруг поняли, что говорим об одном и том же человеке.
Василию очень не понравилось путаное объяснение, явно выдуманное, к тому же неумело. Егоров продолжал молча слушать, хотя Юрий уже иссяк и сверлил глазами асфальт. Однако Вася дождался продолжения.
– Он, конечно же, удивился, чем я мог заинтересовать чекистов.
Егоров поморщился и снова промолчал, тем самым стимулируя журналиста к продолжению неуверенного монолога.
– Я и сам недоумеваю, чем мог привлечь внимание. Вроде пишу в русле, так сказать. – Он замялся, бросил взгляд на неприветливое лицо Василия и замолчал окончательно, надеясь получить хоть какой-то ответ.
– Пока ничем, – снизошел Егоров. Он не хотел вдаваться в детали. Собирался оставить Юрия в неведении и подвешенном состоянии до тех пор, пока сам не разберется, что происходит. А он все меньше понимал, и это выводило его из себя. – Я позвоню тебе, если ты мне понадобишься.
Последняя фраза прозвучала угрожающе, как и рассчитывал Василий. Он пошел к метро, не оглядываясь, не попрощавшись, чувствуя спиной взгляд Юрия. Егоров уже засветился перед ним, и теперь оставалось лишь как следует напугать болтливого и подозрительного журналиста в надежде, что он просто трепло и не более того.
У Ермилова относительно журналиста не возникло столь беспечного впечатления, как у Василия. Шеф покряхтел недовольно, выслушав доклад о неудачной встрече с Юрием, однако вопреки предчувствиям Васи не напустился на него с упреками. Этим Ермилов и отличался от предыдущих начальников Василия – он не сетовал по поводу того, что уже состоялось, а продумывал дальнейшие шаги.
– Чтобы начать прослушивать его телефон, нужны веские доводы. Так же как и для установления наружного наблюдения за ним, – рассудил Ермилов. – К тому же после сегодняшнего разоблачения Юрий будет тише воды и ниже травы. Даже, наверное, пить перестанет. Кто такой этот Снегирев?
– Ученый, – Вася подергал за узел своего галстука. – Я с ним познакомился в Удмуртии. В общем, по оперативной необходимости.
– Детали изложишь в рапорте, – Ермилов постучал пальцем по столу, словно указывал, куда Егорову следует положить рапорт. – Теперь вкратце. Он был твоим оформленным информатором?
– Нет, конечно! Если бы так, стал бы он трепаться Юрию о моем с ним знакомстве и о том, где я работаю. Сами посудите… Так, говорил мне кое о чем, по мелочам, просвещал в тамошней иерархии, в производственных процессах концерна. Как мне казалось, он хотел чувствовать свою значимость и хотел быть информатором.
– Так что тебя остановило тогда? – Ермилов смотрел на Василия с большим вниманием.
Его все больше занимал этот майор. То, что Горюнов обратил на него внимание и стал приближать к себе, вызвало у Ермилова укол профессиональной ревности, во-первых, а во-вторых, подхлестнуло интерес. В самом деле, упертый Егоров – любитель оружия и стрельбы, был обладателем какого-то своеобразного подхода к делу. Опыта ему пока не хватало, он напоминал молоденького терьера, еще в глаза не видевшего лису. Однако стоит такого терьера подпустить ко входу в нору, и он безошибочно в кромешной темноте и сырости помчится в сторону хищницы, учуяв ее враждебный звериный дух. Василий обладал таким нюхом, но, «учуяв лису», мог нестись с топотом и рычанием, сломя голову, невзирая на инструкции. Впрочем, зачем терьеру инструкции? Он, так или иначе, возьмет лису за горло.
– Не знаю, – Вася попытался вспомнить тогдашние свои доводы. – Слишком он хотел, слишком болтливый, слишком лез в друзья-приятели. Даже бывал у меня дома. Но только в числе гостей, которых звала Виктория, в качестве одного из ее коллег по работе.
– Что Вика о нем говорила? У женщин зверская интуиция, – Олег Ермилов улыбнулся, продемонстрировав ямочку на щеке. У него она только на одной щеке и придает ему вид беззащитный и обманчиво наивный.
Вася усмехнулся, вспомнив слова жены по поводу Снегирева: «Держись от него подальше. Очень уж он услужливо-угодливый».
– Ты будешь ему звонить? – Ермилов понял по выражению лица Егорова, что Вика не одобряла Снегирева. – Стоит ли объявляться? Зачем Юрий приплел Снегирева? Как можно было опознать человека по одному лишь описанию твоей, пусть и выдающейся, внешности?
Егоров и сам задавался этими вопросами, пока ехал сегодня утром на работу и трясся в вагоне метро, глядя через надпись на двери «Не прислоняйся» на черные тоннели со вспышками редких дежурных ламп. Нынешнее расследование напоминало ему такой же тоннель. Все время чернота, и только изредка вспышки, во время которых едва проступают черты, кажущиеся знакомыми, но, пока он пытается вглядеться, уже снова наступает темнота.
Допустим, журналист позвонил Снегиреву случайно, хотя в этом уже заключается странность. После изрядной попойки он бросился звонить в другой город и начал обсуждать встречу с «артистом», описывая внешность того в деталях? Даже если так, то по описанию можно узнать человека, если только понимать, о ком конкретно идет речь. Почему Снегирева «осенила» такая поразительная догадка, а главное, почему Юрий был склонен поверить, что артист никакой не артист, а фээсбэшник? Словно бы журналист ожидал какого-то подвоха от незнакомца.
– Более чем уверен, сам Снегирев возникнет на моем горизонте в ближайшее время. Если Юрий действительно напомнил ему обо мне…
– Какие у нас основания для наблюдения за журналистом? – вернулся к началу разговора Ермилов. Как видно, его не отпускала какая-то тревожная мысль. – Хоть за что-то зацепиться мы можем?
Василий пожал плечами.
– Ничего конкретного. Пустая болтовня. И вообще никакой зримой, вещественной связи англичан с их агентом не наблюдается. И подозреваемого, претендующего на роль этого самого агента нет. Микроточка и точка, – пошутил он грустно. Неделя, отпущенная ему шефом, безжалостно подходила к концу. – Салибаев… Но эта нить оборвалась вместе с его гибелью. Да, известно, что он из игиловской братии, но не из английской разведки. Достоверно узнать, откуда и какие секреты агент или агенты англичан воруют, не удалось. Есть, правда, кое-что как рабочий вариант, но с этим еще придется повозиться.
– Повозись, – вдруг покладисто согласился Ермилов. – Еще до понедельника время есть. Тогда и доложишь. А что там с НКО?
Говоров нисколько не порадовал новостями по вопросу некоммерческой организации. Из английского отдела ему сообщили, что никого из сотрудников этого НКО не заметили вблизи объектов, за которыми ведется постоянное наблюдение.
Егоров, вернувшись в кабинет, сел за свой письменный стол, достал из ящика стола фарфоровую кружку с эмблемой оружейного концерна, покрутил ее вокруг оси, глядя внутрь на потемневшие от чая стенки, словно гадал по этим разводам.
«Каким образом передавали шифровки из английского посольства агенту со склада макулатуры? Агент, конечно же, там не работает. Англичан волнуют не сводки по количеству сданных в Москве бумаг и картона, а нечто более занимательное. Но как тогда происходит передача картона-контейнера и кто посвящен в тайну на складе? А с чего я, собственно, решил, что Салибаев сдал бы эту макулатуру там же? Может, он сгрузил бы все, кроме картона из посольства, и поехал бы дальше? Теперь уж узнать не у кого. Тогда остается отрабатывать связи и маршруты Салибаева. Можно изъять записи с видеокамер, в которые попадала его «газель». Какое-то время они хранятся». Вася взялся за телефон. Нужна санкция, чтобы снять записи с камер. После выезда со склада возможно отследить грузовик.
Леонид, подперев подбородок, задумчиво смотрел на Егорова. Дождался, когда тот повесит телефонную трубку, и сказал:
– Что-то все выглядит очень последовательно в отношении тебя. «Газель» с картонкой возникла на твоем домашнем маршруте к рынку. Ты клюнул. Салибаева убрали, а занимался разработкой узбека Горюнов, который, опять же, твой приятель. Далее, – Леня закатил глаза, вспоминая, – вчитавшись в шифровку, ты обнаруживаешь словосочетание: «военный журналист». Начинаем просматривать аналитику и оперативные сводки, а там Меркулова. Сразу всплывают приятные воспоминания о журналистке, которая у вас – шефа, Горюнова и у тебя – как переходящее знамя. И вдруг, о чудо, Щеглов «опознает» тебя посредством старого приятеля – Снегирева. Он также и твой приятель. Чудеса совпадений!