[1]. Департамент военной контрразведки интересует сохранность военных секретов. Вовремя дать по блудливым ручкам в рыжих английских веснушках или с загаром с побережья Майями. В основном их поползновения приходится пресекать. А если лезут охочие до чужих секретов типы из стран бывшего СССР, то они, как правило, аффилированы с теми же ЦРУ или МI6.
И все-таки Вася не удержался от соблазна проверить, что это за картонки. Он не сомневался – коллеги из иностранных отделов проверяют всех, кто выходит из дверей посольства, и всё, что оттуда выносят, включая мусор. Не стоит рассчитывать, что, скажем, цэрэушники случайно выбросят шифровку со стаканчиком из-под кофе. Это нереально.
Проскочив несколько поворотов, Егоров наконец снова увидел вдали грязный борт «газели» с еле различимой от пыли надписью «Вывоз вторсырья». Та самая, на борту по засохшей грязи еще написано нецензурное воззвание к водителю, дескать, не стоит так парковаться. Останавливать «газель» на дороге Вася не хотел. Лучше дождаться, когда водитель доедет до места назначения.
Покрутившись по району еще немного, «газель» въехала в ворота пункта приема картона на улице Генерала Дорохова. Василий зарулил следом, благо ворота не закрылись. «Газель» встала у ангара с большим навесом, где высились огромные стопки картона.
Егоров вышел из машины и приблизился к узбеку, выпрыгнувшему из кабины.
– Салям алейкум, уважаемый, – Вася, несмотря на уверенный тон, не испытывал уверенности в том, что делает. – Вы не могли бы мне продать немного картона?
Смуглое, в оспинах лицо немолодого узбека нисколько не переменило своего сонного выражения, словно к нему все время подходили с такой просьбой. Он откинул задний бортик кузова. Тюки с картоном были стянуты крупноячеистой сеткой, через которую Василий и увидел надпись, сделанную довольно крупно. Егоров ткнул пальцем в ближайшую пачку:
– Вот эту, уважаемый. Мне для дачи нужно, для утепления сарая. Стены обиваю. Сколько?
– Пятьсот, – назвал цену узбек и глянул вызывающе.
Вася подозревал, что содержимое всего грузовика стоит ненамного больше, но без препирательств отдал деньги.
– А где брали такой замечательный картон?
Узбек, как показалось Егорову, не видел в картоне ничего замечательного, кроме пятисот рублей, которые сорвал с глуповатого дачника. Однако властелин картона все же удивил.
– Ты из полиции, что ли? – спросил он, не требуя удостоверения. По-русски говорил очень хорошо. – Этот картон я брал на Смоленской набережной.
– Далековато возить. А поближе нет пунктов приема? – Егоров не стал спорить. По опыту знал – дело бесперспективное. Хорошо хоть узбек принял его за полицейского, а не за фээсбэшника.
– У них договор с этой конторой. Сюда и вожу.
Вася подумал, что вряд ли посольство будет снисходить до договора с макулатурной компанией. Краем глаза он увидел расценки на стенде под навесом – семь с полтиной рублей за килограмм. Подзаработать решили британцы на макулатурке? Что-то тут не так.
Егоров прищурил ярко-голубые глаза, потер почти квадратный подбородок со светлой щетиной. У него образовалась сосущая пустота в желудке, и не оттого, что время-то обеденное. Он смекнул – сегодняшняя инициатива выйдет ему боком. Если в самом деле напал на что-то интересное, то уже засветился. Вася представил себе лицо Олега Ермилова – начальника отдела, его стальные глаза и плешивый огромный лоб, как у Сократа, и понял: будут драть за самодеятельность. Надо валить отсюда подобру-поздорову.
– Есть веревка, уважаемый?
– Сто, – кивнул узбек.
– Что «сто»?
– Рублей.
Привязав картон к ржавому багажнику на крыше своей машины, Василий отъехал от склада подальше. Остановился у какого-то монументального белого здания с трубой, решил было осмотреть картонки, но передумал. Чтобы сориентироваться, высунулся в окно и пригляделся к надписи на столбе: «Троекуровский крематорий». Он нервно хихикнул и пробормотал:
– Это еще успеется. Шеф мне устроит персональный крематорий.
Бросить находку на обочине или у ближайших контейнеров для мусора теперь уже не осмелился. На Смоленской набережной посольство Великобритании. И кроме того, существование договора посольства со складом приемки макулатуры – это нечто! Какая им разница, куда бросят их картон!
Вася поехал в центр, не заезжая домой с покупками, представляя Викино справедливое негодование. В машине возмутительно пахло солеными огурцами, маринованным чесноком и зеленым луком. Есть хотелось неимоверно.
Сглатывая слюну, Егоров алкал пищи. Но пришлось подумать сначала, как тащить эту увесистую стопку картона на себе. Вспомнив, что сейчас дежурит по отделу капитан Леня Говоров, он с удовольствием побеспокоил своего соседа по кабинету звонком:
– Ленечка, дорогой, спустись-ка. Жду тебя у подъезда. Глазоньки все проглядел.
– Чего тебя принесло? – осторожничал капитан, чувствуя подвох.
И не зря опасался: Вася взвалил на него объемную и габаритную стопку картона и заставил отбрыкиваться от комендатуры, бойцы которой охраняли вход в святая святых. Леонид человек нудный, неуверенный в себе. Он краснеет, потеет, но своего всегда добивается.
В итоге Егоров и Говоров прошли в обнимку с картоном в дом два, встречая в коридорах сотрудников, которых хватало тут и в выходные. И каждый, кто знал военных контрразведчиков, не преминул поинтересоваться, чем они приторговывают.
Говоров сопел, потел, не отвечал на подколки и копил энергию до кабинета, где напал на Василия:
– Ты решил нарваться? Неужели думаешь, что отыскал клад на свалке? Детский сад! Тебе просто очень хочется еще медальку.
Леня не то чтобы завидовал, но его задело, что они работали вместе по американским базам в Сирии, которые Штаты решили втихаря сдать туркам, а медаль «За отвагу» получил только Егоров. Да, его ранило во время оперативных мероприятий в Сирии, ему довелось успешно применить свои стрелковые навыки, сняв курдского снайпера. И все же. Они ведь вдвоем вовремя разузнали об американо-турецких планах, чем способствовали прекращению вторжения Турции на курдские территории, предотвратили геноцид курдов (турки не преминули бы разобраться с ненавистными курдами), и в конечном счете на оставленных американцами базах первыми оказались сирийские военные и русские.
– Шеф однозначно сказал, что лимит у кадровиков на медальки и поощрения в этом году исчерпан, – сдерживая смех, ответил Вася. Он уже пристроил картон около книжного стеллажа у входа и, стащив со стола Лени булочку, с набитым ртом добавил: – Даже если найду всех предателей разом, ничего не светит… Надо картон отправить на исследование в Институт криминалистики. Просветить его вдоль и поперек. Тайнопись, микроточка. Там народ башковитый, вот пусть и мозгуют.
Леня покосился на тюк картона.
– Термическое воздействие, обработка щелочью и парами йода могут повредить микроточку. Это если искать тайнопись.
– Пускай сначала точку ищут. – Вася дожевал и дернул кадыком, проглатывая сухой хлеб. Бесцеремонно допил кофе из чашки Говорова. Тот только головой покачал.
– Ты представляешь, какой объем работы? Каждая картонка с двух сторон, да еще внутри нее ячеистый материал. Это нереально. Нас придут бить эксперты и весь центральный аппарат, работу которого мы остановим одной-единственной экспертизой. Меньше миллиметра. Пойди найди!
– А чего сегодня в столовке? – Вася сел на край своего письменного стола, погладил модель автомата Калашникова по бронзовому стволу. Эту модель на деревянной полированной подставке Вася привез из Ижевска, где начинал службу в оружейном концерне, работая в отделе экономической безопасности УФСБ по Удмуртской Республике.
Васю помариновали крепко, прежде чем перевели сначала в московское управление ФСБ, а потом и в центральный аппарат, в ДВКР, куда его перевода затребовал сам Ермилов после одного совместного с УФСБ мероприятия, где Вася отличился. Так он стал военным контрразведчиком.
– В столовке, как обычно, изжога в ассортименте. В сейфе бутылка кефира. – Леня открыл дверцу своим ключом. – Ермилов тебе голову оторвет. Вот ты его шефом называешь, а он от этого бесится. Рассказывай все по порядку. Я, может, сыграю роль твоего адвоката.
Егоров рассказал про недавнее преследование «газели». Про Смоленскую набережную и загадочный договор.
– Если все так и картонки – это контейнер – средство безличной связи для агента, – Говоров помассировал свои пухлые покрасневшие щеки и заключил: – тогда ты наломал дров. Засветился на объекте, вступил в прямой контакт с водителем, который, возможно, осведомлен. Дело передадут английскому отделу. Кстати, наш Ермилов начинал работать в ФСБ в английском отделе.
– Подождем с догадками насчет агента, – Василий улыбался: слишком заманчиво напасть на след агента вот так, выехав с утречка на рынок за овощами. – Стоит узнать результаты экспертизы.
– Прежде чем узнавать результаты, придется доложить Ермилову и только с его санкции сдавать макулатуру на экспертизу. Угу? – Говоров, не склонный к иронии и не всегда понимающий шутки, вдруг стал ехидничать. Показал глазами на телефон. – Я не рискну его побеспокоить в выходной. В редкий выходной, когда он в самом деле выходной.
Василий снял трубку с выражением лица великого мученика. Он выглядел как мальчишка, которому надо сознаться суровому папаше в том, что курил за школой. Он хлопал светлыми ресницами и с ненавистью косился на картон.
– Сам виноват, – оценил его страдания Говоров, – ты просто перевозбудился от сирийских приключений. Две командировки на Ближний Восток, перестрелки, дурное воздействие этого арабиста Горюнова из УБТ[2]. Ты и решил, что можно ковбойствовать и тут. Не-ет. Тебя быстро поставят в рамочки. У нас слишком много инструкций. Удивляюсь, что Горюнов, бывший столько лет нелегалом, такой резкий и неосмотрительный.
Егоров отмахнулся, когда гудки в телефонной трубке прервались и раздался слегка сонный, с хрипотцой голос шефа. Обрисованная в общих чертах ситуация не слишком удовлетворила Олега Ермилова, и через полтора часа он приехал в отдел. Заглянул к своим незадачливым оперативникам. Посмотрел на связку картона, поджал тонкие губы, покачал головой и бросил: