Удостоверение Васи дед посмотрел мельком. Он и так понял, кто перед ним: вот что значит человек советской закалки – кагэбэшников за версту чует.
– Димка? Был три дня. Помогал, когда меня из больницы выписали. Инсульт меня шарахнул. Встретил на такси, все чин по чину. Продукты закупал. Бегал как наскипидаренный.
– Он отлучался надолго?
– Да какой! Я же говорю, со мной сидел как пришитый. В магазин на полчаса разве что. А случилось-то что?
– Вы не волнуйтесь, пустяки. Очень хорошо, что он был у вас. Вы могли бы изложить это в письменной форме? И вот еще… Может, кто-то его видел здесь? Соседи, родственники? Он ведь ваш племянник?
– Племянник, – задумчиво согласился старик, припоминая, кто приходил к нему домой. – Так соседка же была. Она ведь убиралась и готовила нам. Олимпиада Трофимовна из двадцать седьмой.
От деда Егоров вышел с показаниями старика и его соседки о том, что Снегирев практически безотлучно находился все дни пребывания в Москве дома у дяди. Выходил максимум минут на двадцать и возвращался с продуктами. За этот короткий срок нельзя было и затариться, и съездить в район Троекуровского крематория, тем более Григорьев жил на другом краю Москвы. Вася только лишний раз убеждался в своей правоте. Снегирев не предатель. Во всяком случае, не тот самый, кому адресовались шифровки в картоне.
Тут его и застал звонок от Титовой:
– Василь Стефанович, я, похоже, напала на след.
– Поспокойнее. – Егоров вспомнил, что отправил Инну в Подольск опросить под благовидным предлогом соседей и знакомых Модестова. Он ездил в Москву. Правда, не в тот самый день. Но ездил и по области, это помимо командировок. – Что ты там нарыла? – Он поморщился. – И поменьше патетики. Вкратце.
– По словам соседки, он уходит примерно в одно и то же время, по четвергам, вечерами. Понимаете, к чему я клоню?
– А соседке какое дело, или ее зовут мисс Марпл?
– Примерно, – Инна похихикала. – Она просто живет на первом этаже. Когда дверь открывают, звякает домофон. К тому же дверь железная и хлопает так, что, как она выразилась, ее вставная челюсть звякает о стенки стакана.
– И что, он так уходит каждый четверг? И надолго?
– В том-то и дело, что не каждый и не так уж надолго. Старуха сетовала, что на полчаса, минут на сорок. Достаточно для неких манипуляций, – она намекала на то, что он может за это время забрать из тайника контейнер или принять шифровку. – Какие будут указания?
– Подожди, – Василий отошел в сторону от автобусной остановки, где скапливались пассажиры. Остановка пульсировала людьми, как сердце, – они подходили, исчезали в подошедшем автобусе, а затем через определенное время собирались снова у павильона – другой состав, конечно же. Егоров посмотрел на мобильный, как будто там содержался ответ на вопрос Титовой. Модестов со своими таинственными четверговыми хождениями в неизвестном направлении ломал построения Василия, которые он себе уже навоображал. – Значит, так, Инна, без лишнего энтузиазма. Тихо-мирно, погляди по камерам, куда он ходил. Или там нет камер?
– Нет. Это вам не Москва!
– А у мисс Марпл нет предположений? Ты под каким соусом к ней подвалила? Санэпидемстанция или помощник депутата?
– Помощник, – смущенно признала Титова. – Ее волнует не то, куда он шастает, а насколько сильно хлопает дверью.
– Собаки у него нет? – По молчанию девушки он догадался, что ей не пришло в голову это узнать. – Все может объясняется очень просто.
– Но тогда он бы ходил и утром, и вообще, каждый день, – нашлась что сказать в свое оправдание Инна.
– Его жена, возможно, работает вахтовым методом. Или, скажем, врач «скорой помощи». И каждый четверг она сутки дежурит, а ему надо гулять с собакой. Те у кого есть собака, знают, что, хоть у псины и нет часов, на улицу она просится в одно и то же время.
– Разузнаю.
– Не исключаю, что он ходит водку пить со своим приятелем. Жены нет дома в этот день, вот он и таскается. Смущает, что в одно и то же время.
– Разрешите задержаться до четверга?
Василий улыбнулся, узнавая свою манеру работать. Особую упертость.
– Попросим местных сотрудников приглядеть за домом. Твое присутствие вовсе не обязательно. Не сопи и не комбинируй.
Однако Инна дерзко решила действовать на свое усмотрение… Ей повезло. И четверга ждать не пришлось.
Она позвонила Егорову снова в девятом часу и странно скованным голосом сообщила:
– Подъезжаю к Москве, Василий Стефанович.
Если бы это был Шмелев, Василий решил бы, что он слегка поддатый.
– И что?
– Уж теперь, наверное, завтра доложу… – с еще более загадочной неуверенностью сказала Инна. Что-то ее беспокоило.
Вася посмотрел на клевавшую носом Вику в кресле у телевизора и все-таки решился:
– Знаешь, заезжай-ка ко мне. Лучше мне услышать твой доклад прежде нашего шефа. – Вася подумал, что давно не получал выговоров, а теперь Титова принесет ему выговор на хвосте как старшему группы.
Инна зашла в коридор хрущевки и огляделась с любопытством. Но Егоров не включал верхний свет, маяком светилось только бра на кухне. Вика уже легла спать, раздраженно сказав, что Вася превратил дом в филиал Лубянки, а она не собирается становиться его секретаршей, встречать посетителей и отбивать шифровки.
Сковырнув с ног ботинки и скинув куртку на галошницу, Титова устремилась на кухню. Попутно заглянув в зеркало, висевшее над столиком для ключей. Поправила кудрявые волосы и зевнула, прикрыв рот ладошкой.
Василий нехотя предложил ей чаю, понимая, что она целый день на ногах и, наверное, поесть толком не успела.
– Я засветилась перед Модестовым, – убитым голосом пробормотала она, обхватив ладонями чашку чая, поставленную перед нею на стол.
– Давай по порядку, – холодно посоветовал Егоров, ожидавший чего-то подобного.
– Я уже собиралась возвращаться в Москву, как вы велели, но потом вдруг решила… – она покраснела и стушевалась. – Короче, время подходило к тому часу, о котором упомянула старушка. Я подумала, а вдруг она ошиблась и Модестов каждый день выходит в этот час, как вы и сказали, с собакой. И он вышел. Однако без собаки. Ну раз так уж случилось. – Она потянулась к вазочке с печеньем. – Можно?
– Ешь-ешь. Хочешь котлету? – Он готов был запульнуть в нее этой котлетой, но не пренебрегал правилами гостеприимства.
– Спасибо. Но я уж дорасскажу. Естественно, я решила пройти за ним. – Она захрустела печеньем довольно беспечно, словно не слишком-то и переживала.
– А для чего наружка существует? – вспыхнул Егоров. – Сколько раз было говорено. Ты максимум куда можешь пойти как оперативник – это когда происходит негласный осмотр квартиры.
– Когда бы я успела вызывать наружку? А тут возник шанс что-то понять про этого инженера. Внешне он вообще никакой, плюгавенький, с лысинкой. Не мачо, прямо скажем.
– Ты что, его экстерьер туда поехала оценивать? – кипел Василий.
– Да это так, заметки на полях. Ну шли мы недолго. Улица пустынная, там что-то вроде промзоны. Я поотстала и потеряла его. Даже шаги стихли… Он просто сошел с асфальта на землю.
Василий слушал ее и представил себе глухую улицу Подольска. Бетонные заборы с торчащей из них ржавой арматурой, ветер гуляет и шевелит оголенные зимние ветви деревьев, торчащие над заборами. Без оружия, одна, Инна здорово рисковала.
Но она настойчиво перла по улице дальше и дальше, пока не заметила лаз в заборе, куда и заглянула, не решаясь подсветить себе фонариком мобильного телефона. За забором в лунном свете разглядела тропинку, ведущую в сторону параллельной улицы. Там, впереди, слабо горели уличные фонари, и Титова пошла на свет. Едва не упала несколько раз, зацепившись за коряги, торчащие из земли.
Вышла к невысокому кирпичному забору, огораживающему территорию гаражного кооператива. Увидела частокол из труб-вытяжек над плоскими крышами кирпичных гаражей. На фоне неба, казавшегося черным, трубы были еще чернее и из них поднимался едва заметный светло-серый дымок. Некоторые гаражи, судя по всему, обитаемые.
Титова понимала, что, если Модестов прошел той же тропой, он вряд ли перелез через забор, хотя Инне не составило бы труда его форсировать. Однако не с его комплекцией. Пометавшись, она нашла небольшую калитку, как видно, сделанную для жильцов, подходивших к гаражам с этой стороны. На дверце висел амбарный замок. Все-таки пришлось лезть через забор.
Спрыгнув по ту сторону, как кошка, Инна осмотрелась и прислушалась. Где-то гулко лаяла собака, но, скорее всего, с противоположной стороны, где выезд из гаражей и где наверняка сидит дед-сторож. Титова не стремилась знакомиться ни с охранниками, ни с собаками. Она прокралась по стесненному чередой гаражных ворот проулку гаражного кооператива. И наконец ее недюжинное упрямство принесло плоды. Она увидела свет, не в конце тоннеля, но тонкие полоски, обрамляющие одни ворота. Как святящаяся рама картины. Оставалось приоткрыть дверь и подсветить картину полностью.
Сперва Инна пыталась найти подходящую для подглядывания щель. Однако по краю была приделана резинка, и только лишь свет мог рассеянно проникать наружу.
Инна тронула дверную ручку и почувствовала, что дверь не заперта. Приоткрывать чуть было рискованно. Скрипнет. Или вдруг те, кто внутри, как раз смотрят в этом направлении. Она поняла, что крадучись тут действовать не стоит.
У нее мгновенно созрел план, и Титова, как человек крайне решительный, рванув на себя дверь, буквально влетела внутрь и увидела в центре экспозиции обнаженный зад Модестова. Машина в гараже не стояла, зато лежал у дальней стены матрас, и его даже застелили вполне приличным бельишком. Работал рефлектор, воткнутый в розетку. На маленьком столике, накрытом одноразовой скатертью, стояла бутылка шампанского, на пластиковых тарелках лежали бутерброды и фрукты. Горкой были сложены мандариновые шкурки. И пахло в гараже, как рассказала Егорову Инна, мандаринами, спиртным и развратом.
– Ой! – сказала Титова.