– Разве такое когда-то бывало, чтобы вербовали через близких людей? – Егоров с подозрением посмотрел на Петра.
– Если очень нужен человек, к нему ищут подходы. Не мне тебя учить. Ты же у нас контрразведчик. Разоблачаешь все эти схемы.
Вася вздохнул: мечтать о крупных разоблачениях только приходилось. Больше в теории. А Горюнов, как видно, был уполномочен в Ираке и Турции на вербовку. По его словам выходило, что он тоже искал болевые точки у нужных ему людей и шантажировал. Довольно циничная работа. Вася подумал, что вряд ли смог бы так.
– Как ты себе это представляешь с женой? Да и дети… Он по возрасту не слишком старый для взрослых детей, которые могут самостоятельно путешествовать и влипать в истории, – рассудил Вася. – И кстати, насколько я помню, он бездетный.
– Тогда чего жена дома сидит? – нахмурился Петр. – От скуки на стену полезет. У нее должно быть занятие.
– А как могло стать известно, что у нее такой муж, которого они так возжаждали завербовать?
– Намекаешь на еще одного их агента? Есть вариант попроще. Никто специально не информировал английскую разведку. Да и зачем кому-то информировать? Наши дурачки и дурочки ведь во всех этих вотсапах, фейсбуках и телеграмах сидят. Фотки свои выкладывают, личной жизнью хвастаются, по Скайпу без всякой шифровки бла-бла. Достаточно было девчонке ляпнуть: «А у меня муж в закрытом городе работает. Сложности из-за этого с его выездом за границу». И так далее, и тому подобное. Она, может, кстати, сама не из Сергиева Посада. Если он к ней ездил, то мог встречаться с английскими разведчиками там, а не в Москве и, само собой, не в Сергиевом Посаде. Копай, тут поле непаханое.
Василий покрутил головой, поражаясь фейерверку горюновских идей. Петр сразу прокручивал все направления расследования, щедро рассыпая версии и то, как с ними работать.
– Неужели стали бы делать ставку на жену? Она же не дочь, не сын. Мог просто развестись, если бы она сунулась к нему с предложением от англичан, и развалил бы все их планы.
– Если бы мне нужен был Климов любой ценой, я бы и кошку его завербовал, – Горюнов достал сигареты снова и крутил пачку в длинных пальцах. – К тому же все женщины нам родственницы… Ну что ты закаменел? Шучу. Что это ты таким высокоморальным стал? Не знаю насчет примеров в истории шпионажа, однако, если где возникает возможность надавить, пошантажировать – сколько угодно! Я бы лично схватился за такой случай двумя руками. Попалась бы мне та девочка… – Он помолчал с мечтательным выражением лица, достал из пачки сигарету и стал разминать ее в пальцах.
– Как это могло выглядеть на деле?
– Достаточно было бы ее прижать за границей – наркотиками, нелегальными перевозками рыжья, золота то бишь. И все. С нее расписка. А он, как наседка, бросится защищать свое сокровище. Все зависит от зрелости их амура на тот момент. Если влюблен был нешуточно, подпишет что хочешь. А ей небось Интерполом пригрозили. Мол, все равно достанем. Одной встречи с ним было бы достаточно в России, установочной лекции, так сказать. Встречался он с будущим куратором, скорее всего, не в Москве. Обязательно выясни все-таки, где он жил в тот период. Там и надо смотреть на предмет встречи с ним англичан или людей, аффилированных с МI6. Хотя бы факт их присутствия в городе, где и он находился в то время, пусть и не зафиксировали прямой контакт. Не в Сергиевом Посаде же они его отлавливали.
– Петя, а что за благотворительность? – не удержался Василий. – Столько советов на один квадратный метр тира…
– Ты – мне, я – тебе. Действуй быстрее. Я не могу долго своих игиловцев выгуливать. А мы ведь уже говорили, что если вспугнешь твоего парня, так мои его переправлять через границу станут. Мне канал перехода открыть хотца. Очень хотца!
– Мне много чего «хотца». Только чем его вспугнуть, поэтически выражаясь, моего селезня? У меня нет под рукой спаниеля, обвешанного весомыми уликами. А если бы были улики, я бы просто провел задержание. Он побежит только тогда, когда оценит мои шансы довести дело до ареста как серьезные. Пока они стремятся к нулю. Одни догадки. Так что селезень даже не пошевелится на глади воды. Он жирный и умный и знает, что я не буду бить его в центре озера, лодки-то нет.
– Живописно. Охотишься на уток? Я могу сыграть роль спаниеля, – Горюнов дурашливо гавкнул. – Ты только убедись, что селезень не подсадной. А я его подниму с насиженного места. Побежит на флажки как миленький.
– Это волки бегут на флажки, – возразил Егоров. – Хотя он и в самом деле, скорее, волк, чем уточка. Скажем, я найду свидетельства того, что жена ездила за границу, и отыщу англичан, оказавшихся с Климовым на одной территории в определенный период. Все это не будет прямым доказательством, а только подтверждением нашей догадки.
– Лиха беда начало. Ты только свистни, когда хоть что-то выяснишь… – Горюнов потянулся. Взглянул на часы: – Обед профукал… И все-таки до Ермилова дойдет. – Он стал надевать куртку. – Он расколет твои маневры за его спиной. Я-то не выдам, но Олег ушлый. А ты пытаешься его обвести вокруг пальца. Будет он тебя возить фейсом об тейбл, долго и мучительно. Тем более он наверняка обратится ко мне с той же просьбой насчет Турции и Египта. Я, конечно, прикинусь невинной девочкой. Но поверь, такие дела быстро всплывают. В самый неподходящий момент.
Вася отмахнулся.
– И все-таки доложи ему свои соображения, – посоветовал Горюнов, крепко стискивая руку Егорова в своей на прощание. – Я сегодня же попробую связаться со своими в Турции. Давай мне данные на твоего грузина. Кстати, он грузин российского разлива или жил все-таки на родине предков?
Василий достал блокнот и, записывая установочные данные на Кинкладзе, прикусил губу от досады. Этого он не проверял.
Тут же, вернувшись из тира на работу, занялся плотно биографией грузина. Говоров слегка удивился, когда Василий попросил у него папку с личным делом Кинкладзе.
– Нас вроде на Васильева ориентировали, – Леня протянул папку, при этом ложечкой помешивая чай в чашке. – Где ты пропадал? Ермилов спрашивал. Титова юркнула мимо меня по коридору с виноватым лицом. Что там у вас произошло?
– При чем тут я? Она проштрафилась, буквально засветилась перед Модестовым. Расспроси ее, если охота, она тебе поплачется в жилетку. И заодно узнай для меня все места жительства Климова.
– Кхе! – подавился чаем Говоров.
К вечеру Леня молча и несколько демонстративно положил Егорову на стол бумагу, в которой утверждалось, что до того, как переехать в Сергиев Посад, Климов жил в Ярославле, а еще раньше в Подмосковье. Василий прикинул на карте, что от Ярославля до Сергиева Посада сто восемьдесят километров. Каждый день не наездишься. Значит, он, наверное, приезжал в Ярославль на день, на два. Жена оттуда родом.
Говоров дулся, видя, что Василий чем-то увлечен, но не посвящает его в детали.
Василий игнорировал сопение Лени. К этому времени он узнал кое-что о прошлом Кинкладзе. Поработал Шмелев, разыскав однокашника Кинкладзе по институту и умело расспросив, не вызвав подозрений. Всю юность тот прожил в Грузии, хотя родился в России и имел российское гражданство. Поступать в институт приехал из Тбилиси, но в личном деле не было никаких данных на этот счет. Очевидное упущение кадровиков и режимно-секретного подразделения. Егоров испытал досаду, и руки опустились не от перспективы возиться теперь и с Кинкладзе, хотя он все равно подозревал только Климова, а из-за того, что Горюнову достаточно было пары фраз о людях из списка, чтобы заметить главное, и сделать это легко и безмятежно, как все, что делает Петр. Вася чувствовал себя никчемным оперативником. Столько лет по крупицам собирал опыт, считал себя уже профессионалом, и достаточно было нескольких слов Горюнова, чтобы разметать всю башню из детских кубиков, которую выкладывал Василий, от старания высунув язык.
Уже поздно вечером он пошел докладывать Ермилову. Тут уж он решился не выжидать, подкапливая побольше данных.
– Зачем тебе знать, где жил Климов? Что за метания? – Олег терпеливо выслушал, но то ли не вник, то ли не одобрил.
– Вы же сказали, их всех разрабатывать. Кинкладзе, как выяснилось, жил в Грузии безвылазно до института. Хотя родители его были в России. Но сформировался он там. Уже во времена, когда национализм начал расцветать, особенно под влиянием цэрэушных эмиссаров, наводнивших постсоветское пространство в девяностые.
– Ну и что же? Он учился в институте, и дальнейшее формирование происходило уже в России. Остался работать здесь.
– И все-таки в Министерстве обороны, – намекнул Василий, заметив, что Ермилов думает о чем-то своем. Беспрестанно звонили телефоны. Он отвечал коротко и чаще всего раздраженно. Егоров догадался, что параллельно шеф занимается другим делом, о котором Василия не информировал.
– Трудись дальше. Я сделаю запрос насчет Египта и Турции. Это займет время. Свободен, – Ермилов махнул рукой, снова зазвонил телефон. – Иди-иди.
Через неделю все обрушилось на Егорова разом. Началось с того, что утром Василию на стол положили дополнение к расшифровке послания, сосредоточенного в микроточке. Добавилось только одно слово, обращение «Раннер». Пока Егоров размышлял, что это дает для дальнейшего расследования, позвонил Ермилов и гранитным голосом велел: «Живо ко мне!»
Едва Василий появился в кабинете у шефа и притворил за собой дверь, на него полчаса орали так, словно перед ним был ужаленный осой ишак. Если бы пламенную речь Ермилова стенографировали, убрав нецензурные обороты, то вкратце, телеграфным стилем, это бы прозвучало так: «Никакой субординации. Через голову начальства. Ты думал, я не узнаю? – Это звучало рефреном. – Отстранить от дела надо за такие выходки».
Вася не решался возражать. Молчал, краснея и думая, кто мог его сдать? По идее, только Горюнов, но именно он и не мог. Его размышления прервала вдруг сказанная нормальным тоном фраза:
– Вот, читай! – Ермилов кинул на стол для совещаний папку. – Но когда я получал эти справки, мне вежливо намекнули, что по этому вопросу уже был сделан один запрос.