[21]. Постой-ка, – у Горюнова зазвонил телефон. Этот звонок обговаривали заранее. Зоров заговорил как можно громче по-арабски. Петр ответил. Да так, что не могло остаться сомнений, что он араб. Когда закончил разговор, то продолжил объяснять Климову его перспективы: – Со мной не посмеют спорить и ссориться. Как только ты окажешься в Турции, можешь забыть о своих англичанах. Тебя переправят в Штаты.
– Им-то я зачем? Сам же сказал: «выжатый лимон»…
– Для ЦРУ ты вполне еще годен. Ты способен воспроизвести, чем занимался все эти годы в своем НИИ, плюс рассказать обо всех шифровках, которые отправлял англичанам, обо всех способах связи с ними.
– Ты считаешь, что англичане не захотят мне отомстить? Но с этим, как я понимаю, ты тоже разберешься, – в его голосе прозвучала насмешка. – Что-то у меня вызывает сомнение, что тебе могли поручить перевербовку. Это ведь перевербовка, не так ли?
– Напрасно сомневаешься, хабиби! – Горюнов лучезарно улыбался. – Я работаю с «евреями» еще с их вторжения в Ирак.
– Евреями? – переспросил Климов.
– Так мы называем американцев. Я решился вовремя работать на них. Когда попал в ДАИШ[22], то уже в статусе их человека. Мне доверяют. – Он пожал плечами. – Я не должен перед тобой отчитываться, рассказываю, чтобы ты мог более полно понять весь расклад. Думай!
В коридоре Горюнов надел куртку и, не прощаясь, удалился. Он продефилировал мимо минивэна, подмигнув зеркально отражавшим его стеклам, за которыми ничего не было видно. Через пятнадцать минут, оставив сотрудников в минивэне дежурить у дома жены Климова, Василий дошел до площади Челюскинцев, где его ждал Горюнов в своем джипе.
– Такси заказывали? – Петр опустил стекло на дверце пассажира. Из салона машины дохнуло теплом и табачным дымом. – До Москвы довезу. Недорого. Запрыгивай.
В такой здоровенный джип и в самом деле приходилось только запрыгивать. Вася с удовольствием стал согреваться. В минивэне было зябко. Мотор там заглушили, чтобы не вызвать подозрения у Климова. Это не Москва, где все дворы забиты незнакомыми машинами, а соседи не знают друг друга, поскольку слишком много квартир сдается.
– Что дальше? – Горюнов выехал из Ярославля. Он одновременно курил, держал руль и откусывал от шоколадного батончика. Петр кинул такой же батончик на заднее сиденье, где расположился Егоров. – Я бы поиграл с парнем. Вывез бы его в Сирию, перелез бы где-нибудь тихонечко границу, пограничники бы закрыли глаза на это… А я бы раскрутил его по полной. Он бы рассказал обо всем, что слил англичанам. Потом я бы сунул его в военный транспортный самолет в Хмеймиме и приволок обратно.
– В Сирию ты бы попал через Турцию, а в Анкаре тебя ждут с большим нетерпением, – вспомнил Вася про душевную неприязнь MIT[23] к Горюнову. – И мы уж как-нибудь дальше сами. Через недельку потревожим Климова. Наружное наблюдение продемонстрирует ему свое присутствие. Поймет, что за ним следят, сам бросится в твои объятия, уважаемый Абу-Сафан. Кстати, это как-то переводится? Я имею в виду имя.
– Отец Сафана.
– Вот Климов и попросится к папочке на ручки. Ты же его усыновишь? – Егоров стал вгрызаться в батончик с орехами.
– Усыновим, – согласился Горюнов.
Три недели спустя, Московская область
Мокрые опавшие листья лежали на дороге и в свете уличного фонаря выглядели как осколки стекла. Слишком припозднившаяся осень буянила и била водочные бутылки, выпитые ею в бессмысленной попытке согреться и вспомнить золотую молодость. Но зима уже взяла ее за горло тонкими ледяными пальцами. Ночью пошел первый снег…
На заснеженном капоте машины, стоящей у ворот дома, кто-то нарисовал брови, глаза и рот, и старенькая «Ауди» обрела озорной взгляд, открыто и удивленно смотрела на падающие с неба хлопья, которые довольно быстро, впрочем, засыпали и новообретенные глаза, и рот, и осталась лишь холодная белизна.
Здесь, по проселочной дороге, регулярно проходила только пара собачников из деревни – хромая бабка с белой дворняжкой, маскирующейся под пуделя, и парень с карликовым злобным пинчером. Хозяин пинчера маскировался под крутого десантника. У него на доме висел флаг ВДВ, но когда Вася, чтобы понять, кто здесь шастает, навел о нем справки, то узнал, что это недавно вышедший из отсидки бездельник, никогда не служивший в ВДВ.
Два дома стояли друг против друга, через грунтовую дорогу на окраине подмосковной деревни, где от деревни уже осталось только название. Хозяева перестроили свои деревянные хибары, в которых еще немцы останавливались на постой, когда имели виды на Москву. Отсюда их и погнали до Берлина…
Теперь деревня напоминала, скорее, коттеджный поселок. Металлические заборы от посторонних глаз, а там, где остался штакетник, собаки на цепи. Бабушки-старушки, жившие здесь, повымирали или попродавали деревянные домишки с резными наличниками.
Горюнов уже с месяц как сманил сюда группу игиловцев. Заселил их в съемном доме. А напротив был дом сотрудника ФСБ. Жил офицер здесь только летом. Уж как Петр его уговорил пустить на время УБТ с военной контрразведкой в придачу, история умалчивала, а Горюнов и подавно.
Один из сотрудников наружного наблюдения изображал из себя хозяина-пенсионера. «Хозяин» менялся в зависимости от смены наружного наблюдения. Остальные прятались внутри дачи. Дежурный «хозяин» выходил в галошах и летчицкой куртке, взяв ее с вешалки в форме чугунных котов, на хвосты которых прилаживал куртку по возвращении с улицы. Подметал двор метлой, обнаруженной в гараже, надвинув поглубже кепку, чтобы из дома напротив не запомнили в лицо.
Когда выпал снег, метла сменилась на лопату для уборки снега. А снег в этом году не баловал…
Необходимо было обыгрывать, что дом обитаемый. Странным могло показаться – дым идет из трубы, но никто не выходит, не ездит за продуктами. Потому выходил и ездил, а на заднем сиденье под пледом, а порой и в багажнике вывозил отдежуривших сотрудников наружного наблюдения.
Из дома наблюдали сотрудники. Камеры наружного наблюдения, которыми от воров снабдил свой дом сотрудник ФСБ, слегка переориентировали. Это тоже облегчало наблюдение. Но хватало и своих хитростей. Благо соседний двор как на ладони. Оккупированная УБТ дача находилась на пригорке.
Василий здесь появился, как только от Горюнова пришла СМС, написанная в его духе: «Усыновил». Егоров несколько секунд пытался понять, кого там усыновил Петр, при том что у него своих детей трое, но потом, рассмеявшись, написал в ответ: «Еду с подарками для новорожденного. Скинь адрес».
Егоров взял с собой спальник, с ним он ездил на рыбалку. Доехал до перекрестка с сетевым магазином. Там, на стоянке, его высадила служебная машина (Ермилов расщедрился), а подобрал «хозяин-пенсионер», роль которого играл Михаил Даниленко.
– Залезайте на заднее сиденье. Там у нас дежурный плед. Накройтесь. Давайте свой спальник, положу в багажник, – румяный Миша открыл заднюю дверцу джипа. Нагулял он на загородном воздухе румянец, как у деревенского жителя.
Оказавшись в доме, Василий обошел небольшой, но уютный сруб, погрел руки у голландки, облицованной зелеными грубоватыми изразцами. Чувствовалось, что хозяин тут все делал своими руками. К тому же он охотник. Егоров обнаружил несколько шкур на диванах и креслах. Народ рассредоточился по дому практически незаметно. Все заняты делом. В УБТ готовили спецоперацию по захвату банды и хотели провести это без потерь. Чтобы к прибытию спецназа было ясно, кто где в доме, какое там оружие и чего ждать от боевиков на данный момент времени, чтобы штурм не превратился в длительную осаду с уничтожением всех улик и фигурантов.
Захват откладывался из-за вмешательства военной контрразведки, оперативников УБТ это раздражало, а появление Василия вызвало косые взгляды, мол, мы нагрели место, все подготовили, а вы тут со своими мероприятиями. Но косились недолго. Егоров, привычный к полевым условиям на охоте, захватил с собой консервы, сноровисто приготовил макароны с тушенкой, накормил страждущих, сидевших в основном на сухпайке, и взгляды потеплели.
Теперь оставалось ждать, когда Климова повезут на машине к границе с Грузией. Переходить задумали из Дагестана. Детали – место и время перехода – руководитель группы не раскрывал даже Горюнову, который пользовался большим доверием, приезжал время от времени к боевикам, подавал советы насчет изготовления СВУ, благо разбирался в адских машинках очень хорошо. В Сирии ему довелось повоевать. Он знал все это не понаслышке. Далее Климова собирались переправлять в Турцию.
Планировалось, что Горюнов в один из визитов снабдит отбывающую в Грузию группу маячком. А наружное наблюдение, уже инициируемое ДВКР, сядет им на хвост от самого загородного дома. Брать Климова планировали на границе.
Пока что каждый вечер Василий наблюдал, как уже в темноте к дому напротив подъезжает черная «Мазда», открываются автоматические ворота гаража, в котором виднеются оранжевая снегоуборочная машинка, лопата и грабли, прислоненные к стене. Машина бесшумно заезжает внутрь, белые рольворота опускаются. И темнота. Кромешная. Довольно долго. Затем, через ничем неоправданную паузу, темноту рассекает острым скальпелем дверной проем. Не распахивается дверь гаража, а приоткрывается так, чтобы в нее протиснулась девушка, несущая грудного ребенка в кенгурятнике.
Шмелев крамольно предположил, что эта задержка в гараже обоснована тем, что девушка вынимает младенца из детского кресла и пересаживает, сонного, в кенгурятник. У Шмелева недавно родился ребенок, и он испытал детские кресла и кенгурятники на своем отпрыске. У Егорова все эти тонкости с Валеркой брала на себя жена, да и за одиннадцать лет все подзабылось.
Девушка в темноте проходила по дорожке до крыльца дома и там зажигала свет, освещающий крыльцо и две железные двери, одна из которых вела в дом, другая в бойлерную.