Майк рассмеялся:
– А как у тебя со здоровьем, Эл? О, прости. Забудь.
– Где ваша монтировка? – спросил я у Нидлмайера.
– Альфред, я знаю их лучше, чем ты, – сказал Оп-девять. – Не думай, что они будут действовать честно.
– Нет, я думаю, что они продолжат пожирать меня изнутри, пока не сожрут целиком. Нет, не убьют. Я мертв. Я ходячий труп, Сэмюэл, вот что означают личинки. Меня уже поздно спасать, но мир, возможно, и нет.
– Чаша – тюрьма для Пеймона. Он не будет рисковать и никогда не отдаст Печать.
Я сделал глубокий вдох и выпалил:
– Тогда почему бы нам его не взорвать?
Оп-девять изумленно посмотрел на меня.
– Сколько моей крови вы закачали в пули? Наверное, пару капель. А если мы используем… больше?
– Альфред, – сказал Оп-девять, – то, что ты предлагаешь…
– По-моему, это классная мысль, – снова встрял Майк. – Давайте взорвем Эла.
– Я серьезно, – ответил я. – Если мне удастся подобраться поближе к Пеймону… Это даст вам несколько лишних секунд.
– Эй, святой Альфред, – сказал Майк. – Ты же хотел умереть в пропасти? У тебя был шанс.
Я долго и пристально смотрел на Майка. Он держит меня за запястье. В другой руке у меня черный меч.
И тут меня осенило. Ответ родился с той же скоростью, с которой в морге вернулась память.
Я обратился к Нидлмайеру:
– Где во Флориде находится Дэвилс Миллхоппер?
– В Гейнсвилле.
Тогда я повернулся к Оп-девять:
– Теперь дошло. По-моему, я знаю, что делать.
51
Мы потрусили к «лексусу», Майк поплелся за нами.
– Скажите правду! – крикнул он. – Ведь мама не у вас?
Оп-девять обернулся и ответил:
– Ты не узнаешь этого до самого конца, чем бы ни кончилось дело. Ты нейтрализован как фактор, Майкл.
– Терпеть тебя не мог, – сказал тот. – И можешь поспорить на последний доллар, что директор обо всем узнает.
– Если у нас получится, он перестанет быть директором, а ты – оперативником. Вы нарушили незыблемое правило – никогда не вмешиваться в дела другого государства. – Темные глаза Оп-девять сверкнули. – И этим поставили под удар все, что должны защищать.
Он сел в машину, я устроился рядом, а Нидлмайер захлопнул дверь с моей стороны. И мы поехали обратно. Я оглянулся и увидел, как исчезает в тумане силуэт Майка Арнольда.
– А теперь, Альфред, рассказывай, что ты задумал, – потребовал Оп-девять. – Что надо сделать?
Я все ему объяснил. Оп-девять и Нидлмайер ни разу меня не перебили.
Мы ползли сквозь густой туман по шоссе Алкоа, и, когда я закончил, до аэропорта осталось мили две.
– Это безумие, – сказал Оп-девять.
– Ну, – отозвался я, – если кто-то еще не заметил, я уверенно двигаюсь в этом направлении.
– Но это же безнадежная затея!
– Вы знаете, что это не так, – возразил я. – Пеймону моя смерть не нужна – слишком большой риск.
– Альфред, для Пеймона твоя жизнь ничего не значит.
– Это да, зато Чаша значит для него очень даже много. И без меня ему к ней не подобраться.
Оп-девять тряхнул головой. Я откашлялся и продолжил:
– В любом случае, даже если это не сработает, Чаша останется у вас, и вы придумаете что-нибудь еще.
Оп-девять отвернулся и посмотрел в окно, хотя ничего там не увидел, кроме своего отражения. Он накрыл мою кисть ладонью:
– Альфред, мне очень жаль, что все так получилось. Прости, что привел тебя к нексусу и за то, что обманывал.
– А зачем вы привели меня к нексусу?
– Ты носитель активного агента. Надо было подготовиться к любому повороту событий.
– Значит, вам тоже пришло это в голову? Превратить меня в бомбу?
Оп-девять не ответил, он просто сидел и смотрел на свое отражение.
– Нелегко это, да? Быть АНП?
Он покачал головой:
– Нелегко. – Потом хотел сказать что-то еще, но, видно, передумал и повторил: – Нелегко.
Суперкар был припаркован там, где я его и оставил. Я перенес в машину вещмешок Оп-девять и свой меч, закинул все на заднее сиденье, а мистер Нидлмайер растерянно стоял в сторонке.
– Со мною в жизни ничего подобного не случалось, – заметил он, когда я вернулся к «лексусу», и зачем-то добавил: – Мне страшно, Альфред.
– Займитесь чем-нибудь, помогает, – посоветовал я. – Иначе это начнет пожирать вас изнутри. Вам, кстати, известно о потайном отделении в столе мистера Сэмсона?
Нидлмайер ничего не ответил, просто уставился на меня.
– Насколько я понял – нет. В столе мистера Сэмсона есть тайник. Надо поднять столешницу. Под нею – кнопочная панель. Цифрам соответствуют буквы, как на телефоне. Пароль – мое имя.
– Твое имя?
– Я сейчас цифры не вспомню, но пароль – «Альфред». Когда откроете, положите туда Чашу и снова закройте. Все понятно?
– Да, все, – кивнул Нидлмайер. – Еще что-нибудь, Альфред?
– Я не хочу, чтобы меня усыновил Хорас Таттл.
– Да, конечно, но ты же понимаешь, что последнее решение за судьей.
– И я не хочу, чтобы он стал попечителем. Пусть им будете вы.
– Я?
– А если я не вернусь – скорее всего, так и случится, – я хочу, чтобы вы роздали все деньги.
– Роздал… Кому?
– Ну, не знаю. Найдите достойных людей. Для начала – детей, которые живут у Таттлов. И начните, пожалуйста, с пацана по имени Кенни. Позаботьтесь о нем, мистер Нидлмайер.
– Да, конечно.
– Я все это говорю на случай, если ничего не получится. Но что-то я заболтался. Мне пора. До свидания, мистер Нидлмайер.
Вернувшись к суперкару, я достал из вещмешка старую книгу с картой и обратился к Оп-девять:
– Вы за рулем. Мне надо все вызубрить.
52
Я прочертил пальцем маршрут и сказал Оп-девять:
– По семьдесят пятому шоссе до самого Гейнсвилла.
На карту я потратил целых две минуты. И почему их всегда так сложно складывать? Просто пазл какой-то. В итоге я сдался и сунул ее за подголовник, потом открыл «Арс гоетия» и полистал ее в поисках нужного заклинания.
Оп-девять мельком глянул на меня:
– Произносить надо слово в слово, иначе не сработает.
– Спасибо за подсказку, – буркнул я. – Тут штук двадцать заклинаний. Мне какое использовать?
– «Слова принуждения».
Это отдельное заклинание растянулось на половину страницы, а у меня и в лучшие времена с запоминанием было хуже некуда. Я посмотрел на Оп-девять.
«Спроси у него, – прошептал голос у меня в голове. – Спроси, и увидишь, что он скажет!»
Голос не был сюрпризом, он уже некоторое время нашептывал всякую всячину, и бульшую часть времени мне удавалось его игнорировать. Но теперь он стал громче и звучал все настойчивее. Я знал, кому он принадлежит. Я уже слышал его раньше. Это был голос Пеймона, короля демонов.
Я откашлялся и сказал:
– Я знаю, это все из-за меня…
«Ты во всем виноват, жалкая оболочка!»
– Наверное, если уж я во всем виноват, то мне и следует исправлять. Но может, будет логичнее, если это сделаете вы?
«А теперь слушай, как он от тебя отречется!»
Оп-девять промолчал.
– Вам же не надо учить заклинания? – продолжил я. – Вы их и так уже знаете.
Оп-девять даже не взглянул на меня и только крепче сжал руль.
«Видишь? Ты совсем один. Никто тебе не поможет».
Я потер виски:
– Они со мной разговаривают. У меня в голове. Как по-вашему, они могут читать мои мысли?
– Не знаю, Альфред.
– Потому что если могут, то они знают мой план, и тогда нет никакой надежды.
– Никакой надежды, – эхом отозвался Оп-девять.
– Ну, зато мне не грозит одиночество, – попытался пошутить я, но он не рассмеялся.
– Я тоже их слышу, Альфред, – тихо сказал Оп-девять. – Но вряд ли мы с тобой одержимые в общепринятом смысле этого слова. Скорее всего, то, что мы слышим, – это наши сомнения и страхи, только усиленные в десятки раз.
– Ни черта не понял.
– Наши страхи, – повторил Оп-девять. – Голос нашего отчаяния. Мучительные сомнения, которые мы прячем от других, но они есть у всех. Падшие обратили их против нас.
«Тупой, жалкий, мерзкий неудачник! Неужели ты веришь, что сможешь нас одолеть? Мы были до начала времен и будем всегда! Как смеешь ты, мерзкая куча гниющей плоти, подвергать сомнению наше господство!»
Туман стал совсем густым, и при нулевой видимости казалось, что мы вообще не двигаемся.
– Мы все равно не успеем к сроку, – сказал я. – Давайте съедем на обочину и дождемся конца.
– Альфред… – начал Оп-девять, но осекся. Что-то впереди привлекло его внимание.
В тумане возникла дыра: круглая, с гладкими краями и вдвое больше нашей машины. Это было похоже на вход в тоннель.
«Иди к нам, оболочка. Принеси нам Печать».
– Они решили нам помочь, – сообщил я.
Оп-девять хмыкнул, но ничего не сказал, а его лицо стало непроницаемым, как в былые времена.
– Вперед! – скомандовал я, и Оп-девять выжал газ.
Мы ворвались в тоннель на скорости двести тридцать миль в час, и стены из тумана понеслись мимо, закручиваясь в спираль. Я оглянулся и увидел, что тоннель смыкается у нас за спиной.
Миль через сто слова заклинания превратились в плавающие перед глазами черные кляксы.
– Ничего не получится, – признал я.
– Тебе надо отдохнуть, попробуй поспать, – предложил Оп-девять.
– Если мне что-то и надо, так это почистить зубы. Я даже не помню, когда последний раз их чистил. Я, знаете ли, горжусь своими зубами. Это единственное, что мне нравится в моей внешности.
Я провел языком по передним зубам, и левый резец качнулся. Знание дальнейшего ничуть меня не утешило. Я надавил на зуб пальцем и выломал его из челюсти.
– Что это? – спросил Оп-девять, когда я выплюнул зуб на ладонь.
Во рту появился медный привкус крови. Зуб в руке. Мокнущие фурункулы на теле.
– Альфред?
Я бросил зуб на пол и, хотя понимал, что делать этого не следует, взялся за коренной. Послышался хлюпающий звук, и зуб легко вышел из десны.