Печать султана — страница 27 из 56

Амин-эфенди окинул Хамзу хитрым взглядом и сказал:

— Вы не поверите, но одна моя дальняя родственница на днях посетила политическое собрание. — Раздался смех. — Лекцию читал мужчина.

Гости в ужасе уставились друг на друга. Женщины разом умолкли. Не поворачивая голов, они продолжали любезно улыбаться, однако их внимание теперь привлекали лишь мужские дебаты.

— Я, разумеется, сразу же положил этому конец. — Гости одобрительно закивали. — Не пристало мужчине читать лекции женщинам. И не важно, в чем заключается тема. Пусть даже она о материнстве. Это аморально.

Раздался громкий голос мужчины, сидящего в отдаленном конце комнаты:

— Жизненное призвание женщины — выйти замуж, стать матерью и вести хозяйство. Ей негоже изучать науки или заниматься политикой. Нам не нужны женщины-техники и, да хранит нас Аллах, политики. Женщины должны содержать дом в идеальном порядке и не претендовать на большее.

Однако человек с орденами на груди выразил несогласие.

— Но вы должны признать, Феми-бей, что образованная женщина может принести большую пользу своим детям.

— Вне всяких сомнений. Однако, став супругой и матерью, она должна посвятить себя исключительно семье. Современные женщины слишком эгоистичны. Они думают только о себе. Если все станут поступать подобным образом, наше общество погибнет. Мы нуждаемся в женах и матерях, женщинах, которые способны воспитать следующее поколение.

В этот миг, гулко, словно колокол в пустом зале, прозвучал мой голос:

— Те права, которые современное общество предоставляет женщине, мало чем отличаются от свобод, дарованных им в ранние годы ислама. Заветы, изреченные пророком, мир его праху, защищают женщин. Однако с течением времени правила были извращены. Предоставляя женщине большую свободу, мы не слепо копируем Европу. Мы вновь подтверждаем собственную традицию. В конце концов, Европа не такой уж идеальный образец для подражания. Там также долгое время ограничивались права женщин. В современном цивилизованном исламском обществе женщина играет огромную роль. Она исполняет свой долг не только перед семьей, но и перед страной.

Я вдруг поняла, что встала на ноги. Повисло неловкое молчание. Потом отец откашлялся и хотел обратиться к человеку, стоящему с ним рядом.

— Добродетельные женщины во все времена видели исполнение своего долга в том, чтобы быть хорошими матерями и женами, — сказала я. — Не следует менять семью, чтобы стать современным. Традиционная семья вполне открыта новым идеям, будь она в Европе или Турции. Никакой разницы не существует. То, что считается восточными манерами, всего лишь образ культурного поведения, свойственный всему миру, — взаимовыручка, привязанность к семье, уважение к старшим, забота о слабых. Современная европейская семья не отрицает традиционные ценности, здесь нет никакого противоречия. Современный этикет повсюду является признаком цивилизации. Мы должны стремиться к этому. И не стоит бояться распада общества. Наш семейный уклад крепок, как ствол дерева.

Мужчины последовали примеру отца и возобновили разговор, возможно, слишком громко, чтобы скрыть неловкость, охватившую их после моей речи.

Женщины перешептывались, и только по их взглядам я поняла, что речь идет обо мне. Я сидела неподвижно на стуле. Все тело пульсировало в такт сердцебиению.

Мне не удалось заглянуть в глаза Хамзе. Он не смотрел в мою сторону. Я надеялась, что он согласен и одобряет меня. Иначе и быть не могло.

Глава двадцать четвертаяПАСТУШЬЯ СОБАКА

Они сворачивают в узкую аллею, путь показывает Камиль. Темно. Только блеклая луна льет свой тусклый свет. Идет дождь, и холодно не по сезону. Желтая грязь застыла опасными волнами и впадинами. Берни скользит, и Камиль поддерживает его за руку. Откуда-то доносится тихая музыка. Они идут на этот звук, как потерявшиеся дети из старой сказки. Согнувшись, судья первым проникает сквозь узкий дверной проход в дымную комнату, освещенную керосиновыми лампами. Хозяин резво спешит навстречу и радушно приветствует его. Делает знак юноше, чтобы тот принял у гостей верхнее платье, потом ведет их к столу в центре зала. Судья что-то шепчет ему на ухо, человек кланяется и показывает дорогу к небольшой нише в глубине помещения, где можно спокойно побеседовать, но откуда также легко наблюдать за происходящим в заведении. Молодой певец исполняет итальянскую канцону в сопровождении европейских и восточных инструментов, что придает произведению печальный оттенок.

Словно по мановению волшебной палочки на столе появляются два стакана раки, фаршированные овощи, кислое молоко, жареная печень со специями. В ходе вечера пустые блюда так же чудесным образом исчезают, и вместо них появляются другие, наполненные всяческими деликатесами. Пустые стаканы наполняются вновь. Камиль и Берни ведут одухотворенную беседу об итальянской опере и о роли фольклора в классической музыке.

— Должен сказать, — замечает Берни, с видимым удовольствием протягивая ноги, — здешние жители умеют хорошо проводить время. — Он бросает взгляд на полные тарелки.

— У нас это называется кайф. Состояние блаженства. — Камиль показывает в сторону разгоряченных музыкантов и столов, за которыми ведутся шумные веселые разговоры и постоянно слышится смех. — Мы получаем удовольствие от компании хороших друзей, отличной еды и чудесной атмосферы.

Поздно вечером они, пошатываясь, покидают заведение. На этот раз Берни поддерживает друга. Они направляются к Гран рю де Пера, где клиентов поджидают экипажи до глубокой ночи. За ними от подъезда к подъезду движется в темноте чья-то внушительная тень. Внезапно что-то черное прыгает вперед и бросается на грудь Берни, валя его с ног. Камиль хватается за кинжал. Массивные челюсти овчарки вот-вот сомкнутся на горле американца. И только судья препятствует этому, крепко схватив пса за шею. Яркая вспышка, громкий визг, и собака тяжело падает на землю.

Камиль поддерживает Берни. Тот согнулся пополам и задыхается. В левой руке он держит маленький серебристый пистолет. Открывается дверь таверны, и хозяин с любопытством выглядывает из нее. В свете, исходящем из заведения, видно лицо человека, прижавшегося к стене. Глаза незнакомца встречаются с глазами Берни, и он тут же исчезает в темноте аллеи.

— Что случилось, черт возьми? — спрашивает американец.

— Пастуший пес. Их разводят в пограничных деревнях. В городах они большая редкость.

Камиль обнимает Берни за талию, ощущая липкую сырость его рубашки.

— Ты ранен? — с тревогой спрашивает он.

Берни выпрямляется и ощупывает себя. Потом трогает руками лицо.

— Собака забрызгала меня кровью. Боже, она укусила меня за руку! Еще немного, и… — Он смотрит на лежащую на земле собаку и пинает ее ногой. — Сдохла, сволочь.

— Пошли, — говорит Камиль, поддерживая протрезвевшего друга. — Надо почиститься. Все американцы носят с собой огнестрельное оружие?

Берни кисло улыбается:

— Они и в баню берут с собой пистолеты. Даже в хамам.

Глава двадцать пятаяГЛУБОКОЕ МОРЕ

В апреле быстрое течение несет на север огромное количество рыбы, которая будет нереститься в Черном море. Луфер, паламут, ставрида, колюшка, кефаль, текир. Большие тяжелые рыбы плывут медленно вместе с подводными течениями. Они старожилы и степенные хозяева в отличие от поверхностной толпы быстрых серебристых рыбешек, прыгающих и глупо выставляющих себя на обозрение хищникам, охотящимся у берега. Калкан, искропит, траконья, кайя — вот как называют рыбаки глубинных рыб, чья плоть по весу и вкусу напоминает мясо животных. Их поднимают за хвосты и держат на смертоносном воздухе. Туши кровоточат в местах, где вонзались веревки. Люди во все века восхищались чудовищами, живущими в глубине моря. Каждое из них поражает внушительными размерами.

Виолетта не обращала внимания на рыб, свешивающихся с деревянных балок в чайных с соломенными крышами, где собираются рыбаки и простолюдины. Однако я очень жалела их. Прикасалась к животам этих монстров величиной с меня. Их глаза, казалось, пристально смотрят куда-то вдаль, а плоть живет и вибрирует. Вот-вот и они задышат. И это пугало меня больше, чем если бы они были скользкими, холодными и вялыми. Я не знала, отойти ли мне от них или продолжать поглаживать.

Несмотря на мой отказ, отец назначил дату помолвки. Она должна была состояться через два месяца. Я ждала прихода Хамзы, однако от него не поступало никаких вестей. О, если бы мне удалось поговорить с ним! Тогда я знала бы, что делать. Папа говорил, что понятия не имеет о местонахождении Хамзы, но я не верила ему. Мне хотелось довериться Мэри Диксон, однако когда мы встретились с ней за завтраком в Пале де Флер, она так рассмешила меня рассказами о дворцовых интригах, что я предпочла просто наслаждаться компанией новой подруги, не омрачая веселья своими откровениями.

Амин-эфенди подарил мне золотые часы, как бы закрепляя тем самым сделку. Но я даже не открыла коробочку, в которой они лежали. Папа пообещал ему меня, только я ничего никому не обещала. Тем не менее тетя Хусну позволила Амину-эфенди сидеть рядом со мной в нашей гостиной, где находились лишь вездесущие слуги. Сама же куда-то скрылась.

Я старалась вести светскую беседу, но мы не нашли общего языка. Амин-эфенди был полностью занят самим собой, его мало интересовал мир других людей. Возможно, проблема заключалась в его робости. Виолетте он, кстати, тоже не понравился.

Я просто не представляла себе, как буду всю оставшуюся жизнь проводить вечера рядом с таким человеком. Хотела поговорить с ним о политике, однако он оказался идеальным подданным и считал предательством любую критику султана или разговоры о плюсах и минусах альтернативных форм правления. Но ведь такие вещи открыто обсуждались в доме моего отца, и Амин-эфенди, разумеется, присутствовал при таких дискуссиях. Скорее всего он заботился о том, чтобы будущая жена не забивала себе голову подобными идеями. Возможно, папа прав. Я, наверное, воспитывалась в волчьей стае. Амин-эфенди учуял во мне звериный запах. Порой у меня складывалось такое впечатл