а чувствует себя счастливой лишь за пределами резиденции. Сибил хотела бы жить в таком доме, пусть он будет поменьше, только обязательно с видом на море. Она хочет жить там с Камилем. Он ведь говорил, что его дом стоит у Босфора.
Взбодренная такими мыслями, она оглядывается по сторонам, ища глазами служанку. У нее с собой подарок: восковые цветы в стеклянном футляре, которые выглядят как живые. Последний крик моды в Англии. Возле виллы никого нет. Сибил показывает на большую коробку, стоящую на сиденье кареты. Евнух берет ее, и девушка следует за ним в дом.
Глава сорок третьяКОНЕЦ МЕЧТАМ
Камиль гладит неподвижную руку отца. Ран не видно, пробитая голова укрыта подушкой. Сломанные ноги и руки скрывает ватное одеяло. Оно то поднимается, то опускается в такт дыханию старика. У него опухшее лицо, глаза закрыты.
— Такое впечатление, что он спит, — говорит Фарида хриплым от плача голосом, — и может проснуться в любой момент.
— Ты сказала, служанка видела, как он перелезает через перила балкона? — Камиль потрясен, но понимает, что это лишь временное состояние. Тем самым он откладывает полное осознание постигшей его трагедии.
— Она сказала, что он улыбался и протягивал кому-то руки. Возможно, ему показалось, будто он идет навстречу маме.
— Да, вполне может быть.
— Они скоро будут вместе. Он стремился к ней всей душой. — Фарида склоняет голову на грудь отца и замирает. — Папа?
Одеяло неподвижно. Черты лица паши заострила смерть, только на губах остается некое подобие улыбки — едва заметный след человеческой жизни.
Фарида начинает причитать.
Камиль хранит молчание, в его груди растет и крепнет буря. Он обнимает сестру и держит ее в своих объятиях.
— Что мы наделали?! — кричит она. Вопрос пронзает Камиля, и его бросает в дрожь.
— Не надо, дорогая сестричка. На нас нет никакой вины. Мы лишь хотели помочь ему.
— Мы убили его, — стонет она. — Мы хотели, чтобы он вернулся в семью и вел нормальный образ жизни. Мы эгоисты. Надо было оставить его в мире грез.
— Да, — с грустью соглашается Камиль. — Люди имеют право жить в своих мечтах.
Через час Камиль мчится верхом по крутому склону лесистого холма вверх по направлению к Роберт-колледжу. Вековые дубы и платаны заслоняют небо и бросают на землю зеленую пелену, создавая иллюзию морского дна. На площадке для парадов он подзывает к себе юношу и спрашивает, где живут преподаватели. Пришпоривает лошадь и вскоре уже стучится в дверь викторианского, обшитого досками домика, стоящего у края леса.
Берни открывает ему, и Камиль не сразу узнает приятеля в непривычных очках.
— О, привет, — говорит американец, снимая окуляры. Волосы растрепаны, на нем старая рубашка, а штаны провисают на коленях. — Ты пришел не в самое подходящее время, но все равно входи.
Камиль проходит мимо него. В гостиной, почти лишенной мебели, он останавливается и говорит:
— Что тебе известно о Мишеле Севи? Ты его знаешь, не так ли?
— С какой стати он тебя так интересует? — Затем, приглядевшись к Камилю в свете лампы, Берни садится на софу и спрашивает: — Что случилось?
— Хамза казнен. — Об отце судья не упоминает. Память о нем еще слишком жива в его сердце.
— Что?! Но ведь его даже не судили.
— Знаю. Казнь произошла без моего ведома. Ответственность за все несет Мишель Севи.
— Какая-то чертовщина. — Берни смотрит на Камиля, который стоит в центре комнаты, уперев руки в бока. Делает глубокий вдох. — Камиль, дружище, садись, пожалуйста, и позволь мне угостить тебя чем-нибудь.
— Я не хочу… — Камиля все еще трясет от ярости и горя.
Берни встает и машет рукой:
— Сядь. Я расскажу тебе все, что ты хочешь знать. Но сначала успокойся.
Когда Берни возвращается с двумя бокалами виски, Камиль выглядит более спокойным. Усилием воли он взял себя в руки. Судья берет скотч, однако не прикасается к нему. Тяжело опускает бокал на стол, жидкость проливается на бумаги. Берни бросается к ним и начинает промокать их носовым платком.
— Моя новая книга. — Он застенчиво улыбается. Потом, заметив на себе пристальный взгляд Камиля, выдвигает стул и садится. — Мишель — полицейский врач?
— Да. Ты же знаешь, — резко бросает Камиль. Встает и подходит к Берни. — Ты расскажешь мне, кто он на самом деле, или я заставлю тебя это сделать.
— Ну, дружище. Полегче. Не надо прибегать к грубой силе. Хамзе мы все равно уже ничем не поможем.
— Ты и его знал?
— Да. Послушай, ты не доложишь о моих словах начальству?
— Нет. — Камиль все еще стоит и рукой ритмично перебирает четки. Он тяжело дышит.
— Иисус, Мария и Иосиф! Что ж такое случилось, черт возьми? — Берни вынимает из портсигара сигарету.
Камиль нетерпеливо качает головой.
Берни вздыхает:
— Да, сигарета тебе не поможет. Выпей-ка виски.
— Рассказывай.
— Хорошо. Только во имя нашей дружбы — мы все еще друзья, не так ли? — прошу тебя, пусть это останется между нами.
— Сначала я хочу выслушать. — Камиль уклоняется от ответа на вопрос по поводу дружеских отношений. В данный момент это несущественно.
Берни закидывает ногу на ногу, потом потягивается, рассеянно держа бокал в руке.
— Ладно, надеюсь, у тебя хватит здравого смысла никому не передавать услышанное здесь. Восемь лет назад Хамза состоял в тайном обществе, участники которого пытались организовать переворот и свергнуть султана с помощью англичан. Падишах только что разогнал парламент, так что в стране находилось немало разгневанных реформистов. Они действовали даже во дворце. Одним из них был принц Зийя. Он свел британцев с кем-то из окружения султана. Ханна являлась посредницей, которой Хамза передавал информацию.
— Откуда тебе все это известно?
Берни отвечает не сразу. Он встает и начинает расхаживать по комнате, будто ища выход, и делает глубокие затяжки. Бокал с виски по-прежнему у него в руке. Наконец останавливается перед Камилем и пристально смотрит на него:
— Я считаю тебя своим другом. Не хочу, чтобы ты зарывался. Ты и так уже по уши в дерьме.
— Ты имел какое-то отношение к заговору? — спрашивает Камиль с грустью в голосе.
— Строго говоря, нет.
Берни и Камиль напряженно смотрят друг другу в глаза. Судья резко наклоняется вперед и тотчас отступает.
— Я должен быть уверен, что все останется между нами.
— Не могу ничего обещать.
Берни резко опускается на стул.
— Черт побери! — раздраженно бормочет он. — Как я устал от увиливаний! И ради чего? Чтобы пострадало еще больше людей? Меня не совсем честным путем заманили в грязное дело, но теперь я буду чертовски рад покончить с ним.
— Куда тебя заманили?
Берни искоса смотрит на Камиля и говорит:
— В британскую дипломатическую службу.
— Но ты же американец.
— Хорошее прикрытие, не так ли? Ну да, я американец, однако один мой родственник в Англии служит в министерстве иностранных дел. Он зять Сибил. Они посчитали, что меня не заподозрят. Американцев могут подозревать только в грубости и в наличии дурного вкуса.
Камиль не улыбается шутке. Берет стул и садится.
— Продолжай. — Запутанность данного дела успокаивает его, как будто каждая частичка головоломки, попадающая на место, исправляет что-то в его разрушенной жизни.
— У Хамзы был роман с Ханной. Наш верный человек во дворце заказал изготовление кулона, и Хамза подарил его девушке. Если кто-то во дворце хотел связаться с ним, в кулон закладывалась записка и гувернантка передавала ее Хамзе. Кулон был сделан очень хитро. Он открывался ключом, однако посторонний человек ни за что не нашел бы замочек. Ханна скорее всего сама не знала, что его можно открыть.
— А китайское стихотворение? Это, безусловно, твой личный вклад.
— Нет. Наш человек во дворце немного знал китайский язык и скопировал иероглифы, но допустил некоторые ошибки. Тогда они обратились ко мне. Меня удивило, почему выбрано именно это стихотворение. Наверное, потому, что там есть намек на революцию. Кроме того, кто-то во дворце вкладывал в него ему одному ведомый смысл.
— Кто этот человек?
— Нам так и не удалось выяснить, кто он такой. Даже Хамза этого не знал. Сообщения поступали через гарем, однако не известно, кто посылал их. Мы предполагали, что этим человеком мог быть Али Аслан-паша, великий визирь. С ним были связаны дамы из гарема, где работала Ханна.
— Так, значит, вы использовали ее.
— Да, но мы не ожидали, что дело может кончиться трагедией.
— Хамза занимался опасной деятельностью.
— Ты имеешь в виду встречи в павильоне? Это его личное дело. Он был свободный человек. Мы не приказывали ему предпринимать конкретные действия.
— Он убил Ханну?
— Не уверен, — говорит Берни задумчиво. — На то не имелось никаких причин. Хамза казался мне хорошим парнем. Похоже, он по-настоящему любил Ханну. Не знаю, что двигало им. Патриотизм или еще что-то. Он вроде искренне верил в необходимость модернизации империи, однако в нем чувствовалась какая-то затаенная обида. Что-то глубоко личное. Не знаю. — Берни поднимает вверх руки. — Но потом все пошло под откос.
— Что ты имеешь в виду?
— Кто-то донес на нас. В дело вмешалась тайная полиция. Принца Зийю убили в Париже. Думаю, так они хотели предупредить попытки свергнуть султана. А потом Ханну нашли мертвой. Не знаю, как ее вычислили. Мы с Хамзой срочно покинули страну. У Хамзы был кучер, который мог кое-что знать, и его в конце концов убрали. Нам всегда казалось, что в смерти Ханны повинна тайная полиция. Думаю, они и Мэри убрали, свалив вину на Хамзу. Убили двух зайцев одним выстрелом. Через несколько лет Хамза возвращается из изгнания, и они используют Мэри как приманку. У них хорошая память. В их папках много всяческой информации. Ваше правительство, должно быть, имеет огромные склады, заполненные секретными доносами. Возможно, именно по этой причине постоянно строятся новые дворцы.