– Я старший инспектор полиции Зальцман. Так зачем вы звоните фрау Легерлихт?
– Я была у нее вчера… Привезла картину в подарок от моей бабушки и… и обещала помочь с оценкой, назвать эксперта в Вене, к которому она могла бы обратиться. Что случилось? – крикнула она, чувствуя, как виски сжимает обруч боли, а ладони становятся неприятно мокрыми от пота.
– Сегодня на квартиру фрау было совершено разбойное нападение, – голос старшего инспектора звучал сухо, и была в нем нотка сожаления, от которой сердце у Мири замерло.
– А… она в порядке? – спросила девушка.
– К сожалению, нет. Причину смерти установят позднее, но фрау скончалась.
Телефон выпал из рук, и Мири уставилась на тускло мерцающий экран компьютера, на котором, опираясь на спины львов, сиял огнями семисвечник.
Ни Лилу, ни Анри старушку не знали, но новость удручающе подействовала на всех. Анри и Мири торопливо распрощались с родителями девочки и покинули дом семейства Жиро.
Молодой человек довез Мири до дома и уехал, удовлетворившись коротким «созвонимся».
Когда Мири переступила порог квартиры, был уже двенадцатый час ночи. Эмиль то ли спал, то ли делал вид, что спит. Но девушка, поглощенная своими проблемами, вошла в квартиру, позабыв вести себя тихо. Она зацепилась за порог чемоданом, выругалась, отправилась в ванную, стуча каблуками по паркету, умылась, начала снимать одежду, но потом поняла, что смертельно хочет пить, и в чулках и кофточке вернулась в кухню, достала бутылку воды, хлопнула дверцей холодильника, жадно выпила полбутылки, а потом вдруг разревелась.
Когда первый взрыв эмоций прошел, Мири подняла голову и увидела в дверях Эмиля. Он стоял и смотрел на нее: в шелковом халате, красивый, подбородок подернут вечерней щетиной, но это лишь добавляет ему шарма.
– Ты красивый, – выпалила Мири.
Он глянул несколько озадаченно, потом сел на высокий табурет подле кухонного стола и сказал:
– А ты плакса. Что опять случилось?
– Фрау Легерлихт умерла.
– Кто такая фрау Легерлихт?
Всхлипывая, Мири объяснила.
– Понятно. Давай-ка я налью тебе выпить, – сказал Эмиль. – Ты устала и расстроена. Вино снимет стресс, а потом помедитируешь в ванной, и все будет казаться не таким мрачным.
– То есть она оживет? – резко спросила Мириам.
Эмиль молча вздернул брови, и девушка покаянно произнесла:
– Прости. Нервы последнее время не очень. – Она знала, что не нужно задавать этот вопрос, но слишком много всего случилось, и с языка помимо воли сорвалось: – Еще меня достали типы из одного общества. Называется «Мудрость Сиона». И я с удивлением узнала, что ты тоже принадлежишь к этой организации.
Эмиль поставил на стол бокал вина и ровным голосом сказал:
– Общество «Мудрость Сиона» занимается сохранением культурного наследия. Я несколько раз жертвовал им деньги. Так же как и другим организациям. И я не понимаю, что именно тебя удивляет? То, что я занимаюсь благотворительностью?
– Нет, благотворительность – это святое, просто… они меня достали! Решили с чего-то, что у савты были какие-то ценные артефакты. Ограбление организовали…
– При чем здесь ограбление? В обществе состоят весьма солидные люди, мой брат у них казначеем. Не думаю, чтобы они действовали такими методами. Что они хотят от тебя?
– Чтобы я продала им кое-какие вещи.
– Ну вот видишь! Они хотят купить, а не украсть!
– Да, но… – Мириам умолкла. Рассказать про медальон? Пожалуй, сейчас не время. – Они такие навязчивые… и эмблема у них дурацкая! – выпалила она вдруг.
Эмиль взглянул на нее почти с жалостью и принялся объяснять, что, согласно мнению древнего историка Иосифа Флавия, семь лампад, на которые разветвляется семисвечник, обозначают семь планет. Два льва, на которых стоит светильник, – символы двух частей божественной души. Круг, в котором находится эмблема, – символ солнца.
– А что значит символ лабиринта? – жадно спросила Мири.
– Лабиринт? В иудаизме нет символа лабиринта.
– Как это нет? Я сама видела! Ну, то есть слышала!
– Что именно ты слышала? – терпеливо спросил Эмиль.
– Есть такая книга, древняя. Называется «Лабиринт Иерихона». Надеюсь, ты не станешь отрицать, что Иерихон был иудейским городом?
– Я не собираюсь отрицать исторически задокументированные факты. – Эмиль бросил печальный взгляд в сторону спальни, поерзал на табуретке и продолжил объяснения: – Иерихон был построен согласно определенной магической схеме, которая должна была укрепить обороноспособность города. Его окружали семь стен, такой градообразующий элемент в то время назывался лабиринтом. Магия – да. Символизм – нет.
– Как это? – Мири, до половины опорожнившая бокал в два глотка, чуть не подавилась. – Лабиринт – это всегда символ!
– Символ чего?
– Ну много чего… возрождения, – она постаралась припомнить, что там говорилось в тех распечатках, что приготовил ей Анри. – Еще искупления и поиска пути.
– Но все эти вещи не имеют смысла ни в иудаизме, ни, например, в мусульманстве, которые являются «религиями закона».
– Но как же так? – Мири тоже взгромоздилась на табурет, ноги уже не держали от усталости и выпитого вина. – Ты что-то путаешь! Дорога меж стен города не может быть лабиринтом, потому что она не плутает и не заводит в тупики… или заводит?
– Знаешь, почему я тебя люблю? – спросил вдруг Эмиль. И, не дожидаясь ответа, сказал: – Только ты можешь сидеть ночью в кухне в одних чулках, плакать о смерти незнакомой старушки и рассуждать на тему символизма.
– Ну, положим, я не только в чулках… – Мири покосилась на кружевные трусики – на месте. «Но когда же я блузку-то успела скинуть?» Она тряхнула головой и поняла, что тщательно уложенные с утра волосы опять растрепались и похожа она, скорее всего, на ведьму. Ну и ладно! Мири демонстративно выпятила вперед грудь.
Эмиль завздыхал, налил себе вина и принялся читать лекцию:
– Ты смешала два понятия: maze и лабиринт. Мейз появился намного позже. Именно он обладает всеми признаками загадочности: запутанными дорожками, тупиками и сбивающими с толку развилками. Но изначально, в древности, любой лабиринт вел точно в центр. По спирали.
– Но как же так? – Мири лихорадочно раздумывала. При чем здесь тогда «Лабиринт Иерихона»? Впрочем, если нет символа – то кто сказал, что не может быть настоящего лабиринта?
Эмиль смотрел на нее со все большим беспокойством, и Мири решила не пугать жениха дальше. Улыбнулась, жалобно сказала, что устала и всякая чушь в голову лезет, и отправилась в ванную. Надев шелковую открытую рубашку, она уставилась на свое отражение в зеркале. Новая стрижка вполне ничего… А медальон нагло устроился в ложбинке между грудей. Утром Эмиль его непременно увидит. Она сняла золотой кружок, сунула его в косметичку и, вернувшись в спальню, потихоньку запихала кожаную сумочку под кровать. И, уже засыпая, удивилась: откуда Эмиль так много знает о лабиринтах?
Утром Эмиль ушел на работу, пока Мири спала. Проснувшись и позавтракав, она отправилась к дяде Давиду. Покорно выслушала его сетования на задержку и сожаления о смерти бабушки. Потом она осматривала камни и писала заключения экспертизы. Привычная работа и любимое занятие позволило успокоиться и даже навело на кое-какие полезные мысли. Покончив с камнями, Мириам отправилась в мастерскую, взяла инструменты и принялась за работу. Через пару часов она придирчиво разглядывала новое украшение: крупный овальный кулон, изящная золотая рамка содержала ониксовую пластинку, на которой распластал крылья золотой дракончик. Честно сказать, дракончика она выпросила у одного из мастеров, который как раз делал коллекцию зодиакальных символов. Медальон «Печать света» она поместила с обратной стороны пластинки и закрыла тонким золотым листком. Теперь никто не смог бы обнаружить столь востребованный артефакт, и девушка сразу почувствовала себя намного спокойнее.
Она повесила цепочку на грудь и отправилась обедать в итальянский ресторанчик, где за пиццей с морепродуктами просмотрела книгу герра Рольфа, которую утром прихватила с собой.
К ее удивлению, это оказался вполне серьезный научный труд, имевший в своей основе солидную базу: множество собранных письменных и устных источников, сказаний и легенд. Мири отыскала в алфавитном указателе фамилию Легерлихт, нашла нужную страницу, где воспроизводилось уже знакомое генеалогическое древо, а также излагалось семейное предание, передававшееся из поколения в поколение. Собственно, предание являлось несколько измененной версией известного сюжета древнегерманской легенды о Сигурде и драконе Фафнире. С Сигурдом все ясно – был он герой и красавец. А вот Фафнир… Мири не без содрогания взглянула на иллюстрацию, подозрительно похожую на ту картину, что предстала перед ней в темном тоннеле несколько дней – боже, как давно это было! – назад. Поздние источники говорят о Фафнире как о драконе и изображают его соответственно, по всем правилам: крылья, хвост, лапы и прочее. Но в старых версиях легенды говорилось, что когда-то Фафнир был человеком. Асы, древние боги, призвали его служить стражем сокровищ. Дорога к кладу или Золотому городу – со временем как-то забылось, что именно охранял Фафнир, – проходила по таким местам, где человеку не выжить, и асы, пользуясь своим древним могуществом, изменили стража, сделав его змееподобным существом, невосприимчивым к холоду и жару и практически не нуждающимся в еде. Его служение заключалось в том, чтобы охранять клад. И ничего дурного он не делал – просто долго-долго стерег нечто, доверенное ему. Единственная вещь, которая из этого клада вышла, – некое кольцо, которое забрал Сигурд. После смерти героя дорогу к Золотому городу знали только братья Гуннар и Хогни, которых хитростью заманил к себе король гуннов Атли, пытал, но те так и не выдали место, где спрятан клад. Однако с тела мертвого Гуннара снял Атли медальон, известный как Печать света, которым запечатали братья лабиринт, ведущий к кладу. И поклялся Атли, что найдет дорогу туда, к чудесному золоту асов.