Обернувшись, я застыл.
Напротив портрета главы рода висели другие. Вереница предков, и последними были дети. Княжич красовался на белоснежном коне со сверкающей саблей в руках. А рядом была его сестра.
Я только сейчас понял, что сходство поразительное. Они оба пошли в мать, очень миловидную женщину с открытой улыбкой и милыми ямочками на щеках. Такие же были и у дочери.
В изысканном платье, одновременно модном и скромном, с неприлично дорогим, но изящным ожерельем на тонкой шее, на меня смотрела красивая девушка. Она держала руки, скрещенные на груди. И на пальце было то самое кольцо, что я зачаровывал для природницы.
Собственно, передо мной она и была. Скромная Екатерина Павлова, адепт какой-то там ступени, служащая в Ботаническом саду. Любительница вампиров и ярая защитница растений. К тому же прислуживающая и в моём саду…
Княжна Шишкина-Вронская. Вот чёрт!
— Когда-нибудь ты вернешься, милая, — прозвучал за спиной тихий голос, полный надежды. — Когда-нибудь обязательно вернешься. И простишь меня.
Ох, и встрял же Тимофей…
Глава 14
Князь Шишкин-Вронской ушел. Стук его трости долго разносился эхом по просторным коридорам особняка. А я всё стоял и смотрел на портрет Павловой. Ну, точнее Шишкиной-Вронской. Уж кем, а незаконнорожденной она никак не могла быть.
Во-первых, тогда её портрет не висел бы вместе с остальными. Но, даже если предположить исключительную привязанность князя к дочери, та явно пошла в мать, да и с законным братом сходство было сильным.
То есть, всё таки княжна.
Но что могло случиться такого, чтобы вынудить её покинуть дом, да ещё и притворяться простолюдинкой? Уж точно не страсть к сомнительным книжным любовным романам и природный дар.
Ситуация выходила более чем неловкая.
Пусть я всегда вел себя вежливо со всеми и не позволял лишнего, да и на титулы никогда особо внимания не обращал, но каков может быть скандал, если всё откроется. Княжна в услужении у графа… Ладно бы род обедневший, хотя и в этом случае неловкая ситуация, но Шишкины-Вронские явно не бедствовали. За домом и садом профессионально ухаживали, и обстановка была соответствующей положению.
Эфир информации о семействе не имел практически никакой. Скупые факты родословной, ведущей чуть ли не к истокам Руси, не только империи. И всё. Такое нередко бывало, многие аристократы пользовались возможностью убрать все данные о себе из открытого доступа. Кто нужно о них всё знал, остальным же нечего лезть в чужую жизнь. Вполне можно было понять.
Я, безусловно, мог обратиться в коллегию по делам дворянства и запросить сведения. Мало ли для чего. Проверяю потенциального делового партнера или выясняю состояние дел для сватовства… Причину можно было даже не указывать. Но в такой ситуации князю бы обязательно сообщили, кто им интересуется. Оттого и пользовались этой возможностью редко.
И поведение её брата тоже было непонятно. Не похоже на защиту чести сестры. Для чего ему мне как-то вредить? Даже не вредить, пакостничать по-детски. Не похоже и на хитрый план, ведущий к чему-то более серьезному.
Озадачило меня это семейство.
Увы, оставить теперь я этого просто так не мог. пока не знал, кто она, меня это не касалось. Но невольно её светлость втянула меня в дела рода.
Обвини меня её брат в неуважительном отношении к высшему сословию, сказать, что я ничего не знал, я уже не смогу. Это вопрос чести.
С тяжелой головой я возвращался домой. Ошарашенный этим открытием, толком подумать о способе разрешения не получалось.
Поэтому я заел новости приличной части окорока, в который раз подивившись тому, откуда Прохор их берет настолько вкусные. С брусничным вареньем трапеза оказалась ещё приятнее. Кислинка ягод прекрасно оттеняла копченость мяса. Смел несколько пирожков и уже после этого пира отправился в постель. Утро всегда мудренее вечера, а сон священная обязанность каждого уважающего себя человека.
Утро было таким тихим и спокойным, что я забеспокоился.
Прохор подал совершенно обычный завтрак, дух предка ласково пожелал мне доброго утра, Гордей похвалился знаниями по математике, а Тимофей витал в облаках.
От Людвига были сплошь хорошие новости — дела ресторанов процветали, к тому же его поездка в Селминский уезд была успешной. Наместник сумел заинтересовать прессу и вести о новом курорте облетели всю столицу. Гостиницу ещё не построили, а места в ней уже продали на полгода вперед.
Даже в утренней газете не было ни одного скандала. Сплошь светские приятные заметки и пожелания отличного остатка лета.
И, наслаждаясь в саду чашечкой кофе, я понял — это просто хороший день.
Не хотелось его омрачать, но нужно было навестить неразговорчивых узников. Я подобрал соответствующий строгий костюм и вышел на улицу, не забыв прихватить боевую трость.
События вчерашнего вечера как-то померкли перед прекрасным солнечным днем. Хорошая прогулка и решение простой задачи точно поможет мне придумать решение уже сложнее. Я направился к воротам, где и повстречался с предметом моей ночной головной боли.
Природница, что-то напевая себе под нос, залетела через калитку, едва не сбив меня с ног. Смущенно покраснела и исполнила приветственный книксен:
— Ох, ваше сиятельство, прошу прощения! Доброго вам утра!
Вот ведь лиса. Так умело разыгрывала свою роль, пусть благородство никуда не делось.
— И вам доброго утра, Екатерина, — ответил я, задумчиво её разглядывая.
То самое кольцо красовалось на пальце. Как она тогда сказала? Досталось от матери, той от своей матери, которая спасла какого-то дворянина. Ещё тогда мне эта история показалась надуманной. Но, так как значения это не имело, я выбросил её из головы.
Ну улучил бы девушку во лжи. И что, она бы сразу созналась в том, что беглая княжна? Скорее уж обиделась так, что больше мы бы не увиделись.
И вряд ли её украли ребенком, так что она и не в курсе своего происхождения. На портрете её возраст был немногим меньше, чем сейчас. К тому же всё это было ещё страннее по простой причине. Она совершенно не таилась, да и жила поблизости от отеческого дома. Не уехала из города, даже в отдаленный район не перебралась. Что бы ни случилось, оно не было настолько ужасно, чтобы скрываться.
— Всё порядке? — Екатерина с тревогой осмотрела себя под моим пристальным взглядом.
Я вспомнил одного приятеля, который на все неудобные вопросы начинал впадать в пространные речи, чем либо запутывал собеседника, либо заставлял того забывать, о чем он спрашивал. Работало почти со всеми.
— Всё относительно в этом мире, — туманно произнес я. — Что для одного благо, для другого зло…
— Что-то случилось? — встревожилась она, мягко прикоснувшись к моей руке. — Лука Иванович в добром здравии?
Её искренняя забота о деде меня немного размягчила. В этом она не лукавила, тоже привязалась к домашним.
Но теперь уличить во лжи я был обязан. Оставлять в неведении Тимофея было бы жестоко и несправедливо. Но лично ему сообщать о том, в кого он влюбился, я не собирался. Будет правильнее, если Екатерина сама расскажет.
Тем не менее сначала я должен был с ней поговорить начистоту. Как бы мне того ни не хотелось.
Я уже набрал воздуха и открыл рот, но меня прервали. Из дома выскочил радостный Тимофей и направился к нам.
Влюбленные обменялись приветствиями и возникла молчаливая пауза. Отложив не самый приятный разговор, я попрощался с ними, оставив наедине. Чёрт, она хоть понимает, что разобьет парню сердце? Если бегство из дома её каприз и она вернется к отцу, тот никогда в жизни не позволит неравный брак.
Если только у приютского не появится вдруг титул. За что нынче дают графство?
Раздумывая об этом, чтобы не крутить в голове вопрос наименее болезненного раскрытия тайны девушки, я неспешно дошел до участка.
— Ваше сиятельство! — радушно улыбнулся мне дежурный, пропуская внутрь.
Не так я часто тут бывал, но запомнил же. Не зная, хорошо это или плохо, я направился к приставу. Постучал в дверь его кабинета и, после довольно резкого «заходите!», вошел внутрь.
Ничего не изменилось на рабочем месте Заужского, разве что бумаг и папок стало больше. Я удивился, что он на прежнем месте, ведь шла речь о повышении. Пристав, увидев меня, тут же сменил хмурое выражение лица на доброжелательное. Пригласил присесть и гостеприимно угостил кофе. Напиток у него был отменным, после наших встреч жандарм явно сменил как сорт, так и обжарку.
— Прекрасно, — похвалил я изумительное угощение.
— Прохор ваш подсказал, где зерна берет, — улыбнулся пристав. — Славный он у вас.
— Это точно, таких как он — один на миллион. Что же, Лаврентий Павлович, разве вас не прочили наверх? — всё же полюбопытствовал я.
— Было дело, — отмахнулся мужчина. — Собственно говоря, утвердили мою кандидатуру-то. Вот только я отказался. Знаете, мне наш участок вторым домом стал. Перебираться отсюда никуда не хочу, вот что я понял. Ни за чины, ни за деньги. Не это главное.
Я лишь порадовался за такую позицию. Нашел человек себя, это действительно самое главное. Остальное приложится. Вроде начальник участка уже немолод, в конце концов уйдет на покой. А кому передать дела, как ни самому лучшему своему служащему? Который участок даже на повышение не променял.
Мы ещё немного побеседовали о делах острова, которыми Заужский всегда охотно со мной делился. Я не стал выспрашивать об алхимике и прочих столь же интересных соседях. Ни к чему портить ему такое чудесное настроение.
Впрочем, о жителях своего участка он говорил много. И я всё таки задал один вопрос:
— А что вы скажете о князе Шишкине-Вронском?
— О Дмитрие Павловиче? — удивился пристав. — Его светлость весьма уважаем в столице. Неизменно участвует в благотворительных мероприятиях, нескольким приютам помогает. В общем-то, можно сказать, что ведет размеренный и спокойный образ жизни. Конечно, после того случая…
Мужчина умолк, смутившись. Сказал лишнего и явно пожалел об этом. Но я сделал вид, что не заметил и уточнил: