иками, которым ничего не стоило подняться в один час и перекочевать со всеми своими семьями и стадами куда угодно. Так в 1151 г. черные клобуки говорят Изяславу и Ростиславу: «А к нам приставите брата своего Володимира, ать поедем в своим вежам, займуче же хочем веже свое и жены свое и дети свое и стада своя, и што своего всего, пойдем же к Киеву; а вы будете до вечера в Киеве, и мы будем»[524]. И действительно, они явились к Киеву «и с вежами и с стады и скоты их…»[525] Если на них и оказывала влияние культура оседлого славянского населения, если черноклобуцкие князья и вообще знать каракалпацкая усваивали себе нравы и обычаи русских, то все-таки они оставались еще вполне кочевниками, с инстинктами степняков; они не могли не сознавать своего родства с половцами: и образ жизни, и язык, и тот же тип лица, – все это говорило и тем и другим, кипчакам и русским черным клобукам, – что они родичи, и притом родичи весьма близкие. Ничего нет странного поэтому, что между тюрками Поросья и Переяславля и тюрками степей завязались скоро кровные связи. Сами черноклобуцкие князья, более других ославянившиеся, и те при первом неудовольствии готовы были наделать Руси всяких хлопот. Мы увидим ниже, как русские князья льстили черным клобукам и заискивали у них. Трудность ладить с ними увеличивалась потому, что князьков каракалпацких было много[526], князьков, готовых для личных выгод сделать все. На Руси им уже нельзя было делать наездов друг на друга. Они заменили их ссорами, подкапываньем один под другого. Вот, например, для характеристики эпизод из жизни Поросья в XII в.
Зимой 1190 г. один из черноклобуцких князьков, Чюрнай, сделал донос на другого такого же князька, Кунтувдея. Последний был посажен в Торческе[527], главном городе всего Поросья. Это, очевидно, было завидно Чюрнаю, получившему в свое владение один из второстепенных городов. Святослав Всеволодович, поверив Чюрнаю, не разобрав дела, приказал схватить Кунтувдея. Узнав об этом, Рюрик Ростиславич стал уговаривать его освободить торческого князя, указывая на пользу, приносимую им Русской земле его храбростью. Оказывается, Рюрик лучше Святослава знал натуру степняка. Он предвидел худые последствия этого дела. Он добился от Святослава освобождения Кунтувдея, который был приведен к присяге, и вместе принял меры для безопасности Поросья. Он не ошибся. Что значила для тюрка эта вынужденная клятва, когда он чувствовал правоту своего дела, считал себя опозоренным. Понятно, что он, «не стерпя сорома своего», бежал к половцам. Они с охотой приняли Кунтувдея. Князь Торческа стал подбивать их сделать набег на Русь. Несмотря на то, что всего лишь летом был заключен мир между Русью и половцами, последние решили помочь Кунтувдею. Они прежде всего сделали наезд на городок Чюрная, взяли острог, зажгли двор, захватили все его имущество, двух жен и много челяди. Отсюда Кунтувдей со своими союзниками отступил к реке Выси. Дав передохнуть коням, половцы двинулись к Боровому, но узнав, что Ростислав Рюрикович находится в Торческе, отступили. В отмщение за эти набеги черные клобуки решили сами сделать наезд на половецкие кочевья. Лучшие люди их собрались, поехали к Ростиславу в Торческ и сказали ему:
«Этой зимой половцы часто нас разоряют. Мы не знаем, подунайские они, что ли?[528] Отец твой далеко, а к Святославу и не шлем: толку не будет, потому что сердит на нас за Кунтувдея».
Ростиславу понравилась мысль их. Он послал сказать Ростиславу Владимировичу:
«Брат, я хотел бы поехать на вежи половецкие, а отцы наши далеко, и других старших нет. А будем мы с тобой за старших. Приезжай ко мне поскорее!»
Соединившись с черными клобуками, они неожиданно явились у Протолчи, где захватили много стад и веж, которым некуда было спастись. За Днепр князья не могли перебраться, ибо был ледоход. С богатой добычей они отступили. Но половцы быстро узнали о своем несчастии. Они не побоялись ледохода и вплавь переправились через Днепр. На третий день они настигли черных клобуков на реке Ивле. Ими предводительствовали два сына Урусобы, Кольдечи и Кабан, Бегбарс и четыре Кочаевича. К ним пристал со своим отрядом еще один половецкий князь, Ярополк Томзакович. Ростислав Рюрикович пустил вперед стрелков. Половцы не выдержали смелого их нападения и смешались. Стрелки и черные клобуки «въвертешася» среди них, много взяли живых, много перебили. Попался тут в руки черным клобукам и половецкий князь Кабан. Они не повели его к Ростиславу, уладились с ним за выкуп и выпустили его.
Этот набег русских не прошел даром. Половцы под начальством двух ханов, Итогда и Акуша, явились на Поросье и стали опустошать его малыми загонами. Одному из них удалось захватить «языка», от которого они узнали, что Святослав стоит в наблюдательном положении у города князя Кульдеюра. Половцы без потерь отступили. Святослав, стоя у Кульдеюрева, не знал, что делают половцы, а они узнали, где он. Когда Святослав затем поехал к Киеву и оставил сына, Глеба, в Каневе, половцы сейчас проведали об этом. Все это заставляет подозревать, что в данном случае черные клобуки сочувствовали более своим соплеменникам, чем русским. Это обнаружилось скоро после этого, а пока половцы напали на Товаров. Но Глеб зашел им с тыла, они бросились к реке Роси, где их много погибло. Кунтувдей бежал. Прошел год с небольшим. Он все жил у половцев. Осенью 1192 г. черные клобуки снова стали подбивать Ростислава идти на половецкие кочевья. Рюрик не пустил его. Тогда Святослав решил сам наказать половцев за их набеги, которым прошло уже года полтора. Он с черными клобуками двинулся к Днепру, очевидно, той же дорогой, какой шел Ростислав, – к Протолче. Дошли до Днепра, а за него… за него черные клобуки не захотели ехать, «бяхуть-бо, – говорит летопись, – сватове им седяще за Днепром близ», переругались со Святославом, и все воротились «во свояси». Тогда Рюрик решил помочь делу. Он послал в землю половецкую звать Кунтувдея назад. Половцы вместе с ним приехали к Рюрику. Он одарил их, возобновил мирный договор, а Кунтувдея оставил у себя и дал ему город Дерновый «ради Русской земли».
Так уладилось дело Кунтувдея. Оно рисует нам довольно живо отношения черных клобуков к Руси и земле Половецкой. Имеются еще два факта, показывающие, как сильно было тяготение каракалпаков к кипчакам, как сознавалась ими родственная связь с последними. В 1187 г. Святослав и Рюрик решили неожиданно напасть на половцев, которые, по слухам, были на левой стороне Днепра у Татинского брода[529]. «Князем же руским идущим на ня, – говорит летопись, – ис черных же клобук даша весть сватом своим в половцы». Половцы успели бежать[530]. В другой раз, во время большого похода Мстислава, «бысть весть половцем от кощея от Гаврилкова от Иславича». Половцы успели скрыться, побросавши свои вежи[531]. Что здесь под именем кощея разумеется какой-нибудь каракалпак, это видно из дальнейшего рассказа летописи об этом походе. У Мстислава были черные клобуки, которых он и пустил на «вороп». Князья потом были недовольны на него за то, что он тайно от них «пусти на вороп седельникы свое и кощее»[532]. Очевидно, это было бранное слово. Им крестили и половцев. Так певец «Слова о полку Игореве» говорит, обращаясь к Всеволоду: «Аже-бы ты был, то была бы чага (половецкая пленница) но ногате, а кощей по резане»[533].
Шаткость, непрочность отношений черных клобуков в Руси сознавалась современным обществом. Князья постоянно могли опасаться с их стороны измены. Когда Игорь Святославич отправился в поход, взяв с собой черниговских Ковуев, ничего не знавший Святослав тяжелый сон видел. «Сыпахуть ми, – рассказывает он про свой сон, – тещиими тулы поганыих тльковин великый жемчюг на лоно»…[534] т. е. «сыпали на меня крупный жемчуг из пустых колчанов поганых союзников». Сон был в руку, потому что в главной битве с половцами первые бежали Ковуи и тем расстроили войска Игоревы[535]. Они были причиной несчастия, причиной слез старика Святослава.
Мы не останавливаемся на легких набегах половцев на Поросье. Тут повторялось то же, что и в остальной Руси: наезды, погони, набеги самих русских. Все это мы видели, рассказывая и о деле Кунтувдея.
Кроме борьбы оборонительной, русские вели с половцами и борьбу наступательную. Они сами предпринимали походы в глубь степей половецких. Мы видели, что земля Северская раздвинула путем военной колонизации свои пределы далеко на юг в область Дона; что Поросье отстаивало успешно свои границы; что даже Переяславское княжество уцелело, хотя и сильно сузилось в своих пределах.
Таким образом, можно сказать, что Русь в этой почти четырехвековой борьбе со степью вышла победительницей: кочевнические волны разбились о нее. Она на своих плечах вынесла эту борьбу и всей грудью прикрыла Европу. Но, будучи знакомы теперь с ходом этой борьбы, с бедствиями областей Переяславской, Киевской, Северской, с теми усилиями, какие пришлось делать их населению, чтобы удержать свою прадедовскую территорию, мы вправе честь защиты Руси и Европы отдать по справедливости Руси Южной. Только в некоторой степени с ней может в этом отношении соперничать область Рязанская.
Половецкая баба из музея г. Евпатории
Испытывала нападения кочевников и Венгрия, но до нее доходили лишь ослабленные волны этого неистощимого моря среднеазиатских наездников. Немало вытерпела и Византия. Отчаянно приходилось ей защищаться против печенегов и половцев с севера, против турок сельджуков и османов с юга. Разделившись в давние времена, эти тюркские братья как бы стремились подать друг другу руку на территории Византии, снова соединиться после долгой разлуки. Может быть, младшие братья, сельджуки и османы, не сокрушили бы этой дряхлой, покрытой внутри и снаружи неизлечимыми, зловонными болячками империи, если бы ее окончательно не потрясли северные – печенеги и половцы. Византия не просуществовала бы долго и предоставленная самой себе, но тюрки лишь ускорили смерть неизлечимо больного. Византия пала под ударами среднеазиатских братьев. Дорога в Европу с юга была открыта. Оплотом Запада с этой стороны является Венгрия. Но это было уже позже, когда западноевропейские государства окрепли настолько, что могли бы и сами с успехом выдержать борьбу с турками. Путь с востока оберегала Русь. Она-то, вынесши на своих плечах четыре века борьбы с кочевниками, на себя приняла и первые удары татарских полчищ. Это были последние волны, но первые – выдержала Русь Южная. Таково значение вековой