. Бачман, приведенный к Мангу, был зарезан по его приказанию среди войска. Это единственный известный нам эпизод из истории борьбы половцев с монголами. Путешественник XIII в. Плано Карпини, проехавший половецкую землю от Киева до Волги, рассказывает, что жители ее, половцы, истреблены татарами; некоторые из них бежали из своего отечества; другие обращены в рабов; многие из убежавших возвратились назад к татарам[764].
Еще вслед за погромом 1223 г. половцы начали выселяться из южнорусских степей. Часть их двинулась на Закавказье. Они обратились за позволением к владетелю Дербента купить съестных припасов. Вышли недоразумения, и половцы посредством хитрости овладели Дербентом. Начали они грабить грузинские области. Окруженные, после многих похождений, мусульманами, лезгинами, грузинами, половцы были разбиты. Оставшиеся в живых обращены в рабство, так что раб из них продавался в Дербенте Ширванском по самой низкой цене[765]. Далее, конечно, выселение должно было усилиться.
После 1237 г. мы находим половцев среди русских. Они, видимо, уже находились в полной зависимости от русских князей. Даниил Романович Галицкий употребляет их как легкое войско в своих походах на Литву, на ятвягов[766]. Они участвуют в знаменитой ярославской битве, когда решен был окончательно вопрос, кому должен принадлежать Галичь. Мы видим здесь половцев в полном повиновении у Даниила: «И приехаша половци наперед, и приехавше видиша стада их (неприятельские), не бе бо страж их у реки, половцем же не смеющим разграбити их, бес повеления княжа»… Прежде, во времена, когда их нанимали князья на помощь, они не дожидали бы позволений и не были бы так совестливы. Нет никаких данных, которые давали бы возможность сказать, где были поселены половцы. Сохранилось предание, что они получили земли там же, где раньше поселились их родичи – черные клобуки, т. е. на реке Роси, но при этом время поселения их в этих местах отодвигается очень далеко – к княжению Святополка Изяславича, т. е. к концу XI в. Оно удержалось в роде князей Половцев-Рожиновских, производивших свой род от тестя Святополка, половецкого хана Тугорхана. В грамоте, выданной киевским князем Владимиром Ольгердовичем в XIV в. Юрию Ивановичу Половцу-Рожиновскому говорится между прочим: «А удел его предковский, как предки его, Тугорхан и Кариман, и иные после них, держали, на реке Роси по рекам Ростовицу и Каменицу, который назывался Сквира, а теперь Поветщизна»[767][768]. Предание отнесло событие к слишком отдаленному времени, но самый факт несомненен, как ввдно из приведенных нами летописных известий. В Поросьи были поселены половцы не Тугорхановы, а перешедшие на русскую территорию после нашествия татар.
Часть половцев, очевидно, кочевавших между Днепром и Дунаем, поспешила спастись на Балканский полуостров. По рассказу Георгия Акрополита, половцы с женами и детьми, на шкурах, наполненных сеном, переправились через Дунай, прорвались через Болгарию и заняли все области Македонии. Они страшно опустошили ее и в короткое время обратили как бы в пустыню, овладели небольшими слабо укрепленными городами, грабили, убивали, уводили в плен жителей. Пленные продавались в больших городах, в Адрианополе, Дидимотике и др. Никифор Грегора рассказывает, что половцы переселилась в числе не менее десяти тысяч. Император Иоанн послал им богатые дары, старался привлечь другими знаками своего расположения и включил в состав греческой армии. Он раздал половцам земли для поселения в разных местах: во Фракии, в Македонии, в Малой Азии по реке Меандру и во Фригии[769].
Половецкий шлем. Х в.
Знаменитый Котян, тесть Даниила Романовича Галицкого, которого венгерские хроники называют Кутеном, недолго продержался в степях и в свою очередь с подвластными ему половецкими коленами решился покинуть свое отечество. Есть известие, что Котян сначала один явился в Венгрию, чтобы изучить туземный язык[770]. Вслед за тем он прислал сказать, что примет вместе со своими приближенными христианство, если ему будут отведены земли для поселения. Король венгерский Бела IV дал проводников во избежание столкновений половцев с туземцами, а чтобы придать вид легальности своему поступку, он собрал сейм сановников государства и предложил ему вопрос, принимать ли Котяна. Бароны решили утвердительно. Явившись в Венгрию, Котян с ближайшими людьми был крещен[771]. Половцам были отведены земли между Дунаем и Тиссой, по реве Керосу, между реками Темесом и Маросом[772]. Переселившись, половцы быстро завоевали себе видное место, и наследник венгерского престола, Стефан V, женился на дочери половецкого князя Котяна[773].
Один путешественник английский XIV в., Мандевиль, бывший в Египте и служившей у султана Мелека Мандиброна, рассказывает следующее: «Из тех[774] половцев некогда явилось в Египет некоторое количество, которое, увеличившись, так усилилось, что, кажется, правит над подчиненными туземцами, ибо из среди себя они поставили султана Мелека Мандиброна»[775][776]. Совершенное подтверждение этому и без того не вызывающего сомнения известию мы находим у такого достоверного писателя, как Георгий Пахимер. Он рассказывает, что султан египетский заключил торговый договор с греческим императором, по которому египетские корабли могли свободно ездить к берегам Меотиды, чтобы скупать рабов, «ибо султан, происходя сам из половцев, старался собирать около себя свое племя». Значит, и рабы скупались – племени половецкого. Интересно, что родители продавали детей.
Закончим нашу главу словами арабского писателя XIV в. Ибн Яхии: «Тюрки Кипчака (половцы), – говорит он, – отличаются от других тюрков своею религиозностью, храбростью, быстротой движений, красотой фигуры, правильностью черт и благородством. Они дали султанов и эмиров Египту и составляют самую большую часть армии этой империи. Недим-еддин-Эюб, сын Камеля, показал большое старание в отыскивании рабов из Кипчака, и они не замедлили овладеть троном. Эти государи, вследствие своей преданности к своим соотечественникам, собрали их большое количество, так что Египет вскоре был наполнен этими иностранцами, которые составили там первенствующую силу. Поставленные во главе армии, облеченные первыми должностями, они показали себя ревностными защитниками исламизма»[777].
Дополнения
1
«Предание о Торческе и о других соседних городках» издано господином Ревякиным в Киев. губ. вед. 1862 г. № 33 и 34.
Рассказ ведется на малорусском языке. Для удобства мы передаем его на русском. «Он (Торческ) был еще во время тех князьков, которые когда-то князевали в Киеве, в Красном и Трипольи; тому, может быть, с тысячу лет есть. В Лавре Печерской есть записи и права на этот городок, – на престоле лежат. Говорят, город был очень сильный; неприятелю (тогда все орды ходили) нельзя было его добыть: где ж тут вам? на такую вышину лезть! как начнут лезть на валы, то торчане давай на них колодами пускать с валов, – потолкут, потолкут их хорошенько, а они и отойдут снова в свои окопы. Его так хитростью и взяли: воду из Стугны отвели, да чумаком. Взяли они его чумаком. Пришли князьки на помощь торчанам, да и давай между собой колотиться, да радиться. А орда, не думая, не радючись, как кинется на них, так всех и потопила в Стугне, да на мостках. Через это и село наше называется Безрадичами, на смех значит потому, что орда отбила князьков без рады. Те радились, да радились, а эти без рады побили их. А все от Торча не отступают, облегли его, чтобы он не имел ничего есть, ничего пить; воду, выходит, отвели, – а сами взяли да сделали полтораста чумачих возов: в первые понакладывали борошна, а в остальных сами залегли, да и говорят: это мы вам провиант от помощи везем. Те, – верно дело ночью было, – и отворили им ворота, скоренько – значит, думают себе, как подстережет орда, то и провиант отобьет. «Так Торчь и взяли».
Если сравнить этот народный рассказ с летописным, то невольно приходишь в удивление перед могучестью народной памяти: так точно, верно передано событие безыскусственным преданием, так ясно удержаны главные, выдающиеся черты факта, переданного нам современником его, летописцем. Сравнением этого предания с летописным рассказом о взятии Торческа, помещенным в Ипатьевской летописи под 1093 г., занимались господин Ревякин и господин Стоянов в своей статье: «Южнорусская песня о событии XI в.». Нам кажется несколько трудным приурочивать песню о взятии Азова к событию 1093 г., но нет никакого основания предполагать в народном предании о взятии Торческа какое-либо постороннее, книжное влияние. Оно не знает никаких имен, которые необходимо явились бы из книжного источника. Когда такой рассказ делается достоянием народа, то из уст последнего он выходит в такой искаженной, спутанной форме, которая ясно дает видеть чуждую народу основу.
Если мы сравним с этим вполне простым и безыскусственным преданием рассказ Коломыйца о Юрике, связанный с преданием о происхождении Запорожья, то совершенно убеждаемся в сказанном нами ранее. Предание о битве на Стугне 1093 г. связано с местностью, с названием Безрадичи