— Да он и так уже наказан. Даже если и очнется, он теперь калека, от него в Скьерзилдене толку не будет. Хотя парнишка не без магического потенциала. Ладно, госпожа Мёрке, случай со стихийником, конечно, не рядовой, но времени нашего более не стоит. Пусть руководство академии решает его судьбу. Увольнения будет вполне достаточно. Вашей причастности мы не заметили. Более того, вы оперативно остановили зверя. По поводу легальности гравштайна был еще вопрос, но осколки показали, что он был сделан из надгробия вашего родственника, так что все законно.
Синд проводил коллег выхода, а Мёрке, наконец, рванула в лазарет. Прав был друг, когда сказал, что ей там делать нечего. Десятки трубок торчали из груди бледного и изрядного похудевшего Фирса. На тумбочке лежал новенький протез, которые принесли Хасселу знакомые с факультета инженерии. Она рассматривала многочисленные поршни и шарниры, лишь бы не видеть жуткого безжизненного лица. Это не Фирс. Фирс криво ухмыляется и хитро прищуривается. Он хамоватый и прямолинейный. Он теплый и живой. А этот незнакомец явно не он.
Очередная ночь посреди разбросанных вещей и сфер. Глаза уже разучились плакать. Очередное холодное утро.
— Видели, что бывает, когда такие, как вы, берут на себя слишком много? — Группа некромантов с четвертого курса обступила двух стихийников. В одном из них Мёрке узнала наглеца, обвинявшего ее в связи с деканом.
— Еще раз раскроете свои поганые рты, будете так же подыхать, утыканные трубками, — оскалился адепт смерти.
— Эккель, живо ко мне! — Мёрке с трудом сдерживалась, чтобы не ударить некроманта за отвратительные слова.
— Что я не то сказал? — подбоченился студент. — Опрометчивые и глупые поступки всегда приводят к последствиям, разве нет?
— Ты не смеешь так говорить о Фирсе Хасселе. — Натт старалась держать чувства в узде, но голос истерично срывался.
— А кто он такой? Он даже здесь не работает больше, — Эккель пожал плечами. — У вас все?
Мёрке лишь кивнула и бессильно побрела в аудиторию. Тьма внутри молчала, но ее ликование было слишком осязаемым. Мёрке слабела и проигрывала. Еще совсем немного — и она добровольно уйдет за демоном, который становится чересчур ласковым и обещает покой.
Снова комната Фирса, кристаллы, сферы и беспокойный сон среди вороха его одежды.
Она не слышала, как открылась дверь и, тяжело дыша, в комнату вошел он.
— Мёрке?!
— Господин Форсворд, вы просили сообщить, если наметятся улучшения в состоянии Фирса Хассела. — Аспирант целителей стоял на пороге апартаментов инквизитора.
— И?
— Он уже может самостоятельно дышать и в течение нескольких часов проснется. Не желаете позвать Натт Мёрке?
— Нет, я первый с ним поговорю. Спасибо. Скоро буду.
Синд не знал, рад ли он тому, что стихийник приходит в себя. Ревность и ненависть никуда не исчезли. Чувства немного притупились, стали более зрелыми, да и внезапное единение с Мьюл тоже внесло свои коррективы. Но все же. Он так долго любил Натт Мёрке, что мысли о том, чтобы уступить ее такому, как Хассел, сводили с ума.
Стихийник сидел на кровати и ощупывал пустой левый рукав, затем коснулся покореженных ребер и поморщился от боли. Жалкое зрелище. Форсворд несколько минут наблюдал за Фирсом через окно, боясь войти и искалечить его сильнее.
— Ему нужен покой, — предостерег аспирант.
Синд кивнул, вошел в палату и, не говоря ни слова, заехал магу в челюсть. Хассел упал на подушки и начал кашлять кровью.
— Назад, — рыкнул Форсворд на сбежавшихся целителей, и те испуганно попятились. — Вышли!
Синд встряхнул ладонь и, бросив полный отвращения взгляд на мага, процедил:
— Я бы убил тебя.
— Так что же ты? Давай! — вместо речи из горла Хассела доносились лишь хрипы и бульканье.
— Тогда жертва Мёрке будет напрасной. Знаешь, что она сделала для тебя?
Хассел вытер тыльной стороной здоровой руки кровь с лица и нахмурился. Магу очень не понравилось слово «жертва» и реакция инквизитора на его пробуждение. Насколько он помнил из своего предсмертного бреда, Натт Мёрке была жива и здорова. Или нет?
— Когда мы с господином Стаатом пришли к вам на помощь, то обнаружили, что ты почти отошел в другой мир. С такими ранениями твоя судьба казалась предрешенной. Я в любом случае не успел бы донести тебя до лазарета. — Синд разглядывал стены больничной палаты, стараясь не смотреть в глаза стихийнику. Что-то в его взгляде ужасно раздражало. Фирс не прятался за масками и был открытой книгой для всех, кроме Натт Мёрке. Форсворду и так не нравилось видеть больше чем нужно: каждый людской грешок, темные мотивы и потаенные желания. Но Хассел просто кричал всем своим видом о том, как любит Мёрке. Даже во время учебы за всеми этими показными издевками скрывалось глубокое чувство.
А сейчас Фирс мучительно складывал в своем и без того воспаленном сознании осколки информации. Жертва, время, Мёрке. Соображай Хассел! Жертва, время, Мёрке. Что же она сделала ради него?
— Нет! Она не могла! — догадался стихийник, и Синд мрачно ухмыльнулся.
— Представляешь, смогла. Самое отвратительное в этой ситуации то, что ты не заслужил ни минуты ее жизни. Выкрал кровь, решился на опасный ритуал, в то время как Натт одержима демоном и слаба как никогда. Ты лишил ее не только многих лет жизни, но и верного клинка. Гравштайн уничтожен, и мы оказались безоружны перед лицом опасности. Твой глупый поступок поставил под угрозу не только жизнь Натт, но и всю нашу миссию. Доволен? Поиграл в некроманта?
Фирс побледнел еще сильнее.
— Сколько она выменяла на меня?
— Десять лет, — холодно ответил Синд. Инквизитор без особого удовольствия наблюдал реакцию стихийника. Тот схватился за волосы и замотал головой. В его измученных глазах читалось безумие и отчаяние. Что он натворил!
— Я все исправлю, — со слепой решимостью сказал Хассел.
— Конечно, исправишь. Я здесь именно за этим.
— Что мне нужно сделать, я готов на все!
Когда инквизитор ушел, целители вновь обступили Фирса Хассела, намереваясь влить ему убойную дозу обезболивающих, чтобы маг проспал до утра. Но у него были другие планы. Он незаметно сдвинул иглу, и лекарство скапливалось под кожей, не попадая в кровь. Стихийник с удовольствием бы забылся и отвлекся от всепоглощающей боли, которая превращала каждый его вздох в муку. Но он не мог себе этого позволить. Он должен был увидеть Мёрке. Как много времени у них теперь осталось друг для друга?
Фирс притворился спящим, и целители разбрелись по этажу: кто-то заканчивал смену и уходил спать, кто-то отправлялся следить за жертвами этерна сомниа. Сойдясь на том, что жизни Хассела ничего не угрожает, его оставили без присмотра. Фирс вновь с трудом сел и осторожно спустил ноги на пол, коснувшись приятного холода каменных плит, и попытался отвлечься от неприятных ощущений. Затем оттолкнулся рукой от кровати и, опасно пошатываясь, наконец, поймал равновесие. Он взял со стола искусный протез и без труда закрепил его там, где была левая рука. Жутко непривычно. Стихийник потянулся магией к механизмам и поршням, разминая металлические пальцы. Лучше чем ничего.
Ему удалось незаметно покинуть лазарет и выбраться в коридор. Через несколько минут больничная одежда стала насквозь сырой от пота: его сильно лихорадило, и он ненадолго прислонился к стене. Фирс не представлял, как поднимется на башню. Ползком, на четвереньках, но он обязательно должен забраться наверх и увидеть Мёрке. Зато у него будет время продумать нужные слова по дороге. Десять лет… Она выменяла свои бесценные годы на его жалкую жизнь. Что он натворил? Очередная глупость. Лучше бы он сдох в подземелье, и она не успела.
Фирс выбился из сил, когда добрался до двери в свою комнату. Было бы неплохо зайти туда хоть на минуту и перевести дух. Но ключей при себе у него, разумеется, не было. Он облокотился на дверь, которая оказалась не заперта. На кровати, среди мерцающих сфер памяти, лежала девушка и тихо всхлипывала во сне.
— Мёрке, — ласково позвал стихийник, подойдя к кровати.
Натт резко вскочила, словно и не спала вовсе, и бросилась ему в объятия, сильно прижавшись к израненной груди. Хассел глухо зарычал от боли.
— Прости, прости, Фирс. — Она отстранилась и принялась гладить его лицо, словно не верила, что он рядом.
— Мне бы лечь, — он покосился на сферы памяти, и Мёрке ринулась их собирать и относить обратно в шкаф. Она помогла Хасселу опуститься на кровать и осторожно легла рядом.
— Прости за беспорядок. Наверное, не стоило ничего брать без разрешения.
— Можешь брать что хочешь. Все мое — твое. И больше никогда не извиняйся. Из нас двоих виноват только я. Десять лет…
— Хватит, — резко осекла его Натт, — больше никаких самобичеваний и чувства вины. Я не хочу тратить время на это.
— А на что хочешь? — хрипел Хассел, любуясь огромными синими глазами Мёрке, покрытыми красными нитями капилляров. Она плакала из-за него. Это было на удивление приятно, но придется сделать над собой усилие и не позволять ей этого больше.
— Просто быть с тобой.
— Зачем тебе нужен такой, как я? Безмозглый, да еще и калека в придачу.
Мёрке проигнорировала последнюю фразу и вновь коснулась лица Фирса. Подушечки пальцев нащупали внушительную гематому. Она приподнялась и принялась рассматривать свежий синяк.
— Кто тебя? — встревоженно спросила Натт.
— Упал, — Хассел слабо улыбнулся.
— Врешь! Это Синд тебе врезал, он же и рассказал про десять лет. Ты не должен был узнать, — расстроилась Натт.
— Хотела снова обрасти тайнами и недомолвками? — сердито проворчал маг.
— Нет. Не хотела, чтобы ты остался со мной из чувства вины или благодарности за спасение и жертву.
Фирс простонал:
— Это какой-то кошмар, Мёрке. Когда же ты уяснишь, что я люблю тебя. Это значит, плевал я на то, что из твоих девяноста лет пропал десяток. Нам хватит и восьмидесяти!