орый ведет себя как человек не потому, что он чего-то боится, а потому, что он действительно человек, нравственное и духовное существо. Или мы этого ничего не признаем, в ребенка нашего не верим, в свою нравственную силу не верим – и действуем по модели «кнут и пряник».
Воспитывать по модели «кнут и пряник» относительно легко, такое воспитание нельзя не признать действенным, особенно если проводить его неуклонно. Но оно опасно для будущего детей. Может вырасти человек, который при первой же серьезной неудаче, при первой же беде возденет руки и возропщет: «За что?!» И потеряет веру в правду, веру в жизнь, в любовь и совесть. И тут уж настанет наша очередь воздеть руки и воскликнуть: «За что? За что нам такое наказание, за какие грехи?»
Мы все воспитаны по привычным моделям старинной педагогической веры, никуда от них не уйти. Мы тоже будем воздействовать на детей, воспитывать их, в дурном смысле слова; мы тоже люди, и, значит, в нас тоже кипит страсть к воспитанию. Мы непременно будем и поучать детей, и приучать их, не имея на то силы и времени, и поощрять, и наказывать; но полезно видеть и дурную сторону такого воспитания.
Не каждый из нас умеет любить детей, даже своих собственных, не каждый из нас достаточно разумен, не каждый умеет контролировать свое поведение, не каждый умеет не вспылить, удержаться. В большинстве своем мы усталы и раздражительны. Но дети сами смягчают наши сердца – своим существованием, смехом, шалостями; нам остается лишь не трусить, не бояться доброты в своем сердце, не поддаваться страхам типа «как бы чего не вышло!». Мы не можем стать лучше, чем мы есть, мы не можем стать сильнее, чем мы есть, мы не можем любить ребенка больше, чем мы его любим, не можем изменить свою волю, характер, но мы можем изменить взгляд на ребенка, свое представление о нем, образ Ребенка, и у нас постепенно выработается другое, новое, лучшее отношение к нему. Тут мой шанс. Это единственный шанс для слабого, неспособного, несовершенного воспитателя.
…Каждое утро взываю к тому лучшему, что есть во мне: «Мне послан ребенок; это дорогой мой гость; я благодарен ему за то, что он есть. Он так же призван к жизни, как и я, это нас объединяет – мы есть, мы живые люди. Он такой же, как и я, он – человек, и не будущий человек, а сегодняшний, и потому он другой, как и все люди; я его принимаю, как всякого другого человека. Я принимаю ребенка… Я принимаю его, я охраняю его детство, я понимаю, терплю, прощаю. Я не применяю силу к нему. Не угнетаю его своей силой, потому что я его люблю. Я люблю его, и я благодарен ему за то, что он есть, и за то, что я могу его любить, и тем самым я возвышаюсь в духе своем».
Если бы не было этих чудесных гостей на земле – детей, то мир погиб бы не от старости, нет, еще прежде – от бездуховности своей.
– Прошу считать меня человеком!
Только и всего? В сущности, как мало нужно для хорошего воспитания! Надо лишь понять, что нет двух отношений к ребенку – человеческого и педагогического. Есть одно, одно и только одно: человеческое.
Книга втораяЧеловек в человеке
Глава 1Воспитание сердца
Считается, что для воспитания необходимо понимать возрастные особенности детей. Несомненно. Но чтобы понять особенности чего-то, нужно прежде представить себе общее устройство этого «чего-то».
Если вас попросят нарисовать схему анатомического строения человека, вы хоть приблизительно, но сумеете начертить, где сердце, где легкие.
Но вот внутренний мир человека… Что душа? Что дух? Что совесть? Что потребности? В какой связи находятся эти понятия, что за ними кроется? Где сердце, а где пятка? Что от чего зависит?
Всматриваясь только в детей, детей не поймешь. Мы воспитываем не ребенка, а человека. Человека в человеке. Личность. Внутренний мир человека – это и есть его личность.
Вот чем внутренний мир человека, внутренний космос совершенно не похож на внешний: материальный мир, если взять его в целом, не имеет нужды, не имеет цели. В нем все развивается по строгим законам сохранения, в нем все целесообразно, но общей идеи, общей цели развития нет.
А внутренний мир человека целенаправлен. Это его основное свойство, скрытое от большинства людей. Нам кажется, будто мы такие, какие мы есть, а на самом деле мы такие, какими мы стали от движения к целям, иногда даже и не осознанным нами. Мы называем целеустремленным человека, который настойчиво добивается своего, мы иногда восхищаемся им, иногда иронизируем: «Этот знает, чего он хочет!» – в зависимости от того, чего он хочет. Но и все люди все-таки целеустремленны, потому что личность – целеустремленная система, вне целей ее просто нет. Целеустремленность – не черта внутреннего мира, а сам внутренний мир, он и есть устремление к цели, он весь развернут по оси «нужда – цель», и он таков, какова эта ось, этот хребет, этот позвоночник личности. Личность – не стрела, которая остается стрелой, направлена ли она в сердце врага или в спину друга, личность полностью зависит от важности и нравственности цели.
Мы побаиваемся слова «цель», потому что далеко не каждый из нас имеет ясную, осознанную цель – да еще одну на всю жизнь; мы не великие. Мы живем себе и живем. У нас множество забот сегодняшних и завтрашних, есть и заботы на будущее, заботы о будущем, но слово «цель» кажется нам слишком значительным для того, чтобы прилагать его к простым нашим заботам. И все же внутренний мир ребенка, как и внутренний мир взрослого, – это мир, движущийся к целям, пусть и неосознанным. Именно эти цели, явные или тайные, и определяют, что для ребенка имеет значение в мире, а что не имеет; что ему интересно, а что нет; что вызывает чувства, а что нет.
Из этого следует, что мы не можем повлиять на ребенка, не меняя его целей. Все воспитание – это целеуправление, целенаправление. Мы управляем не ребенком, а его целями (если умеем управлять ими). Мы достигаем или не достигаем успеха в строгой зависимости от того, становятся ли наши цели целями детей. Убеждением ли, соблазном ли, примером ли, внушением ли, просвещением ли, отношением ли своим влияем мы на цели ребенка и подростка, но другой возможности воспитывать не существует. Так – получается, а так – нет.
Внутренний мир человека держится на стержне «нужда – цель».
Нужда коренится в глубинах личности, цели порождаются в глубинах общества. Воспитание приобретает силу там, где умеют формировать и нужды, и цели, или, скажем проще, желания ребенка. В основе хорошего поступка лежит чистое, честное, полезное желание.
Самое основательное, самое эффективное воспитание – это воспитание желаний.
Можно воспитывать – бороться с желаниями ребенка, обуздывать их.
Можно воспитывать – учить ребенка самообузданию.
Можно воспитывать – отдаваясь на волю ребенка, уступая его случайным желаниям.
А можно воспитывать сами желания, обогащать их, направлять осторожно и терпеливо, понимая их природу, исключив из воспитания даже идею обуздания и самообуздания. Не против природы идти и не на случай надеяться, а помогать природе ребенка проявиться в ее лучшем обличье.
Большинство из нас думает, что человек действует примерно по такой схеме:
ГЛУПОЕ ЖЕЛАНИЕ – УМНОЕ СОЗНАНИЕ – СИЛЬНАЯ ВОЛЯ – ДОБРЫЙ ПОСТУПОК.
Поэтому почти все внимание педагогика сосредоточивает на сознании и воле.
На самом деле сознанию очень трудно бороться с желанием. Да и многие ли из нас обладают достаточной волей, чтобы победить сильные свои желания? Указывают на людей, умеющих держать себя в руках, ставят их в пример, – но откуда мы знаем, может быть, у них нет сильных желаний.
Нет, эта схема ненадежна. Действительно надежное поведение выглядит гораздо проще:
ДОБРОЕ ЖЕЛАНИЕ – ДОБРЫЙ ПОСТУПОК.
Легко сказать! «Доброе желание»! «Воспитывайте желания»! Желания ребенка случайны, мимолетны, капризны. У него нет понятия цели – и потому личность его не оформлена. Внутренний мир складывается и предстает перед ребенком лишь тогда, когда он становится подростком.
Между тем желания ребенка главным образом и волнуют нас. На практике мы только с ними и сталкиваемся, только с ними и сражаемся, только от них и страдаем.
Надо спать – а он не хочет. Надо за уроки – не хочет. Необходим покой в доме – а он хочет слушать музыку. У мамы голова болит – а он хочет барабанить. То его не заставишь, то, еще хуже, не остановишь.
Мы потому так мало заняты воспитанием желаний и так сильно – борьбой с желаниями, что культура желаний – самая трудная, самая неподдающаяся часть педагогики. Много лет назад известный психолог П.П.Блонский писал: «Если мы станем перечитывать современные книги по педагогике, мы найдем там чрезвычайно много об умственном развитии, немало о воспитании воли и характера, кое-что о воспитании чувств и почти ничего о воспитании желаний…»
Что за тайна? Почему и сегодня на тысячу книг по воспитанию ума – десять о воспитании чувств и едва ли одна – о воспитании желаний? Все пишут, что воспитание желаний – главная задача, и все отчего-то эту задачу обходят.
Да потому что в общем нашем представлении желания – это лишь одно из душевных движений человека. Есть воля, есть ум, есть чувства, есть еще что-то, и есть желания, которые непонятно откуда берутся – и потому непонятно, как их изучать и как на них воздействовать.
На самом деле желания – не одно из проявлений личности, желания и есть сама личность, потому что личности нет вне полюсов «нужда – цель». Желания, как и личность, подобны электрическому полю, которое возникает только во взаимодействии «плюса» и «минуса».
Воспитание желаний – это не воспитание чего-то отдельного, не пресечение капризов, не борьба с потребительством, не обуздание разрушительной энергии, а воспитание всей личности ребенка.
Я оплошал, я здорово оплошал.