У нас в головах столько ненужного для жизни – повторим и нужное.
Во всем, что делает человек, в его работе, его поступках, словах, мыслях, чувствах, отношениях, желаниях – во всем решительно есть какая-то степень правды, добра и красоты, высокая или низкая. Что, для чего и как – три главных вопроса любого действия, и ответы на них – степень правды, добра, красоты. Не генетически и не только от воспитания, но с языком и культурой заложено в нас стремление к правде – совесть, «закон внутри нас», стремление к добру – любовь к людям, милосердие, стремление к красивому, выражающееся в жажде гармонии.
Стремление к правде, добру и красоте – это основа духовной жизни. Дух развился исторически и живет точно так, как живет язык: он один на весь народ, на все человечество, но он каждому представляется своим, личным. Оттого, что закон совести – свой, мы испытываем мучение и стыд, когда нарушаем его, поступаем не по совести. Но поскольку дух и свой и общий, то и состояние его зависит как от состояния общественного духа, так и от личной силы и личных духовных усилий каждого человека. Поддерживать дух людей, самому не падать духом, руководствоваться совестью, то есть претворять идеальную правду в реальную справедливость, – вот долг и назначение человека. Появляясь на свет, мы получаем правду из мира, она питает наши души, и мы должны поддерживать ее своей жизнью, возвращать ее миру обогащенной. Так происходит правдообращение – от мира к человеку, от человека – в мир. Духа нет вне человека, дух живет лишь в каждом из нас, и мы отвечаем за его состояние в том сообществе людей, на которое распространяется наше духовное влияние. Духовность – не одно из многих качеств человека, а главное, оно определяет все его моральные достоинства, его цену. Именно в духовности заложены возможности воспитания. В каких бы неблагоприятных условиях ни рос маленький человек, я, воспитатель его, имею возможность и силу влиять на его душу, потому что высокий дух всегда сильнее бездуховности. Воспитывать – значит в духовном общении возбуждать и поддерживать веру в правду, чувство любви к людям и надежду на гармонию мира, укреплять творческую волю к правде, добру и красоте.
Имей дух и умей взрастить его!
Но может быть, это все мерещится? Может быть, никакого духа нет в людях и он удел избранных? Вон как много людей на свете, и все разные. Может быть, и бессмысленно искать общее в них?
…Ранним летним утром, еще и семи нет, я стою на перроне Киевского вокзала. Только что пришла дальняя электричка, и густым потоком во всю ширину платформы идут спешащие на работу люди. Ничто их не объединяет сейчас, каждый в отдельности погружен в свое. В свои мысли, каждый в своем мире. Да и разные какие! Какое богатство типов и личностей, непохожестей и определенностей, какое разнообразие в росте, в возрасте, как различаются люди по свету в лицах, по прямоте походки, по движениям, по одежде и прическе – нет двух одинаковых в тысячном потоке.
Но это же лишь видимое! А невидимо в жилах каждого течет кровь, и она настолько общая, что ее можно переливать от одного к другому, и у всех одна температура, если не болен человек, и одно количество гемоглобина, у всех легкие… И точно так же, при всем огромном разнообразии личностей, нравственное здоровье всех этих людей зависит не от чего-нибудь, а от состояния духа – от стремления к добру, правде и красоте. Эти люди очень озабочены сиюминутными делами: они боятся опоздать, они ждут встречи с работой, с товарищами, с начальством, и каждый из них оставил заботы в своем доме, чтобы вернуться к ним вечером. Заботы! Проблемы! Тревоги! Мечтания и ожидания. Но есть и русло, в котором текут все эти заботы, тревоги, радости и горести, любовь и злость, грусть и счастье; это русло – духовность в той или иной ее степени.
Нет, неверно, что в каждой семье свое и только свое и потому нет и не может быть общих законов семейного воспитания. Свое-то свое, но есть в людях общее – одна правда на всех, одно милосердие, одна красота. Законы воспитания – это прежде всего законы передачи общего.
…Как узнаёт в городе отец о рождении сына или дочери? По телефону. Звонит – и ничего, звонит – ничего, и вдруг, когда он в полном отчаянии, незнакомый голос говорит ему: «Поздравляю вас…» В одно мгновение проходит человек всю амплитуду чувств и состояний от низин отчаяния до высших вершин счастья. И вот что интересно (я многих мужчин расспрашивал, все говорят одно): в эти минуты у человека нет забот, и нет тревог, и нет досад, и нет обид – всем все простил, весь мир любит, все может, потому что явлена человеку высшая справедливость – он отец!
Нам трудно примириться со смертью; мы говорим, что человек продолжает себя в детях, в делах, что он живет в памяти людей, он что-то оставляет после себя. После! А его не будет. И не всем дано совершить такие дела, чтобы они жили вечно.
Но нет же, человек и в самом деле не весь умирает, потому что со смертью его умирают лишь конечные его желания – они сугубо личные. Но бесконечные его стремления остаются – они ведь общие. Не только память о нем остается (она-то как раз может и исчезнуть), не только в детях и делах остается человек, нет, остаются его реальные общие желания. Оттого у духовно развитого человека возникает глубокое ощущение бессмертия. Здесь нет самообмана: общие стремления – часть, большая часть его личной души, и поскольку эти стремления не умирают, то не вовсе, следовательно, умирает и человеческая душа. Так возникло представление о бессмертии души, приобщенной к всеобщему бесконечному стремлению к правде, добру и красоте. Как видим, здесь нет мистики.
«…Я не боюсь смерти, – писал Муса Джалиль. – Это не пустая фраза. Когда мы говорим, что мы смерть презираем, это на самом деле так… Если я при жизни делал что-то важное, бессмертное, то этим я заслужил другую жизнь – „жизнь после смерти“. Но важное и бессмертное лишь то, что отвечает бессмертному духу человечества».
Если назвать словом «святое» самое высокое, выше нет («святая память», «святое чувство любви к Родине»), то великое стремление людей к возвышенному, к бесконечно правдивому, доброму и красивому, к свету, к светлому – это святой дух, хотя он и живет на земле, в землянах – в людях.
Ах, как хорошо писать и рассказывать о театре, о пианисте, о великих людях прошлого или настоящего, о вдохновенных ученых и замечательных стройках – обо всем, где дух, где свет, где значительность! А вот – семья, дети, дрязги, неуемный крик по ночам, кто-то канючит, кто-то раздраженно кричит: «Замолчи, я кому сказала!», запах пеленок, пролитая каша, горшок посреди комнаты, порванные колготки, сопливый нос, золотушные пятна, надутые губы, плач, рев, и снова: «Замолчи, а то сейчас получишь!» И вот в этой безысходной череде неумолимых забот, от которых нет ни отдыха, ни спасения, в этой беспросветной круговерти и рождаются чистые души, высокий дух, растет нечто прекраснейшее на земле – то, без чего нет ни театра, ни концерта, ни стройки, ни науки, ни возвышенного, ни света – ничего.
Как сохранить ясный взгляд? Все великое мы видим очищенным от быта, и только величайшее из чудес, восхождение человека до человеческой высоты, предстает перед нами одной лишь закулисной своей стороной. Семья противоположна театру: в театре быт за кулисами, а на сцене – высокий дух; в семье на сцене – быт, а за кулисами домашних явлений – дух. И человек растет не в тех дрязгах и раздражениях, что на виду и на слуху, а в чем-то невидимом и как бы не существующем для многих из нас – в духовной жизни, в духовной атмосфере, в развитии своего духа, под влиянием духа народа и семьи.
Имей дух и умей передать его ребенку.
Глава 3Воспитание ума
Давно замечено, что в наше время мир чувства особенно отчетливо противопоставляется миру интеллекта. Мы ориентированы на знание, науку, технику; достижения разума поражают разум. Сильный ум открывает новые способы производства; а что может дать ему сильное чувство? Что страсти? Разумный человек понимает свои обязанности, и на него можно положиться. А что делать чувству возле конвейера? И как чувством управлять?
Так возникает ложное представление о превосходстве разума над чувствами, об антагонизме между чувствами и разумом, о пользе ума и бесполезности чувства. Будем помнить об этой опасности, размышляя о воспитании ума. Даже для удобного изучения, даже временно, даже в виде допуска не должны мы разделять ум и чувство. В «чистом виде» ум и чувство не существуют, не воспитываются и крайне опасны для человека и его окружения. Вода – соединение кислорода и водорода, но не кислородом и водородом утоляем мы жажду, а все-таки водой.
Развитый ум, соединенный с высокой совестливостью, называется интеллигентностью. Это слово появилось в России в середине XIX века, когда серьезное образование от дворян перешло к разночинцам и снова обострилась вечная проблема «знание и нравственность». Аристократы отличались, как было принято считать, благородством крови. Но чем будут отличаться новые образованные люди? В чем их благородство? «В интеллигентности», – был ответ. В благородстве духа. Так язык ответил на потребность общественного развития, и появилось новое слово, перешедшее во многие языки мира. Интеллигентность то же, что и духовность, но в основе ее – вера в правду, порожденная разумом и образованием. Интеллигент – человек, соединяющий в себе знания и нравственность. На место дворянской родовой чести пришла честь интеллигента, которая состоит в уважении к разуму и правде.
Однако нравственность, как уже говорилось, предполагает отказ от целей, которых невозможно достичь, не посягая на других. Интеллигент, неспособный причинить зла другому, неспособный к эксплуатации человека, унижению его достоинства, стал казаться существом мягкотелым и безвольным. Все на свете имеет и дурную сторону; интеллигентность породила интеллигентщину – склонность рассуждать, ничего не делая, нерешительность, доведенную до нравственной дряблости.