Снова и снова слышу: «К чему вы призываете всей вашей книгой? Это что же у вас – непротивление злу насилием?»
Вот что сказал об этом Андре Моруа в книге «Открытое письмо молодому человеку о науке жить»: «Пожив с мое, вы поймете, что на жестокость нужно отвечать жестокостью. В непротивлении злу насилием есть своя прелесть, но оно на руку подлецам. Важнее всего – предотвращать жестокость, всеми силами борясь с ее проповедниками…»
Словно исполняя завет, которого я прежде не слыхал, это я и делаю: борюсь с проповедниками жестокости по отношению к детям, жестокости тем более опасной, что мы ее и не замечаем в себе, что она (впрочем, как и любая другая цивилизованная жестокость) оправдывается необходимостью или неизбежностью: «Ведь надо же детей воспитывать!» С применением насилия? Насилия открытого, физического, или скрытого, лукавого насилия над желанием и мыслью? Нет, если это называется воспитанием, то воспитывать детей не надо.
Воспитание – это стремление предотвратить появление жестокости в будущем взрослом человеке.
Невоспитанный человек или сам по себе становится жестоким, или его затягивает в лагерь зла, и не потому, что жестокость будто бы в нашей природе, а потому, что у невоспитанного человека нет сил проявить свою подлинную природу. В отличие от хищников люди не нуждаются в жестокости, чтобы выжить. Наоборот, для выживания людей необходимо добро, и сейчас больше, чем когда-либо раньше.
Непротивление злу насилием «на руку подлецам», но дети, даже вроде бы самые злые, все-таки не несут в себе зла. Маленький кричит всю ночь напролет и не дает спать семье, но есть ли в нем зло? Нет, конечно. Зло зарождается от применения насилия. При последовательном насилии над ребенком зло в его душе укрепится, разрастется, и тогда, увы, добрая идея непротивления злу насилием потеряет смысл по отношению к такому человеку, станет ложной и вредной.
На жестокость взрослых необходимо отвечать жестокостью.
На жестокость детей нельзя отвечать жестокостью.
И первое и второе правила, взаимно дополняемые, ведут к одной цели: к предотвращению, уменьшению жестокости среди людей. Если хотя бы одно из них не выполняется, зло не исчезнет в мире никогда.
Но чем выше духовное развитие общества, тем в большей степени может оно позволить себе и ко взрослым относиться так же великодушно, как к детям, – прощать их… Прощением укрепляется совесть; прощая, мы учимся любить. Кого не прощали, тот без совести, кто не прощал, тот живет без любви.
Представим себе тяжелое бревно; чтобы поднять его, нужно десять человек. Сколько человек должны стараться, когда несут его? Очевидно, все десять, иначе бревно упадет.
Теперь представим себе школьный класс с десятью учителями. Сколько из них должны быть духовными людьми, чтобы в классе была чистая атмосфера?
На этот вопрос отвечают по-разному: кто говорит – все десять, кто – пять.
На самом деле – один.
Для переноски бревна, для физической, административной и другой подобной работы нужны усилия каждого. Но там, где речь идет о духовной деятельности, там достаточно и одного человека, сильного духом.
Принято подчеркивать: воспитывает все, воспитывает каждый сантиметр и каждый встречный. Это верно, это полезно помнить. Но, слишком в это поверив, мы опускаем руки: коли воспитывает все, то что же я могу поделать с ребенком? Я, воспитатель, беспомощен. Мы не на уединенном острове растим детей; все влияет на них. Но любой человек, отец, мать или кто-то из старших, может оказать на ребенка такое сильное духовное влияние, которое перевесит все другие влияния. Если бы среда жестко определяла результаты воспитания, то уж давно не осталось бы на свете ни одного доброго и честного человека, – а сколько их? Мир какой есть – такой есть, не педагоги мир переделывают. Я педагог? Воспитатель? Сколько детей в моем ведении – один ребенок? Два? Тридцать два? Передать их миру честными людьми – вот моя простая забота.
У нас полчаса в день на ребенка? Наш сын может быть прекрасно воспитан и в эти полчаса, если мы будем помнить, что воспитание – это не уход, не надзор, а душевное и духовное общение. Уход в полчаса труден, надзор невозможен, а сила общения измеряется не временем.
Глава 2Воспитание сотрудничеством
Ребенок приходит в жизнь как гость – он другой, неизвестный нам человек, мы рады ему, мы на все готовы ради него, мы любим его, мы счастливы видеть его таким, какой он есть. Дорогой, самый дорогой гость в доме.
Но, вырастая, он постепенно становится равным нам, нашим сотрудником. И так в семейную нашу педагогику входит, быть может, самое важное и самое сложное слово – сотрудничество. Сотрудничество в воспитании – то же, что дух в личности.
Я помню, как было неприятно мне это слово, когда впервые пришло на ум: оно поразило неуклюжестью и тяжестью: со-труд-ни-че-ство. Старомодное, неудобопроизносимое слово. Как сказать его родителям? Я год промучился, все пытался обойтись без него, прежде чем решился опубликовать статью, в которой было сказано о «сотрудничестве» в воспитании. Но оказалось, что в это же самое время идея обсуждалась и психологами. Теперь по работам педагогов-новаторов слово стало общеизвестным: педагогика сотрудничества.
Кроме всем известной биологической генетики есть ведь и другая, условная генетика – ее можно назвать педагогической. Веками и веками складывался и передавался из поколения в поколение «педагогический генофонд», отработанные приемы воспитания, отношение к детям, отношения с детьми. Этот фонд отработанных приемов и взглядов, конечно, не так устойчив, как биологический фонд наследственности, но все же на судьбу ребенка влияют не два набора генов, а четыре: два биологических и два педагогических. Комбинации, столкновения, подавления и проявления генетико-педагогических линий, по всей вероятности, подчиняются тем же законам, что и биологическая наследственность, ну, может быть, не так строго и четко. Но нет сомнения, что если прадедушка нынешнего отца был жесток с дедушкой, когда тому было пять лет, то это не может не отозваться на внуке, на правнуке и праправнуке. И если в семье матери пять поколений говорили мягкими, тихими голосами, то это в какой-то степени передастся нынешнему ребенку. Два набора генов в ребенке и два человеческих духа над его колыбелью.
Но как бы ни различались наши педагогические «гены», в одном решительно все люди сходятся. Одну схему воспитания держат в уме все: «Я – большой, ребенок – маленький. Я знаю, как жить, он не знает. Я его веду».
Нет человека, который не представлял бы себе воспитания таким образом. Как же иначе? Я веду – он идет.
А в жизни он почему-то не идет, сопротивляется. Не понимает, неразумный, что я веду его для его же пользы.
В прекрасной схеме «я веду – он идет» есть слабый пункт, а именно ребенок. Ребенок мешает! Мне ничего не остается, как заставить его идти за мной. Власть становится вроде бы первой необходимостью воспитания, непременным условием его. Без власти над ребенком воспитание по схеме «я веду – он идет» просто невозможно: не поддается мальчишка. Но если власть – первая доблесть воспитателя, то в чем же первая доблесть ребенка? Естественно, в послушании. Тот ребенок хорош, который послушен родительской воле; то воспитание идеально, при котором растут идеально послушные дети.
Так воспитание превращается в процесс подчинения ребенка. Родители добиваются власти над ним, а он – собственной власти над всей ситуацией. Начинается худшее, что только может быть в воспитании: борьба за власть.
В семье, где идет спор за власть, чем бы он ни кончился, этот спор, и чему бы ни учили ребенка, его учат спорить за власть – и только. Его учат, встречаясь с человеком, во что бы то ни стало добиваться «верха» или смиряться, покоряться. Учат глядеть на мир с точки зрения силы: или твоя сила, или моя.
Такое воспитание держится на безусловном соподчинении.
Есть еще воспитание, которое строится на принципе «я тебе – ты мне». «Я тебе мотоцикл – а ты хорошо учись». Дети в такой семье смотрят на всех с точки зрения выгоды: кто выгоден, с теми ведут дружбу. Не стало выгоды – наступает конец всяким отношениям.
В семье, где установились отношения соподчинения (спор за власть) или сообщничество, нравственного воспитания быть не может, там только видимость его – и в этом кроется истинная, глубокая причина всех неудач в воспитании, потому что спор за власть и сообщничество – первый признак бездуховности, несправедливости. Там идет тайное, скрытое даже от глаз родителей, но мощное обучение безнравственному поведению, растление душ.
Но наша жизнь – это совместный труд со множеством людей, физическое, душевное и духовное сотрудничество.
Не соподчинение, не сообщничество, а сотрудничество. Воспитание – это сотрудничество с детьми, ответственность за которое несут взрослые. Педагогика занимается вопросами сотрудничества с частью человечества, называемой словом «дети». Педагогика – наука об искусстве сотрудничества.
Подумаем, а что, собственно говоря, нужно нам от детей?
Да одно, и только одно. Чтобы они могли активно, сознательно, творчески сотрудничать с людьми и с обществом в целом. Не подчиняться, не подчинять, не приспосабливаться и не ломать всех вокруг себя, а сотрудничать. И кого мы больше всех ценим в нашей жизни? Людей, с которыми легко и интересно работать вместе. Сотрудничество – одно слово, но оно содержит в себе, если вдуматься, все высокие нравственные качества. Только в сотрудничестве и можно воспитать человека для человека. Сотрудничать с людьми – значит уважать их, ценить, уметь поступаться своими желаниями, нуждаться в них и быть им нужным. Но ведь это то же самое, чего мы ждем от ребенка. Вот то поле, на котором дальние и ближние цели сходятся, совпадают – поле сотрудничества с людьми.