показывать ему пример – постоянно разделять его собственный труд детства, отрочества, юности.
Девочка-школьница не может решить задачки по математике: на глазах слезы. Приходит папа. Если он умеет помочь – хорошо. А если нет? Что сказать девочке?
Папа говорит:
– Нечего плакать, посидишь, посидишь – и получится!
У девочки – беда, а папа говорит – нет беды. И так на каждом шагу. Получила двойку, поссорилась с кем-то, потеряла книжку, боится контрольной – и мы тут как тут со своими утешениями: не беда! Для ребенка – беда, а для нас – не беда. У нас свои беды, настоящие, а те – детские, «игрушечные», «пустяковые», «мне бы твои заботы».
Мама приехала в пионерский лагерь к семилетнему мальчику. Он бросился к ней:
– Что ты привезла?
Мама возмущена: «Как он не понимает! Как не чувствует! Ведь я устала, пока дошла, я с дороги, у меня тяжелая сумка!»
Вроде бы все правильно; но слова – не урок, а поведение – урок. Если бы мама обрадовалась мальчику и без упреков порадовала бы его гостинцами, она дала бы ему урок: как хорошо радовать людей! Но она дала ему урок совсем другого рода: требуй, чтобы тебя понимали, требуй взамен гостинцев благодарности, требуй и требуй…
Мы разделяем заботы ребенка, но ничего взамен не требуем. Никаких обменов, кроме шутливых, в нашем доме нет. У нас нет менял, у нас все подлинное, ничто ни на что не меняется, у нас все чувства и заботы имеют собственную, а не меновую стоимость. У нас всякое «на» – от чистого сердца, и всякое «дай, пожалуйста» – безвозмездно.
Ужаснейшая из псевдопедагогических мыслей: «Как ты со мной – так и я с тобой». С ребенком нельзя вести счеты. Просчитаемся!
Мы не требуем сотрудничать с нами, не добиваемся сотрудничества, а учим, растрачивая собственную душу.
Все движения – навстречу ребенку.
Мы не торгуем своей любовью, не используем ее для своих домашних выгод, для принуждения или побуждения. Запрещенные фразы: «а то я тебя любить не буду», «я тебя больше не люблю», «я с тобой не разговариваю», «я на тебя обиделась».
Наоборот: я всегда с тобой, я всегда готов, я всегда готова прийти на помощь, я тебя люблю! Повторять это на каждом шагу невозможно и не стоит, но есть много способов сообщать ребенку о своей любви.
Я знаю родителей, которые и рады бы услужить своим детям, но их одолевают страхи: вдруг вырастут эгоистами, вдруг лентяями, вдруг… Педагогические соображения одолевают. А ведь если разобраться, не так уж и серьезны домашние дела, чтобы поднимать их на принципиальную высоту.
Семья садится за стол. Всегда бывает: то вилки нет, то ложки, то соли. И начинается: «Возьми сам, я тебе не служанка, небось руки не отвалятся». А почему? Прислуживает за столом один, он просит: «Не вставай, я подам, я сам, мне это легко». Мама даже сердится, если кто-нибудь встает за ножом или вилкой: такая радость кормить своих.
Приходит мальчик из школы.
– Возьми там в холодильнике! Согрей себе! Не маленький!
А почему так?
Мама объясняет: должен же мальчик приучаться… К чему – приучаться? К небрежным, ленивым, безрадостным отношениям?
Я говорю маме: «Придет сын – усадите за стол, подавайте, ухаживайте, любите его!» Мама отвечает: «Да я бы рада. Я с удовольствием! Но я боюсь!» – «Чего?» – «А вдруг он вырастет белоручкой?» И опять все сначала: «Ну должен же он!» – говорит мама.
В хорошей семье никто не знает слов «ты должен». Должен только я.
Пока я сотрудничаю с человеком, я больше озабочен тем, как я выполняю свой долг, а не тем, как выполняет его другой. И детей с первого дня учат, что никто никому ничего не должен, ни с кого ничего нельзя требовать, требуют только от самого себя и все выполняют свой долг, а не следят ревниво за окружающими, делают ли они свою работу. И это самый верный путь воспитания чувства долга.
Жизнь в доме должна идти на возможно высоком уровне активности, деятельности, старательности. Накрывают на стол – должно быть красиво и удобно, учатся – должны учиться, приглашают гостей – должны хорошо принимать их, убирают в комнате – должно быть действительно чисто. Всякое дело требует старательности и внимания, и мы, старшие, вкладываем в любое дело свою старательность и, вовлекая детей в работу, добиваемся высокого результата. Но не высчитываем, кто сколько сделал.
От дела – к личности, а не от личности – к делу. Труд воспитывает. Мы не занимаемся детьми, мы не воспитываем их в общепринятом смысле, мы налаживаем жизнь в доме с участием детей, мы все вместе стараемся жить весело – это и есть воспитание.
На домашней работе мы обычно и спотыкаемся. Довольно часто наши суждения о ребенке сводятся к одному: помогает по дому – хороший сын, не помогает – дурной. Мытье посуды становится мерилом человеческой доблести, подметание полов заменяет все другие отношения. Кто метет и моет, тот и хорош. Но домашняя работа – очень невыгодный с педагогической точки зрения труд, по ней нельзя судить ни о лени, ни о трудолюбии, и в одной только домашней работе трудолюбия не воспитаешь. Когда дети работают вместе с родителями в поле, они действительно помощники, они приучаются к производительному труду. Но подметание полов вовсе не то же самое, что работа в поле. «Застели постель, почисть ботинки, мог бы помочь матери, видишь, я с ног сбилась, принеси, подай!» – у всех этих дел нет конца, нет результатов, нет плодов, они не приносят главного, что должна приносить работа, – радости. Нам приходится принуждать ребенка, и он мысленно привыкает, что работа – это неприятность. Воспитывают трудолюбие, а получают стремление избегать труда. Ребенку исподволь внушается уродливая мысль, будто труд есть наказание.
И уж во всяком случае, если ребенок не приучен помогать, если дочка моет посуду только с боем и криком, то в один день ее не перевоспитаешь, и надеяться на то, что вот я погромче крикну, найду слово пообиднее, и у нее вдруг заговорит совесть, она засучит рукава и возьмется за грязные тарелки, – надеяться на это трудно.
Нравственное отношение к труду возникает в самые первые годы жизни, когда ребенку предоставляют возможность самому о чем-то заботиться. Забота – сердечное дело, она бывает только добровольной. Труд может быть и подневольным, а работа всегда свободна.
Закон заботы – знаете?
Если присмотреться к домашним, служебным и другим нашим занятиям, то легко заметить следующее свойство всякой работы: она требует определенного количества забот, не больше и не меньше. Определенная забота нужна для поддержания дома в чистоте, для покупки хлеба и так далее. Если один человек берет на себя всю заботу, то другой неминуемо перестает заботиться: дело этого не требует. И в языке нашем: «Разделить заботы…» – подразумевается, что у забот есть определенный объем, который можно разделить. Решено, что мальчик ходит за хлебом. Мама с утра начинает напоминать: «Ты не забыл? Посмотри, есть ли хлеб, сходи – это твоя обязанность». Ходит за хлебом мальчик. Мама взяла на себя заботу, и мальчику можно не беспокоиться: когда нужно будет, скажут, и он пойдет. Если мы беспокоимся сами, мы не даем возможности беспокоиться ребенку. Кто с детства привык, что его заботы постоянно кто-то разделяет, тот и всю жизнь будет надеяться: ничего, как-нибудь получится, кто-нибудь позаботится. Позже появится и циничное: «Дураки всегда найдутся». Единственный выход: поручив какое-нибудь дело, выкинуть его из головы, перестать о нем беспокоиться. Тогда после многих неприятностей и обедов без хлеба наступит наконец момент, когда беспокоиться о хлебе будет мальчик.
Кто решил воспитать заботливого ребенка, тот должен заранее смириться с тем, что многое в доме пойдет кувырком. Распределение обязанностей в семье? Нет, пожалуй, получится лучше, если каждая обязанность разделяется в семье всеми. Не так – я работаю, ты учишься; я натираю полы, ты покупаешь картошку. Каждое дело вместе! Это не значит, что мы идем вместе в булочную, но я, взрослый, участвую в этом походе: снаряжаю в магазин, оцениваю покупку, выслушиваю рассказы о приключениях по дороге в булочную.
Но сколько нужно терпения, чтобы дождаться, пока чувство заботы проснется в ребенке!
Извечная проблема всех родителей: ребенок не убирает игрушки. «Что из него вырастет, если он сейчас такой неряха?» Это продолжается годами. Напомню историю о моем товарище, которого не видел много лет. Спрашиваю, как жизнь, как дети. Он жалуется: «Да вот все с сыном ругаемся». Сыну идет тридцать пятый год. Он инженер, изобретатель, кандидат наук. «Из-за чего же вы ругаетесь?» – «Да понимаешь, никак не научится убирать в своей комнате!» Как началось в два или в три года, так и продолжается до тридцати лет. Вся жизнь ушла на то, чтобы научить сына убирать за собой.
Можно точно установить, когда начинается правильное воспитание: с той минуты, с того дня, когда мы впервые сказали ребенку «спасибо».
Мы весьма озабочены тем, чтобы ребенок вырос благодарным, вежливым, говорил нам «спасибо».
Но душа ребенка растет не на тех «спасибо», что он говорит, а на тех, которые мы ему можем сказать.
Простая семейная забота – надо поехать к больной бабушке и отвезти ей продукты.
– Ты не можешь съездить? – спрашивает отец у пятнадцатилетней дочери.
Она мнется: у нее свидание.
– А ты не можешь? – спрашивает отец у сына-десятиклассника.
И он мнется: у него тренировка.
– Я бы съездил сам, но у меня срочные дела, – говорит отец.
– А давай позвоним бабушке, и я съезжу к ней после тренировки, ночью? Или утром до школы? – предлагает сын.
– Нет, ничего, я съезжу, – говорит отец. – Делать нечего, я съезжу.
Эту историю рассказывали на работе, и сослуживцы, конечно, возмущались:
– Но надо же воспитывать детей! К бабушке они поехать не могут! Я бы им показал!
Да не надо на каждом шагу воспитывать, надо решать деловой вопрос – кто поедет? Перед этим вопросом все равны. И ничего хорошего не вышло бы, если бы дочь вместо свидания поехала к бабушке, досадуя на нее. Это не принесло бы пользы ни дочери, ни бабушке. Да к тому же очень редко встречаются такие семейные дела, которые нельзя отложить на несколько часов.