Это тем более знаменательно, что в этом отношении даже те педагоги, которые смело и решительно идут по пути умственного раскрепощения ребенка, провозглашая здесь лозунг свободного непринужденного развития, как только дело заходит о нравственном развитии, начинают бояться этой свободы и сворачивают на старый путь более или менее грубого или более или менее тонкого насилия. Но ведь надо же быть последовательным: если процесс умственного развития ребенка должен быть свободным, если мы должны здесь развивать в нем критическую мысль, если все дело его умственного развития мы должны стремиться поставить так, чтобы он сам творческим путем доходил до обладания истиной, если мы должны остерегаться сковывать его свободную мысль какими-либо догмами, а наоборот, поощрять к смелому исканию, к самостоятельным поискам, к творческой работе, то не должны ли мы делать то же самое и, быть может, еще во много раз больше в области нравственного развития его? Не должен ли ребенок и в нравственной области явиться также великим искателем, не должен ли он самостоятельно и творческим путем дойти до обладания нравственностью, не следует ли нам и здесь опираться на творческие силы ребенка, а не на различные процессы автоматического характера, как то: подражание, внушение и т. д.?
«Да, — скажут нам, — но ведь это сопряжено с большим риском. Легко может случиться, что ребенок, идя творческим путем, дойдет до обладания не нравственностью, а Бог знает чего, что граничит, быть может, даже с преступлением... Поэтому гораздо надежнее будет, если мы будем рассчитывать на такие факторы, как подражание и внушение; тогда гораздо скорее можно быть уверенным в том, что из него выйдет хороший человек, который проникнется истинными понятиями о добре и зле».
То есть, другими словами, ответим мы на это — в области нравственного воспитания вы боитесь свободного естественного развития, последовательно и систематически проведенного и обеспеченного, вы боитесь, что творческая мысль ребенка приведет его к новой нравственности, нравственности, которую вы понять не можете, и которая, быть может, разойдется резко с той нравственностью, которую вы привыкли считать последней абсолютной истиной. Считая себя в отношении нравственного идеала обладателем абсолютной истины и не веря в возможность прогресса человечества в деле познания высших начал нравственности, вы считаете себя вправе стараться как можно раньше внушить ребенку ваш идеал, чтобы тем спасти его от возможной нравственной погибели. Таким образом, вера в возможность обладания абсолютной истиной и в свое призвание быть спасителем ребенка от угрожающей ему якобы, а на самом деле, быть может, мнимой опасности нравственно погибнуть — служит тем достаточным основанием, которое оправдывает в ваших глазах такие приемы воспитания, как внушение, когда дело идет о нравственном воспитании. Но кто дал вам право считать себя в обладании абсолютной истиной в сфере познания добра и зла, т. е. в области нравственности, и кто дал вам право взять на себя роль спасителя, не зная, захочет ли то лицо, которое вы спасаете, подобного спасения и не проклянет ли оно вас впоследствии, усмотрев в вашем спасении не спасение, а нравственную гибель, а тормоз и задержку для достижения более высоких степеней нравственного развития?
Пока вы не можете доказать, что вы действительно обладатель абсолютной нравственной истины, пока вы не можете оправдать необходимости спасения, — до тех пор вы лишены права принимать на себя роль спасителя и действовать так, как если бы вы обладали абсолютной истиной. «Докажите это право. Вы — ответчики, а дети — истцы», и они в праве требовать, чтобы вы действовали с особенною осторожностью там, где не может быть полной уверенности, и чтобы вы в своих действиях больше опирались на их свободные творческие силы, чем на те автоматические и чисто механические процессы, которые характеризуются, например, словами «подражание», «внушение» и т. д., чтобы вы старались развивать в них свободную нравственную волю, а не те или другие привычные взгляды, привычные действия и навыки.
Истинно человеческая нравственность не может быть создана на подражании, внушении, образовании привычных взглядов, навыков и т. д., для этого требуется пустить в ход другие силы, и ребенок имеет полное право требовать от своих воспитателей, чтобы они сделали все возможное для развития в нем этой высшей нравственности, хотя бы она и явилась отрицанием того, что сами педагоги привыкли считать нравственностью.
Вы говорите, что «дети находятся всегда и тем более, чем моложе — в том состоянии, которое врачи называют первою степенью гипноза» и что «учатся и воспитываются люди всегда только через внушение». И если это фактически так, если «детский возраст» de facto «есть возраст внушения», то почему же и всему нравственному воспитанию не состоять «во внушении добра».
Но задаете ли вы себе вопрос, нормально ли то, что дети и взрослые находятся часто в состоянии гипноза и что те и другие так восприимчивы к внушениям всякого рода? Но задаете ли вы себе вопрос, не потому ли взрослое поколение впоследствии и всю свою жизнь остается столь сильно восприимчивым ко всякого рода внушениям, что эту способность обыкновенно поддерживают и усиливают в нем те воспитатели, которые пользуются ею, как одним из средств, и даже самым главным, нравственного воспитания? Ведь и это тоже неоспоримый факт — чем более приводишь в действие какую-либо способность, тем более она и развивается. Чем более приводишь человека в состояние гипноза, тем более он делается способным впадать в это состояние и подвергаться разным внешним влияниям.
И притом какая цена этой гипнотической нравственности, этому «внушенному добру»? Гипнотическая нравственность есть нравственность механическая, нравственность человека-машины, человека-автомата, а «внушенное добро» не есть добро в истинном смысле этого слова, — таковым может быть только то добро, которое самостоятельно и творчески рождается в душе ребенка, а не навязывается ему извне путем внушения. Если вы истинный воспитатель, то вы остережетесь пользоваться внушением, как средством воспитания, вы постараетесь оперировать на других факторах, вы будете строить нравственное воспитание на творческой воле, которая, хотя бы и в зародыше, имеется и в маленьком ребенке. Вы будете любовно беречь этот зародыш и всячески содействовать тому, чтобы его развитие не было заглушено чрезмерным развитием всего того, что есть в человеке механического, автоматического.
Правда, ребенок восприимчив к гипнозу и легко поддается внушениям и так или иначе, хотя бы даже невольно, вы будете для него являться источником внушений всякого рода. Допустим, что все это так, но что же из этого?! Тем более это налагает на нас, как на воспитателей, обязанность воспользоваться этою способностью к внушению, чтобы создать в ребенке силу, могущую в нем ослабить эту способность и взять ее в свои руки. Такую силу мы можем создать, если будем внушать ребенку не столько те или другие абсолютные истины, не столько тот или другой безусловно истинный образ поведения, сколько мысль, что всякая истина только тогда истина, если она является самостоятельным, свободным, творческим построением ума человека, и что всякое поведение только тогда нравственно, когда оно представляет продукт самостоятельной свободной творческой воли, а не результат подражания и внушения.
Эту мысль мы должны внушать ему как путем слова, так и путем всей своей жизни. Если мы в своей жизни, и в особенности в области нравственности, будем вечными искателями, если мы будем всегда здесь искать высшего и лучшего, если мы не будем верить в то, что мы обладаем последней, вечной абсолютной истиной, то ничего не может быть лучше и благотворнее влияния примера подобной жизни на ребенка. Пример подобной жизни действительно поведет к нравственному развитию ребенка, к выработке в нем самостоятельной свободной творческой нравственной воли.
Но если мы в своей жизни будем исповедовать нравственный догматизм, если мы будем считать нравственные вопросы раз и навсегда решенными, если мы будем бояться их постоянного пересмотра и исследования, если мы вместо уверенности, получающейся на основании критического разбора, будем опираться на слепую веру, то и пример нашей личной жизни будет содействовать не к выработке в ребенке самостоятельной свободной творческой воли, а других противоположных качеств. Пример нашей жизни будет тогда только содействовать к выработке добродетельного в нашем смысле человека. Если мы, например, исповедуем христианскую мораль, то пример такой жизни поведет к выработке человека, проникнутого принципами христианской морали. Но добродетельным каждый человек может и должен быть только в своем смысле. Только моя собственная добродетель, мною самим свободно и творчески созданная, и есть истинная и настоящая добродетель. Всякая иная добродетель — это только суррогат добродетели; всякая иная добродетель есть внешняя добродетель и в нравственном отношении не имеет никакой цены.
Что задерживает прогресс человечества в области нравственности? Этот прогресс задерживается и тормозится именно тем, что в нравственном воспитании мы не заботимся о развитии свободной творческой воли, что мы гасим с самых малых лет в ребенке в этом отношении беспокойный дух искания и творчества и стараемся во что бы то ни стало зажечь ровный и спокойный огонек веры. И поколения за поколениями путем внушения, подражания и слепой веры воспитываются в рамках все одной и той же морали, и нравственный идеал остается поэтому неизменным в течение долгих веков. Мы все еще топчемся по проторенным дорогам одной и той же традиционной морали. Но если эта традиционная мораль была сама некогда преодолением более низшей морали, то не должна ли и она в свою очередь когда-нибудь быть преодолена другой более высокой формой морали. И если мы хотим, чтобы это как можно скорее случилось, мы должны в возможно большей степени облегчать путь для морального творчества, мы должны в каждом ребенке видеть возможного творца будущей новой более высокой нравственности и путем соответствующего нравственного воспитания мы должны облегчать ему возможность стать таким творцом.