Проблема освобождения ребенка есть проблема о поднятии той формы общественных отношений, которые существуют между ребенком и воспитателями (родители, учителя и т. д.), от типа подчинения до типа соединения на равных началах. Если общественная жизнь развивает максимум общественности только при условии соединения на равных началах, только при условии сведения подчинения одного лица другому к минимуму или даже полного устранения этого подчинения, то подобно этому и воспитательное общение между воспитателем и ребенком развивает максимум своего воспитательного значения только при условии устранения из этого общения элемента принуждения до пределов возможного.
Ребенок и воспитатель образуют маленькое интимное общество, которое тем совершеннее, тем выше, чем более по своей форме оно приближается к типу соединения на равных началах. Никто из этих двух элементов не должен подчиняться другому: ни ребенок воспитателю, ни воспитатель ребенку; только при этих условиях воля каждого достигнет полноты своего проявления и будет терпеть наименьшее возможное ограничение как в сфере постановки целей, так и в области их осуществления.
Ребенок и воспитатель — это две равноправные единицы. Если между ними устанавливается то общественное отношение, которое может быть названо воспитывающим общением, то это воспитывающее общение отнюдь не должно иметь своей задачей подчинение ребенка воле воспитателя. Это подчинение ребенка воле воспитателя должно компенсироваться равноценным подчинением воспитателя воле ребенка. Но такое уравновешение или компенсация означают не что иное, как то, что элемент подчинения должен быть совершенно устранен из того, что мы назвали воспитывающим общением. Подчинение одного, уравновешиваясь равным подчинением другого, означает только то, что связь между ними приняла форму соединения на равных началах. И такую форму соединения на равных началах должно стремиться принять всякое воспитывающее общение для того, чтобы развить максимум своего значения.
Обыкновенно такого равенства в воспитывающем общении, как его приходится наблюдать в настоящее время, нет. Обыкновенно только ребенок подчиняется воле воспитателя, но воспитатель не подчиняется воле ребенка. Обыкновенно воспитывает только воспитатель, считающий это воспитание своей прерогативой. Но воспитывать должен не только воспитатель ребенка, а и ребенок воспитателя. И хотя это положение и звучит парадоксом, однако только при последовательном и неуклонном проведении его мы будем иметь истинных воспитателей и воспитание будет достигать наибольших возможных положительных результатов. Теперь же воспитание достигает жалких и часто даже вполне отрицательных результатов и именно потому, что в процессе воспитания признается только воля воспитателя и совершенно игнорируется воля ребенка, что воспитывает только воспитатель, а ребенок лишен полной возможности проявить свое воспитательное действие на последнего.
Воспитатель, если это истинный воспитатель, если только он проникнут идеей истинного воспитания, которое складывается не по типу подчинения ребенка воле воспитателя, а по типу соединения ребенка с воспитателем на равных началах, должен взять на себя инициативу осуществления таких истинных педагогических отношений, так как ребенок фактически этого сделать не может, или, по крайней мере, тем менее это может сделать, чем более он мал. И воспитатель должен употребить все усилия, чтобы ребенок как можно скорее сознал или почувствовал сущность тех новых нормальных отношений, которые установились между ним и воспитателем. Чем скорее он увидит и почувствует, что не только его воспитывают, но что он сам воспитывает своего воспитателя, что последний под его влиянием непрерывно перевоспитывается и улучшается, тем полнее и плодотворнее будет влияние воспитателя на ребенка. Чем скорее он увидит, что воспитатель не стремится его во что бы то ни стало подчинить своей воле, что он не только не старается противодействовать воле ребенка, но что он, напротив того, признает ее и уважает и оказывает ей всяческое содействие и поддержку, тем более он будет склонен следовать тем разумным и справедливым требованиям, которые ему ставит воспитатель и которые имеют в виду благо ребенка.
Исполнять волю ребенка, скажете вы, оказывать ей содействие и поддержку, ведь это значит поощрять в нем развитие своеволия, ведь это значит вырабатывать будущего деспота. Нисколько. Как ребенок не обязан исполнять всякую волю воспитателя, так и воспитатель не обязан исполнять или помогать исполнению всякой воли ребенка. Если это исполнение воли ребенка связано с нарушением прав других людей, окружающих его, или если это может повести к каким-либо последствиям, могущим вредно отозваться на жизни, здоровье и развитии самого ребенка, то каждый разумный воспитатель должен отказать ребенку в своем содействии и даже, если понадобится, оказать ему и противодействие. И это нисколько не роняет принципа свободы ребенка, как нисколько не роняет принципа свободы взрослого человека тот факт, когда мы, видя, как кто-нибудь в припадке раздражения хочет побить кого-нибудь другого, удерживаем первого и не даем ему это сделать, или если мы больного, лежащего в жару в постели, не допускаем слезть на холодный пол, чтобы не подвергнуть опасности его жизнь.
Но вместе с тем каждый истинный воспитатель не только не стремится противодействовать всем тем свободным проявлениям воли ребенка, которые не связаны с нарушением прав других людей (взрослых или детей — все равно) и которые не имеют никаких вредных для ребенка, для его здоровья физического и душевного и для его развития последствий, но он стремится даже, напротив того, вызывать такие самостоятельные свободные проявления воли ребенка. Во многих случаях приходится бороться с недостатком проявления инициативы у ребенка, с отсутствием у него своих желаний, с его готовностью подчиняться желаниям тех взрослых, которые являются его руководителями. Воспитателей всего более должно бы озабочивать не чрезмерная самостоятельность ребенка, не так называемое своеволие его, сколько чрезмерное его послушание. Ребенок, у которого нет своих желаний или который боится их проявить — это бедный и несчастный ребенок и он заслуживает особенных забот со стороны воспитателей. Каждую, даже слабую, попытку со стороны такого ребенка проявить самостоятельность, свое «я», воспитатель должен приветствовать и поддерживать всеми силами. Вообще, чем более ребенок склонен к послушанию, тем более надо будить в нем дух самостоятельности, чтобы из него не сформировался окончательно раб, чтобы рабство не наложило на него свою неизгладимую печать.
Обыкновенно исключительные случаи, в которых воспитатель бывает вынужден оказать противодействие воле ребенка, приводят с торжеством как аргумент, доказывающий будто бы полную несостоятельность принципа, свободы в деле воспитания. А что этих исключительных случаев, в которых возникает необходимость такого противодействия, бывает значительное количество при воспитании почти каждого ребенка, этого, конечно, отрицать нельзя. Но что же это доказывает? И являются ли эти исключительные случаи каким-либо аргументом, говорящим против того, что воспитательные отношения должны складываться по типу соединения воспитателя и воспитанника на равных началах и что принцип свободы должен быть руководящим принципом в воспитательной деятельности? Те, кто пользуется этими случаями как аргументом в защиту насилия, принуждения и необходимости подчинения воли ребенка воле воспитателя, поступают крайне нелогично, так как эти исключительные случаи не только ничего не говорят против принципа свободы, но даже, напротив того, подтверждают его. Что вообще жизнь часто отклоняется от своего нормального типа и что воспитатель нередко бывает вынужден оказать противодействие воле ребенка и даже вступить с нею в борьбу, кто же это будет отрицать. Но эти случаи нисколько не служат оправданием насилия над ребенком и подчинения его воли воле воспитателя. Они только говорят о том, что между воспитателем и ребенком нарушены нормальные отношения, что вместо свободного соединения на равных началах эти отношения приняли форму подчинения слабой воли одного сильной воле другого, что вместо свободного сотрудничества наступил момент борьбы. Но они нисколько не санкционируют тех ненормальных отношений, которые наступили. Как всегда, так и в данном случае остается непреложной истиной, что если бы в те исключительные моменты, о которых мы говорим, удалось все-таки ослабить элемент борьбы и слепое или вынужденное подчинение ребенка воле воспитателя заменить сознательным и свободным проявлением воли воспитанника, то был бы достигнут в воспитательном смысле гораздо больший результат. И это, конечно, в значительной степени зависит от педагогического такта и чутья самого воспитателя.
Но, само собою разумеется, могут быть и такие ненормальные случаи, где и самый развитой педагогический такт и самое тонкое чутье окажутся бессильными что-либо сделать. Но как бы ни были многочисленны эти ненормальные случаи, они нисколько не отрицают всего великого значения принципа свободы в деле воспитания, они нисколько не отрицают того, что вся деятельность воспитателя должна регулироваться и направляться этим принципом. Они ставят только перед воспитателем новую задачу, они требуют от него, чтобы он еще глубже проникся принципом свободы и еще последовательнее и систематичнее проводил его. В наступлении таких исключительных и ненормальных случаев настоящий воспитатель увидит только результат недостаточно планомерного и упорного проведения принципа свободы как им, так и другими лицами, окружающими ребенка, в деле воспитания последнего. Чем планомернее, последовательнее и систематичнее будет проводиться принцип свободы, чем более будет приложено усилий к тому, чтобы отношения между воспитателем и воспитанником приняли форму свободного соединения на равных началах, чем полнее при этом произошло свободное слияние между ребенком и воспитателем, тем реже будут наступать те исключительные случаи, которые, по-видимому, требуют иногда от воспитателя, чтобы он становился в противоречие с принципом свободы. Одним словом, истинный воспитатель будет всегда иметь в виду возможность наступления таких случаев и направит все свои усилия к тому, чтобы предупредить их действительное наступление. И если нельзя тем не менее избежать их совершенно, то он сделает все возможное, чтобы свести их к минимуму, поскольку это будет зависеть от его власти.