му фактически и действительно стать свободным ребенком, а для этого потребуется с нашей стороны громадная работа. И надо всегда помнить, что без этой работы вся система свободного воспитания окажется неполной, непоследовательно проведенной и не будет в состоянии принести те плоды, которых от нее ожидали.
Дело «освобождения ребенка» надо начинать с момента его рождения, потому что чем с более позднего возраста мы начинаем это дело, тем более трудным оно является, а в иных случаях, быть может, даже и безнадежным. Если дело «освобождения ребенка» начинается со школьного возраста, то оно не так просто, как это думают некоторые. На это обстоятельство следовало бы обратить особенное внимание лицам, берущим на себя инициативу создания для детей так называемого школьного возраста новых воспитательно-образовательных учреждений под названием «дом свободного ребенка», подробно охарактеризованных мною в книге «Как создать свободную школу?»37. Почти все дети, которые попадают или могут попасть в эти учреждения — это несвободные дети, потому что всем им пришлось испытать в своей семье режим несвободного воспитания, и даже, поступая в «дом свободного ребенка», они продолжают быть членами семьи, являющейся «семьею несвободного ребенка». «Дом свободного ребенка» только тогда может иметь полный успех, когда и семья признает принцип «освобождения ребенка» и напишет его на своем знамени. До тех же пор значительная часть работы в нем неизбежно должна будет затрачиваться на борьбу с уничтожением тех рабских цепей, которыми опутали ребенка в семье и отягченный уже которыми он вступает в «дом свободного ребенка».
Вот почему те воспитатели, которым придется работать в «доме свободного ребенка», должны остерегаться от того, чтобы считать детей, посещающих этот дом, за свободных детей. Надо еще много и долго поработать над тем, чтобы эти дети стали действительно свободными. И если руководители «дома свободного ребенка» будут закрывать глаза на этот факт, они совершат тогда целый ряд ложных шагов и промахов в своей работе над осуществлением «дома свободного ребенка». Особенно трудно устроителям «дома свободного ребенка» будет разобраться в действительных интересах и потребностях детей. Как легко то или другое желание, высказываемое ребенком, принять за его подлинное желание, а между тем часто это бывает вовсе не его желание, а желание его родителей, внушенное ему, или желание, возникшее в силу чисто искусственных внешних обстоятельств, а не в силу глубокой потребности ребенка, естественно в нем родившейся. И однако же они, если хотят быть последовательными, должны в этом разбираться и разбираться очень тщательно, иначе цель, которую стремится достигнуть «дом свободного ребенка», не будет достигнута, иначе «дом свободного ребенка» будет действовать не в смысле освобождения детей от всякой крепостной зависимости ввиду их цельного естественного свободного всестороннего и гармонического развития, а будет только содействовать укреплению крепостной зависимости детей от своих родителей и от окружающей их дома ненормальной и извращенной среды.
Для создания такого «дома свободного ребенка», который имел бы действительный успех и принес бы все те благотворные последствия, которые он только может принести, необходимы родители, искренне готовые разорвать связь со своим прошлым и перестать быть в своей семейной жизни крепостниками. Но таких родителей, к сожалению, очень мало: родители хотят освободить своих детей из-под власти учителей, но очень немногие среди них хотели бы освободить их от своей власти и сделать своих детей в истинном смысле этого слова свободными. Конечно, с течением времени таких родителей будет становиться все больше и больше, и таким образом все более и более будет расчищаться почва для создания такого «дома свободного ребенка», который мог бы во всей полноте проявить все свое значение, а в настоящее время приходится довольствоваться только частичными и относительными результатами, так как значительная часть благодетельных последствий «дома свободного ребенка» с самого начала будет парализоваться тем обстоятельством, что сами родители недостаточно проникнуты принципом свободы и в очень слабой степени осуществляют его в своей семейной жизни, что они прилагают очень ничтожные усилия или даже совсем не прилагают их, чтобы их семья стала «семьею свободного ребенка». Но если мало таких родителей, которые, отдавая детей в «дом свободного ребенка», перестали бы быть крепостниками, то еще меньше таких, которые последовательно и систематично вели бы своих детей в духе свободы с момента их рождения.
Никто, конечно, не станет отрицать, что за исключением только, по всей вероятности, крайне редких патологических случаев родители любят своих детей, и эта любовь, на которую дети со своей стороны отвечают любовью, является тем связующим цементом, который делает столь прочным и столь глубоким интимное общение, устанавливающееся между детьми и родителями. Все признают, что родительская любовь — это великая сила в деле воспитания ребенка, но очень немногие задаются вопросом, так ли родители любят своих детей, как их надо любить, и не является ли в громадном большинстве случаев родительская любовь не средством воспитания из ребенка человека в истинном смысле этого слова, а средством, благодаря которому ребенок уродуется и «человек», таящийся в нем, погибает навеки и безвозвратно. Любовь — это великое слово, но есть любовь и любовь. Недостаточно только просто любить, надо знать, как любить, и потому, когда говорят о любви, надо всегда задавать вопрос: «какая любовь?» Так и в отношении родительской любви недостаточно просто сказать: «Родители должны культивировать в себе родительскую любовь», — они должны стремиться развить ее в себе до наивысшей возможной степени, надо еще указать, как родители должны любить своих детей, какую любовь к детям они должны выращивать и поддерживать в своем сердце.
Обыкновенно родительская любовь имеет такой характер: родители любят в детях самих себя, они видят в них продолжение самих себя, они бывают бесконечно рады, когда их дети походят на них, и они прилагают все усилия к тому, чтобы дети были как можно больше похожи на них, чтобы у детей были те же желания, вкусы, мысли, идеалы, какие у них... В этом они видят высшее торжество своей любви. Это любовь корыстная, и большая часть родителей любят своих детей этой корыстной любовью. Они только в большинстве случаев не сознают корыстного характера своей любви и воображают, что их любовь в действительности бескорыстна. Но если бы они были беспристрастны и попробовали бы отдать себе ясный отчет в своей любви, то они увидели бы, какая это бескорыстная любовь, они бы увидели, что бескорыстие здесь является не больше как только одною видимостью, не больше как маскою, к которой они пригляделись и потому ее не замечают.
Бескорыстно любит ребенка только тот, кто стремится к освобождению ребенка не только от власти тех посторонних лиц, с которыми ребенку приходится сталкиваться, не только от власти тех стихийных сил, которые находятся внутри самого ребенка, но также и от той власти, которая лично ему самому выпала над ребенком. Но где мы слыхали о такой любви? Где те родители, которые стремились бы к освобождению ребенка из-под своей власти? Почти все родители — страшные властолюбцы, почти все родители смотрят на ребенка, как на свою собственность, как на арену для проявления своей силы и власти. И они так далеки от желания отказываться от своей власти, что, напротив того, употребляют даже обыкновенно все свои усилия для того, чтобы упрочить, укрепить эту власть, чтобы продолжить ее на возможно долгий период детства. И они пользуются для этого всеми средствами, которые у них оказываются в распоряжении и в числе этих средств немаловажную роль играет сама их любовь. Этою своею любовью они часто так покоряют сердце ребенка, что он всю свою последующую жизнь остается послушным рабом родителей, не пытаясь никогда и ни в чем поступать против их воли.
Что любовь родителей в большинстве случаев — любовь властолюбивая и есть не что иное, как замаскированная жажда власти, — это вряд ли кто сможет отрицать. Они спят и видят, как бы им приобрести побольше власти над ребенком, и их любовь подсказывает им необходимые для этого средства, она снабжает их целым арсеналом таких орудий, путем которых они ухитряются проникнуть в святая святых ребенка, в самую сокровенную глубину его душевной жизни и там закрепить как можно крепче узлы тех нитей, на поводу которых ребенок будет идти впоследствии. Я не отрицаю интимного общения между родителями и ребенком, я желаю, чтобы оно было как можно глубже и как можно интимнее, я бы хотел, чтобы родители как можно теснее сливались со своим ребенком в одно гармоническое целое, но я бы хотел вместе с тем, чтобы они сливались с ним не как властители, хитростью проникая в его душу и имея в виду покорить ее, но как освободители ребенка, которые живут и горят одною только мыслью освободить ребенка и как можно скорее из-под всякой власти и в том числе из-под своей собственной, чтобы сделать из него свободного, независимого человека.
В основе интимного общения родителей с ребенком должно лежать бескорыстное стремление родителей к освобождению ребенка и только такое общение и ценно. Только такая связь родителей с детьми, которая является путем свободы для детей, и представляет ту истинную, настоящую связь, которая должна была бы соединять родителей и детей. Несмотря на всю ту глубину, которой в настоящее время достигает иногда связь между детьми и родителями — она все же не может достигнуть высшей предельной точки своей глубины и именно потому, что дети инстинктивно чувствуют, хотя и не сознавая этого вполне ясно, таинственную подкладку этой связи и ту жажду власти, которая лежит в ее основе, и потому до некоторой степени оказывают сопротивление к полному слиянию, до некоторой степени стараются ускользнуть из-под власти родителей и сохранить хоть маленький уголок, недоступный для их взора. Эта связь достигла бы высшего своего предела, если бы родители были и стремились быть освободителями своего ребенка. Как полно, как широко раскрывалось бы при этом сердце ребенка! Как открыто и стремительно шла бы его душа навстречу нашей, если бы он видел в нас своих освободителей, если бы он чувствовал в нас точку опоры для своего освобождения, если бы он видел, что наша любовь бескорыстна, что она чужда всякой жажды власти, хотя бы и в самой отдаленной степени!.. Но такою любовью надо еще научиться любить ребенка, родители еще не воспитаны для такой любви... Их любовь есть слепая любовь. Надо, чтобы они раскрыли глаза и ясно увидели, что лежит в ее основе; надо, чтобы они воочию почувствовали, что в их любви говорит жажда власти, и надо, чтобы они, почувствовав и сознав все это, пожелали, страстно пожелали построить свою любовь к детям на другом фундаменте, на фундаменте живого стремления к освобождению, и тогда их любовь примет другие высшие формы, и тогда их любовь будет служить делу обновления и перерождения человечества, созданию и скорейшему наступлению царства свободного человека.