Отсюда практическое правило: нельзя вовлекать мозг одновременно в несколько ответственных рабочих процессов, каждый из которых требует своего специального внимания и своих особых стадий раскачки. Ответственный умственный процесс должен развертываться длительно, и рядом с ним могут фигурировать лишь самые несложные занятия, не требующие особого внимания. Новая ответственная работа (включение нового участка) может быть начата лишь после окончания предыдущей — не раньше.
Отсюда и противоестественность «совместительств» — в особенности если они относятся к отраслям, непосредственно друг с другом не связанным: пример — подготовка к серьезному докладу по международному положению и одновременно — проработка материала для ответственной лекции по высшей математике. Такой «дуализм» недопустим. «Или — или», но никак не «и — и».
Мы видели уже (гл. I), как этот «дуализм» оставляет в мозгу «неразжеванным» большую часть проработанного материала, что ведет к «бессознательной занозе», мешающей спать, сосредоточиваться в другой работе и т. д. Вред этим, однако, не исчерпывается. Вместе с этим ухудшается способность к специализированной мозговой работе вообще.
Если не дать возможности серьезно упрочиться данной рабочей доминанте, если рвать начавшееся включение различных материалов в работающий мозговой участок, — это «развращает», разнуздывает последний, распыляет его возбуждение по случайным направлениям, отучает его от подчинения нужным деловым сигналам, ломает его рабочую дисциплину. Не выигрывает от этого и способность к общей, неспециализированной работе.
«Общую» работу нельзя представлять себе в виде беспорядочного перебрасывания нервных токов по разнообразнейшим направлениям мозга. Общая работа — тоже специальная работа, но иного масштаба: шире захватывает материал, но приводит его в итоге к единству, т. е. «втискивает» также в отграниченную мозговую область. Потерять способность в специализации мозгового возбуждения — значит парализовать вообще всякую способность к упорядоченной мозговой работе.
Понятно, в период революции совместительствовать еще долго придется — пока не подтянутся дополнительные кадры работников. Наши соображения требуют лишь возможной рационализации этих совмещений, — хотя бы минимальной, тем более что «перешвыривание» участками мозгового возбуждения — опасно и для работы, и для работника.
V
ПОДСОЗНАТЕЛЬНАЯ УМСТВЕННАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ И МЕТОДЫ ЕЕ ОРГАНИЗАЦИИ.
ЧРЕЗВЫЧАЙНО СЛОЖНАЯ, КРОПОТЛИВАЯ, ПОДГОТОВИТЕЛЬНАЯ УМСТВЕННАЯ РАБОТА ВЗРОСЛОГО ЧЕЛОВЕКА СОВЕРШАЕТСЯ В ТЕНИ СОЗНАНИЯ, «ПОДСОЗНАТЕЛЬНО».
В сознании нашем мы даем лишь основную целевую установку предстоящей работе, намечаем для нее главные вехи, включая в ее орбиту исходный, имеющийся у нас материал. Сознанием организуем систему работы. Кропотливая, мелочная деятельность по извлечению из «мозговых кладовых» старых материалов для нового их использования развертывается по нашему заказу в «подвальных» этажах психики, где материалы эти подвергаются черновой отделке и затем уже извлекаются в поле ясного сознания.
Было бы грозной опасностью недоучесть эту своеобразную и ценнейшую «машинизацию», автоматизацию значительной части нашей мозговой работы. Если бы во всех наших творческих мероприятиях мы возлагали весь груз на сознательные процессы, на деятельность, связанную с непрерывным контролем, с постоянным волевым усилием, — мы чрезвычайно быстро опустошили бы все наши мозговые ресурсы и достигли бы ничтожных качественных результатов. Надо строить умственную работу именно таким образом, чтобы, регулируя основные эти этапы, руководя основным ее направлением, — в то же время предоставить «мозговым автоматизмам», «подсознанию» наиболее кропотливую и мелочную, громоздкую часть нагрузки.
Сижу над докладом 2 недели: трачу, сидя за столом, на подготовку его 10 дней, по 4 часа ежедневно, — итого 40 часов «сознательной», волевой работы. А «без меня», в течение всех минувших 14 дней, ряд часов мозг мой «подсознательно» доделывал, перерабатывал, связывал с предыдущим то, чему я давал основную зарядку в течение «волевых», плановых четырех часов.
Нужные элементы прежнего моего опыта, нужные мозговые участки приведены в движение моей плановой системой, встряхнулись и развернули «подпольную», муравьиную работу совершенно исключительной для меня ценности, так как многие комбинаторные этапы рождаются в недрах подсознания, если хорошо, умело руководить последним, если держать его под организующим контролем, если не давать ему разнуздываться.
Отличие мускульной работы в том, что при ней действуют именно те части, которые ты сознательно, волей пустил в ход. Сверх них в поле работы больше ничего не вовлекается. При умственной же деятельности в ход я включил лишь веховые, направляющие, «заказные» элементы, — а те уже без меня зацепили сложнейшие подпольные механизмы, перекинулись на самые отдаленные интимные области моей памяти, и в результате заработала целая сложная «мозговая фабрика».
Весь материал этой подсознательной мозговой фабрики — конечно, целикам опытного происхождения. Наше подсознательное было прежде сознательным, прошло через наш контроль, через критический целевой наш фильтр, стало привычным, утрамбовалось и автоматизировалось. В интересах биологической и творческой экономии оно не мозолит нам обычно глаза, не мешает вовлечению в психику новых впечатлений и ждет целевых заказов, чтобы быть приведенным в движение.
Научиться так организовать работу, чтобы извлекать в нужное время необходимые части этого золотого нашего мозгового запаса — это значит научиться рационализировать мозговые процессы.
Хороший, умелый пианист не следит за пальцами, не считает такта и вместе с тем разыгрывает бешеным темпом сложнейшую музыкальную вещь. Как это происходит? В сознании его — лишь основной мелодийный стержень произведения, все же мелкие (т. е. в данном случае решающие) детали, в результате блестящей предварительной тренировки, автоматизировались и беспрекословно подчиняются основному мелодийному приказу. Представим себе пианиста вдруг потерявшим эти подсознательные, послушные, вытренированные автоматизмы: позорный провал концерта, так как волевой контроль за движениями пальцев, за тактом захватит все поле творческого внимания, и аудитория услышит бездушную, медленную, дряблую, обрывающуюся музыку.
Таков же «автоматизм» умелого оратора, докладчика. В руках его конспект, дающий лишь направление, предъявляющий заказ к подсознательной, подпольной части мозга. А зачастую фразы, образы комбинируются из «золотого фонда» — в порядке импровизации, «вдохновения», корни которого, как видим, в изумительной предварительной сработанности, в великолепном волевом тренаже.
«Гений — это гениальная воля», — говорил Гёте. В переводе на материалистический язык формула Гёте гласит: наилучший творческий результат получается при наилучшей волевой организации «подсознательных автоматизмов», — при наилучших методах использования всего того опыта, который некогда был у нас сознательным. Иначе — нудное крохоборчество, требующее непрерывных и огромных усилий, связанное с чудовищными и непродуктивными биологическими тратами, — медленно развертывающееся, дающее ничтожные творческие результаты.
Нужно так строить фазы умственной работы, чтобы в нужные этапы включалась и работа подсознания — причем включалась в наиболее сейчас нужных его участках.
Наилучшим образом организованная рабочая доминанта дает наиболее продуктивное использование этих подсознательных механизмов.
Рабочая доминанта необходима, конечно, и в мускульном труде, но там влияние ее гораздо уже, чем при умственной работе: дает увеличение выносливости, улучшает двигательную координацию, гибкость, а затем иссякает при перерыве работ. В умственной же деятельности доминанта продолжает свою работу и во время перерывов, — более того, сплошь и рядом боевая, заряжающая ее работа наиболее актуально развивается именно после технического отрыва от рабочего стола (во время пауз, при занятиях другим делом и т. д.).
Эта инерция мозговой работы как создающая дополнительную, неучитываемую нагрузку для организма была в главе I разобрана нами с ее отрицательной стороны: как помеха для отдыха, как внутренне отвлекающий фактор, препятствующий подойти к другой работе. Возникает ответственнейший вопрос: как же добиться максимума этой творческой подсознательной инерции при минимуме ее травматического влияния? Как организовать мозговые процессы, чтобы ценнейшая подсознательная их часть не мешала отдыхать или переходить на другой тип работы?
Основной ответ на этот вопрос дан в главе о предпосылках по построению доминанты. Чем глубже и точнее считаться с этими предпосылками — тем полнее будут использованы подсознательные стадии доминантного процесса. Идти по линии индивидуальных возрастных качеств, следовать за текущей установкой организма, связать работу с уже приобретенным опытным «капиталом» и провести все необходимые меры по общему и эпизодическому тренажу — все это, в конечном итоге, дает наилучший подсознательный «добавок».
При таком рабочем подходе весь опыт организма, весь наличный его энергетический фонд, все свободные от текущей работы участки мозга — будут пущены в боевой оборот, обслуживая поручение, данное им сознанием. Внутреннее внимание будет связывать в концентрированные пучки («комплексы») наиболее сейчас подходящие куски воспоминаний, наибольший нервный ток будет привлекаться к участкам, особенно близким к проведенному в мозг заданию, ускоряя темп их работы, уточняя и утончая качество их работы.
Надо лишь принять суровые меры против появления раздражительной слабости, так как часто самая тяжелая, добивающая перегрузка нервной системы подходит незаметно — под флагом напряженной бессознательной работы («я ведь не работаю сейчас! от чего же уставать?»). Меры эти, как и меры борьбы с вредной «подсознательной занозой», были указаны выше (гл. I и II), (но здесь нам необходимо подробнее остановиться еще и на дополнительных технических приемах, наиболее полезных при