— А вот и наш мудрило!
Не до Европ
Мне рано, ребята, в европы
Дороги и трассы торить…
Мне рано в Европы, ребята,
Меня не зови, Лиссабон.
Мне ехать ещё рановато
В Мадрид, Копенгаген и Бонн.
Билет уж заранее куплен
В деревню, где буду бродить.
Не сетуйте, Лондон и Дублин,
Придётся уж вам погодить.
Мужайся, красавица Вена,
Боюсь, мы не свидимся, Киль…
Ведь мне, говоря откровенно,
Милей вологодская пыль.
Не ждите, альпийские горы,
Не хнычьте, меня не виня…
Какие поди разговоры
В Европах идут про меня!
Смеются Женева и Канны,
От смеха Афины в слезах:
— Мадам, вам действительно рано,
Сидите в своих Вологдах…
Он может, но…
Нет, жив Дантес.
Он жив опасно,
Жив
Вплоть до нынешнего дня.
Ежеминутно,
Ежечасно
Он может выстрелить в меня.
Санкт-Петербург взволнован очень.
Разгул царизма.
Мрак и тлен.
Печален, хмур и озабочен
Барон Луи де Геккерен.
Он молвит сыну осторожно:
— Зачем нам Пушкин?
Видит бог,
Стреляться с кем угодно можно,
Ты в Доризо стрельни,
Сынок!
С улыбкой грустной бесконечно
Дантес
Взирает на него.
— Могу и в Доризо, конечно,
Какая разница,
В кого…
Но вдруг
Лицо его скривилось,
И прошептал он
Как во сне:
— Но кто тогда,
Скажи на милость,
Хоть словом
Вспомнит обо мне?!..
Разговор
Бесконечными веками
— есть на то причина –
разговаривал руками
Любящий мужчина.
Повстречался мне нежданно
И лишил покоя.
И что я ему желанна,
Показал рукою.
Молча я взглянула страстно,
Слова не сказала
И рукой, что я согласна,
Тут же показала.
Образец любовной страсти
Нами был показан.
Разговор влюбленным, к счастью,
Противопоказан.
А потом горела лампа,
Молча мы курили,
Молча думали: «И ладно,
И поговорили…»
Так вот счастье и куётся
Издавна, веками…
Всем же только остаётся
Развести руками.
Дерзновенность
Жизнь коротка. Бессмертье дерзновенно.
Сжигает осень тысячи палитр.
И, раздвигая мир, скала Шопена
Во мне самой торжественно парит.
Здоровье ухудшалось постепенно,
Районный врач подозревал гастрит.
Но оказалось, что скала Шопена
Во мне самой торжественно парит.
Ночами я особенно в ударе,
Волшебный скрип я издаю во сне;
Но это просто скрипка Страдивари
Сама собой пиликает во мне.
И без того был организм издёрган,
В глазах темно, и в голове туман…
И вот уже во мне не просто орган
— нашли собора Домского орган!
Потом нашли палитру Модильяни,
Елисавет Петровны канапе,
Подтяжки Фета, галстук Мастрояни,
Автограф Евтушенко и т. п.
Врачи ломали головы. Однако
Рентгеноснимок тайну выдает:
Представьте, что во мне сидит собака
Качалова! И лапу подаёт!
Непросто изучить мою натуру,
Зато теперь я обучаю всласть,
Во-первых, как войти в литературу,
И, во-вторых, — в историю попасть.
Для тех, кто спит
Спит острословья кот.
Спит выдумки жираф.
Удачи спит удод.
Усталости удав.
Спит весь животный мир.
Спит верности осёл.
Спит зависти тапир.
И ревности козёл.
Спит радости гиббон.
Забвенья спит кабан.
Спит хладнокровья слон.
Сомненья пеликан.
Спит жадности питон
Надежды бегемот.
Невежества тритон.
И скромности енот.
Спит щедрости хорёк.
Распутства гамадрил.
Покоя спит сурок.
Злодейства крокодил.
Спит грубости свинья…
Спокойной ночи всем!
Не сплю один лишь я…
Спасибо, милый Брем!
Воздаяние
Пропою про урожаи
И про Вегу, как фантаст.
Глядь, какой-нибудь Державин
Заприметит
И воздаст.
Шёл я как-то, трали-вали,
С выраженьем на лице.
И подумал: не пора ли
Сдать экзамен
За лицей?
Как-никак я дока в лирах,
Правда, конкурс — будь здоров!
Много этих… В вицмундирах,
Как их там?
Профессоров.
В жар кидает… Вдруг сомлею,
Не попасть бы тут в просак.
По-французски не парлею,
Знамо,
Истинный русак!
Стар Державин.
Был да вышел…
Как бы в ящик не сыграл…
На середку тут я вышел,
В груди воздуху набрал.
Как запел про урожаи
Да про Вегу как пошёл!..
Посинел старик Державин,
Вскрикнул: «Ах!»
И в гроб сошёл.
Девушки и женщины
Влюбчивый, доверчивый, земной,
Я один виновен перед вами,
Женщины, обиженные мной,
Девушки с печальными бровями.
Влюбчивый, доверчивый, земной,
Я достоин пращура Адама.
Девушки, обиженные мной…
Вы уже не девушки, а дамы.
У одной — бедою сомкнут рот,
Чистый лоб печален и бескровен.
У другой — совсем наоборот:
Грустные глаза, ресницы, брови.
А у третьей — скулы сведены
И ночами мучает одышка,
А у этой — лёгкие больны
И растёт разбойником парнишка.
Отметелен, знойчат и фырчист,[1]
Не пленённый скукой, как и все мы,
Женщины, я перед вами чист,
Не могу я
Сразу быть со всеми!
Я всех вас по-прежнему люблю,
Сердце по кусочкам растащили…
Только об одном судьбу молю:
Только бы
Жене не сообщили…
Ужин в колхозе
— Встречай, хозяйка! — крикнул Цыганов.
Поздравствовались. Сели…
В мгновенье ока юный огурец
Из миски глянул, словно лягушонок.
А помидор, покинувший бочонок,
Немедля выпить требовал, подлец…
— Хозяйка, выпей! — крикнул Цыганов.
Он туговат был на ухо.
— Никак Самойлов! — крикнул Цыганов
(он был глухой). — Ты вовремя, ей-богу!
Хозяйка постаралась, стол готов,
Давай закусим, выпьем понемногу…
А стол ломился! Милосердный бог!
Как говорится: всё отдай — и мало!
Цвели томаты, розовело сало,
Мочёная антоновка, чеснок,
Баранья ножка, с яблоками утка,
Цыплята табака (мне стало жутко),
В сметане караси, белужий бок,
Молочный поросёнок, лук зелёный,
Квашёная капуста! Груздь солёный
Подмигивал как будто! Ветчина
Была ошеломляюще нежна!
Кровавый ростбиф, колбаса салями,
Телятина и рябчик с трюфелями,
Лежали перепёлки как живые,
Копчёный сиг, стерлядки паровые,
Внесли в бочёнке красную икру!
Лежал осётр! А дальше — что я вижу!
— Гигант омар (намедни из Парижа!)
На блюдо свежих устриц вперил глаз…
А вальдшнепы, румяные как бабы!
Особый запах источали крабы,
Благоухал в шампанском ананас!..
«Ну, наконец-то! — Думал я. — Чичас!
Закусим, выпьем, эх, святое дело!»
(В графинчике проклятая белела!)
Лафитник выпить требовал тотчас!
Я сел к столу… Смотрела Цыганова,
Как подцепил я вилкой огурец,
И вот когда, казалось всё готово,
Тут Иванов (что ждать от Иванова?!)
Пародией огрел меня, подлец!..
Я и Соня, или более чем всерьёз
Мог ногой
Топнуть
И зажечь
Солнце…
Но меня
Дома
Ждёт
Лорен Софа.
А меня
Дома
Ждёт
Лорен Соня.
Мне домой
Топать
— Что лететь
К солнцу.
А она
В слёзы,
Скачет как мячик:
— Что ж ты так
Поздно,
Милый мой
Мальчик?
Я ей
Спокойно:
— Да брось ты,
Соня…
Постели койку
И утри
Сопли.
А она плачет,
Говорит:
— Робик!..