Точней, он вовсе пустяковый…
И по частицам собирал
Меня инспектор участковый.
Не зря один интеллигент
Сказал, сомнения развеяв:
— Сдается, это элемент,
Не знал о коем Менделеев…
Расплата
Быть может, я, сегодняшний, не прав,
И женщина совсем не виновата.
Быть может, на меня за грубый нрав,
Как самосвал, наехала расплата?
Быть может, я опасность прозевал,
А может быть, дорога виновата,
Но на меня наехал самосвал,
И я подумал: вот она, расплата!
За то, что был я с женщинами крут,
За грубый нрав — солдат ведь, не овечка.
В стихи мои доныне так и прут
Соленые солдатские словечки…
И я сказал, отряхивая пыль
И глядя на обломки самосвала:
— Вы верьте мне.
Так было.
Это — быль.
Хоть не могло так быть
И не бывало…
Плоды вдохновения
С лозы моей две виноградины
Твоими глазами украдены.
Два персика. Яблока два.
Вчера увела ты ручьи.
Теперь они — косы твои.
Ты месяц ко мне приходила.
Весь месяц по саду ходила.
Теперь я по саду брожу.
Тебя вспоминая, дрожу.
Две дыни. Четыре арбуза.
(Еще называется — муза).
Урюка шестнадцать мешков.
С айвой шестьдесят пирожков.
Не зря ты ходила по саду…
Двенадцать кг винограду.
И персиков восемь кг.
Да центнер кизила. Эге!
Приехала ты на пегасе.
Он крыльями хлопал и пасся…
Расходов моих на фураж
Уже не окупит тираж.
Какие жестокие пытки
— подсчитывать скорбно убытки!
Как после набега хазар
Мне не с чем спешить на базар.
Однако и дал же я маху!
Не бросить ли рифмы к аллаху…
Спокойно дехканином жить
— дешевле, чем с музой дружить…
Кое-что о потолке
Выпью вечером чаю,
В потолок посвищу.
Ни о ком не скучаю.
Ни о чем не грущу.
Я живу не скучаю,
Сяду в свой уголок,
Выпью вечером чаю
И плюю в потолок.
От волнений не ежусь,
Мне они нипочем.
Ни о чем не тревожусь
И пишу ни о чем…
Выражаю отменно
Самобытность свою.
Посижу вдохновенно
И опять поплюю.
Наблюдать интересно,
Как ложатся плевки…
Да и мыслям не тесно,
Да и строчки легки.
Чтим занятия те мы,
Что пришлись по нутру.
Есть и выгода: темы
С потолка я беру.
И плевать продолжаю
Смачно,
Наискосок.
Потолок уважаю!
К счастью, мой — не высок…
Что делать?
Мой первый ненаглядный человек
Был молод, и умен, и человечен…
А мой второй мужчина был красив.
И были годы, полные тревоги…
А третий мой мужчина — был ли он?
И кто он был? Да разве в этом дело!
Я первого забыла. И второй
Из памяти ушел, как в лес охотник…
А первый, между прочим, был герой.
Второй был мореплаватель. Нет плотник!
Мой третий был красив. Четвертый — лыс,
Но так умен, что мне с ним было тяжко.
Мой пятый строен был, как кипарис,
И жалко, что загнулся он бедняжка…
Шестой, седьмой, восьмой… Да что же я?
Что обо мне подумают отныне?
Ведь это все не я, а лишь моя
Лирическая слишком героиня!
Что делать мне? И что мне делать с ней?
Пора бы ей уже остановиться…
Мне кажется, необходимо ей
Немедленно в кого-нибудь влюбиться!
С кем поведешься
Меня не так пугают психи
— они отходчивы,
Смелы.
Боюсь восторженных и тихих:
Одни глупы,
Другие злы.
Не всем дано понять, возможно,
Полет
Возвышенных идей.
И мне тоскливо и тревожно
Среди
Вменяемых людей.
Совсем другое дело — психи!
Порой буйны,
Порой тихи.
С каким они восторгом тихим
Бормочут вслух
Мои стихи!
Их жизнь близка мне и знакома,
Я среди них
Во всей красе!
Я им кричу: — У вас все дома?
— Они в ответ кричат:
— Не все!
Да разве выразить словами
То, как я
Удовлетворен.
Ведь я и сам — но между нами!
— С недавних пор
Наполеон!
Плоды благодушия
До чего ж я благодушен!
Всех люблю,
И все правы…
Так бы сам себя и скушал,
Начиная с головы.
Жизни уровень возросший
И меня не обошел.
До чего ж я стал хороший!
Всех на свете обошел!
У меня есть друг-читатель,
До чего ж
И он мне мил!
Я сказал ему: «Приятель,
Слушай, что я сочинил!»
Но меня он не дослушал
И сказал: «Да ты, увы,
Сам себя
Уже покушал,
Начиная с головы…»
Пропавший день
Тиха вечерняя равнина,
Звезда вспорхнула надо мной.
Весь день душа была ранима
Красивой женщиной одной.
Я пробудился в девять двадцать,
Сказав себе: «Пора вставать!»
Поел и вышел прогуляться
Примерно в десять сорок пять.
Пешком по Невскому я влекся,
Порхало солнце надо мной.
В двенадцать десять я увлекся
Красивой женщиной одной.
Пошел за нею. Вдохновенье
Снедало грудь. Глаза зажглись.
И — о волшебное мгновенье!
— В семнадцать тридцать мы сошлись
У гастронома. Так ранима
Была душа на склоне дня!..
Она прошла с улыбкой мимо
И не заметила меня.
Пришел домой я, дверью хлопнул
И понял, севши на диван,
Что я, дурак, весь день ухлопал
На изнурительный роман.
Бесовское штучки
На лугу, где стынут ветлы,
Где пасутся кобылицы,
Обо мне ночные ведьмы
Сочиняют небылицы.
Нечестивы и рогаты,
Непричесаны и сивы,
Прибывали делегаты
На конгресс нечистой силы.
Собрались в кружок у дуба
И мигали виновато,
Все пытали друг у друга:
— Братцы, кто такой Панкратов?!
Ведьм немедля допросили:
— Что за шутки, в самом деле?
— Но они заголосили:
— Ночью мы не разглядели!..
Домовой пожал плечами,
В стенограмме бес напутал.
Водяной сказал, скучая:
— Может, кто его попутал?..
Делегаты повздыхали:
— Тут сам черт сломает ногу!
И хвостами помахали,
И послать решили… К богу!..
Обижаться я не вправе,
Но придется потрудиться,
О своей чертовской славе
Распуская небылицы.
Восточное пристрастье…
Под солнцем — горы в белой дымке,
Под снегом — теплая земля,
И липы на Большой Ордынке,
И в Ереване — тополя…
Нет, что ни говори, недаром,
Дыханья не переводя,
Сижу, с волнением и жаром
Стихи друзей переводя.
Как свет, как ощущенье счастья,
Вошло, как видно, в плоть мою
Вполне восточное пристрастье:
Все что увижу — то пою…
Живут в Армении армяне,
Грузины в Грузии живут,
В Москве в «Ромэн» живут цыгане,
Они танцуют и поют.
У молодых соседей — Надька,
Дочурка, ростом не видна.
И в Киеве, конечно, дядька,
А в огороде — бузина.
Один мой друг, явив отвагу,
Сказал мне, осушив стакан:
— Переводи, но не бумагу,
Прошу тебя, Елена-джан!
Сколько будет дважды два
Я немало дорог истоптал в этом мире,
И на собственной шкуре я понял зато:
Дважды два — не всегда в нашей жизни четыре,
А порою — и пять.
А бывает — и сто.
Я когда-то мечтал
Инженером стать горным,
В этом деле хотел получить я права.
Но везде мне вопрос задавали упорно:
— Сколько будет, товарищ Куклин,
Дважды два?
— Пять! — Всегда отвечал я упрямо и гордо,
В эту цифру вложив темперамент и злость.
Инженером, увы, а тем более горным,
К сожалению,
Так мне и не довелось…