Дальше был подъем по склону, окончательно отобравший остатки сил. Добрался до каких-то деревьев, под которыми в случае чего можно было укрыться от дрона, а там уже валялась часть второй штурмовой (как-то оказавшейся впереди своих) в составе дронщика, пары стрелков и охреневшего от такой жизни пулеметчика со «скорпионом» за плечами. Я спросил их, где наши, на что получил исчерпывающий ответ: «Там». Перекурив с ними пяток минут, я попытался их смотивировать на рывок, но в этот раз мой навык красноречия was failed[68]. Тем не менее я пошел, и со мной один или два оператора АК. Пройдя совсем немного, мы наткнулись на монолитовцев и с криками: «Свободу не остановить!» (зачеркнуто), «Где горбольница, ннна!» (зачеркнуто), «Где Ахиллес?» получили вновь исчерпывающий ответ: «Там!»
Пошкандыбав «туда», мы оказались одни, без связи, карты, в наверняка заминированной посадке, с угрозой в любой момент выпасть на опорник из ближайшего куста или же, наоборот, быть принятыми за хохлов и получить «шмель»[69] от своих. Ощущения от этого, прямо сказать, были неприятные.
Вскоре началась стрельба за нашими спинами: видимо, «Монолит» обнаружил педалургов. В это время я мучительно размышлял на ходу, снять ли мне мои чудо-саломоны джи форс 4, которые вымокли, забились илом, ветками и прочей колючей дрянью, как последние говнодавы с Алика, или же нет, ведь тогда я их точно не смогу надеть обратно.
Дотопав кое-как до края посадки, мы обнаружили (к тому времени со мной остался лишь один автоматер) скинутые штурмовые рюкзаки. Обрадовавшись этому, мы ускорили свое ковыляние и подобрались почти к краю посадки, и вдруг началась весьма плотная пострелуха с фронта из-за кустов со свистом и щелчками пуль, срубаемыми ветками и криками хрен пойми откуда. Я шлепнулся на изготовку за дерево, пытаясь вкурить, что происходит и куда шмалять. Несколько пуль сочно шмякнули в мое дерево и покосили кусты рядом. Тут я окончательно осознал, что вечер перестал быть томным, хотя на часах еще ранее утро, знатно охренел и с трудом удержался от того, чтобы не начать гасить «по сомалийке»[70] прямо через кусты, ибо, судя по голосам, доносившимся откуда-то издалека спереди и справа, это наши зарубились с хохлами.
Пока я размышлял, стоит ли врываться с двух ног под флешку[71] в одну каску неизвестно куда, неизвестно откуда, я заметил один из отрядов «Монолита», протягивающийся сквозь посадку дальше.
«Наверное, хотят обойти и помочь нашим», – подумал я и поспешил к голове отряда, но нет, чуваки просто дошли до крайних кустов и засели. Чертыхаясь, я попытался спросить, могут ли они как-то выйти с моими на связь, но ничего из этого не получилось, и я отправился обратно к сброшенным эрдэшкам[72], чтобы выдвинуться по тропе своих, которую я надеялся найти. Обойдя вновь терновник, я решил, что настало все же время разобраться с особо острой веткой размером, наверное, с кЫнжал уважаемого нохчи, залетевшей мне в ботинок, потому что передвигаться было буквально невозможно.
Сначала это показалось не такой уж и сложной задачей, пока подъем стопы наглухо не застрял в наполовину снятом ботинке, а надеть обратно, не проколов насквозь ногу упершейся в подошву и ступню веткой, я не мог. Справившись наконец с этой воистину титанической задачей, я, оставив автоматера, выполз на разведку под куст в поисках тропы. Тщетно вглядываясь в чистое поле оврага, поросшее невдолбенных размеров травой, я пытался узреть свежие следы, но ничего, кроме игриво проблескивающей тут и там проволоки, возможно, от ПТУРов, а может, и нет, я не видел. Проверять же, что там блестит, мне совсем не хотелось.
Снова зашевелились монолитовцы, вытягиваясь и набирая дистанцию. Приняв решение, что, пока мы не продолбали все хлебные карточки и этих джентльменов, потопаем-ка с ними, и мы пристроились где-то в конце отряда, чтоб не путать боевые звенья.
В этом составе мы какими-то чигирями[73], смещаясь влево от предполагаемо нужного мне лично направления, вышли в следующую посадку, где встретились с расходящимися для зачистки отрядами «Монолита». Спросил, далеко ли отсюда Ахиллес. Мне ответили, что минут пять, десять, пятого, десятого, минут, пять (зачеркнуто) метров пятьдесят, сто, сто пятьдесят где-то отсюда в направлении «туда».
Окрыленный этим, я сказал «ариведерчи» группе, с которой двигался все это время, и устремился вперед, не забыв своего автоматера. Пыхтя по тропинке, я увидел первого «трехсотого», зажгутованного, перевязанного и постанывающего, а рядом с ним одного из взвода управления. Решив, что парень под присмотром, я в который уже раз задал вопрос о ротном, на что получил привычный ответ и кивок «туда». Вылетев из кустов, мы натолкнулись на группу эвакуации «Монолита». Задав им привычный уже вопрос, я на удивление получил нетипичный ответ. Цитировать не стану, но суть была в том, что «вы еб… нутые? Он другую посадку штурмует». Тут у меня ноги подкосились от отчаяния, досады и злости, да только злиться не на кого было. Даже я сам в этой фигне не был виноват. Пока я предавался размышлениям, как жить и что делать, мною было замечено, что монолитовские штурмовики снова куда-то мылятся.
Из глобального плана-капкана я знал, что мы должны где-то пересекаться и работать вместе, поэтому, вновь подхватив рюкзак, я поплелся в составе уходящих.
Потом было множество монотонных подъемов из спусков, перелезаний через посеченные ветви и проходов по бревнам, смена групп, потому что «Ахиллес? Да он там, на другой стороне, сто пятьдесят метров». Пока наконец мы не вышли к опорнику, где назревал штурм. Хохлам множество раз предлагали сложить оружие и сохранить свои жизни для их семей, а, зная Монолита, так бы и было, никто бы их не тронул и пальцем. Но они все же не вняли голосу разума, и тогда заговорили трубы. Бесчисленные хлопки одноразок, шипение выстрелов РПГ, грохот пулеметчиков – вот что стало последними звуками в их жизни.
В этом штурме мне несказанно повезло, как я узнал на следующий день. Мы услышали «птицу» и рассосались по кустам. Потом начали прилетать мины. Немного. Я лежал левее пулеметчика, который во время артобстрела решил перезарядить ленту. Поднимая руку, он перекрывал как раз мое лицо. Тут он зашипел, но продолжил свое дело, а в ствол куста, за которым я укрывался, прилетело два мелких осколка. ТУК-ТУК. «Ну ни хрена соби, – подумал я. – Прямо перед носом». Пулеметчика позже перевязали, его чиркнуло осколком, а я на следующий день, когда мотали уже меня, узнал, что в моей ШПС четыре отверстия, как раз с той стороны, а в шею, как оказалось, всю ночь грыз меня не клещ, а пробившийся сквозь СВМПЭ кусок железа.
После того как опорник был взят, поступила инфа, что сюда сводится арта, и мы в спешном порядке принялись откатываться, причем в гору. Там же выяснилось, что одному из командиров групп «Монолита» сегодня тоже выпал счастливый билет: ему пуля пробила ногу насквозь легко и, что главное, шлем в районе макушки насквозь, не задев голову.
После этого мы снова куда-то шли, и я таки встретился со своим командиром. Доложив обстоятельства и свой путь вкратце, я наконец-то с чувством выполненного долга скинул рюкзак, забрав лишь необходимое: носилки, часть гемостатиков, окклюзионок, несколько бандажей-шестерок, абдоминальные, нефопам, после чего поспешил вперед к своей группе, которая занималась зачисткой данной лесополосы.
Встав в звено и проходя по почти нашей «лесополке», я заметил наши прошлые позиции, которые мы усиленно рыли всю осень, зиму и весну. Вид на них открывался, конечно, шикарный: по сравнению с хохляцкими партизанскими укреплениями, скрытыми окопчиками в кустах, наша полоса выглядела воистину монументально, император может быть доволен.
Когда мы продвигались вперед, у нас завязался бой с соседней посадкой. Пока я топал к головняку, меня трижды чуть не прихлопнули выхлопами собственные же эрпэгэшники, неистово наваливавшие осколками по укрепу. Я в который раз уже проклял растительность Луганды и все это медицинство, но продвигался вперед, туда, где пулеметчики, сменяя друг друга, азартно наваливали по хохлам, пока наши стрелки продвигались к ним для битвы кость в кость под руководством моего коллеги из смежной штурмовой роты по прошлому лету и замкомвзвода, который следующим днем героически зарубится с наемниками трое против десятерых и получит ранение от гранаты, выгнав-таки тех в поле.
Скоро укреп был взят, хохлы остужены, а народ принялся за быстрый досмотр трофеев, так как работа еще была.
Пока бойцы делились впечатлениями от произошедшего махача (не забываем, что для подавляющего большинства это был первый настоящий бой – и с ходу такой насыщенный и жаркий), со стороны взятого опорника донеслась стрельба, а в рацию крикнули, что хохлы хиляют через поле, после чего присоединились все.
Как оказалось, двое умников решили на дурака нарезать сибаса[74] через поле, а на вопрос, кто они такие, крикнули, что эвакуационная команда. Штош, шалость не удалась. Ко мне притащили раненного в ногу бегунка. Я наложил ему нормальный турникет, затампонировал рану, ширнул нефопамом. После короткого допроса мы выяснили, что нужно, но тут поступила инфа, что по нам наводится арта, и мы рассосались по укрытиям, а «мыколе» я сказал, мол, сделал, что мог, и теперь пусть он молится, чтоб его свои же братушки не зае… нили.
После мы выдвинулись на очередную зачистку. Народ уже подзае… ся, честно-то говоря, но азарт побед и кураж битвы делал свое дело, подпитывая людей. Трубы были вновь закинуты за плечи, магазины забиты, а голова ушла прощупывать путь сквозь минные поля.
В посадке по дороге мы встретили несколько блиндажей, привычно предложили сдаться, выждали время, а после забросали гранатами.