Заползешь, значит, сначала на крыло качающейся зеленой военной бочки-на-колесиках, открутишь крутилки, крышку откинешь, и обязательно заглянешь внутрь. Ну, вот нахрена? Что там может появиться, в этой тонне-воды-из-озера, носящей ироничное название «техническая»? Но заглянешь обязательно, внимательно изучишь ржавчину, мутноватую гладь и плюмкнешь туда якусь мисочку. Два ведра — в стиралку, еще два, порошка насыпать, шмотки из пакета да с себя посдирать, кинуть все в холодную воду и увидеть, что от пластиковой штучки, которой включается стиралка, остались только мобилизационные воспоминания, причем давно, а плоскогубцы ты, ясное дело, забыл. Ну, потом как-то выкрутишься, да?
В армии вот это вот постоянное выкручивание уже, кажись, в ранг культа возведено. Все делается из подручных материалов. Это тебе не гражданка, детка, если гвоздей нет — то их нет, к соседу не сходишь. Зато кувалда из какого-то ЗИПа плюс шурупы — и ты спасен. Материалы для стройки? Кругляк для перекрытия блиндажей? Бугага. Йди, візьми пилку та напиляй.
Жужжит стиралка, сидишь, привалившись к теплому ещё боку волонтерской бани, куришь тихонько, пальцами в этих самых тапках шевелишь. Хорррошо… Раздеться — хорошо, снять с себя слои пропотевшей одежды и посидеть просто так. О, Кандагар, кажись, на бэхи переходит. Ветер опять налетает, задувает под одеяло, которым проем завешен. Радейку не забыл, вот, это вот правильно. Мимо кто-то шоркает и трындит по телефону. А, точно, сейчас начинается время созвонов с родными, близкими, друзьями и просто знакомыми. Эти звонки — еще одно, кроме телевизора, бухла и фейсбука, армейское средство не сойти с ума, информационный голод страшный. И поэтому каждый день тысячи цифровых цепочек тянутся с ВОПов и РОПов «тарифной зоны» туда, на запад, в села, городки и мегаполисы, так и не узнавших войны. Есть, правда, очередная стопервая цидулька то ли из ГШ, то ли из штаба АТО, про «недопущення користування мобільними…», но на нее положено точно так же, как и на все предыдущие. Попытка отобрать связь с родными выльется… ну, не знаю во что. В штурм Генштаба матерями и женами, наверное. Ой, сметут их, точняк, к гадалке не…
Фиуууууууу… Бах.
Главное, лежишь такой, в трусах и в тапках, слушаешь, как жужжит стиралка, в левой руке моторолка, почему-то антенной вниз, в правой — какого-то хрена мокрые сигареты. Чувствуешь себя полным идиотом, и трава прошлогодняя колется. Постирался, блин. Хорош, хоть мыться не начал — щас бы…
Фиууууууу… Бах.
… лежал бы мыльный весь. Хотя нет. Сначала бы помылся, потом бы сховался. Под сепарской зушкой же домылся прошлый раз? Домылся. И под минометом домоюсь. О, кажись, стиралка закончилась. Или геник выключили. Или он нагнулся. Или кабели опять перебило. Или… а чего это у меня радейка молчит? А какой канал…
Фиуууууууу… Бах.
… мля, я ж на третьем, а тре на пятый! Та ебическая ж ты сила! Как же вы заеб@ли! Суббота же, банный день! До ночи не могли подождать? Или их Кандагар там смачно наморщил, что они теперь по всем накидывают? Если так — то норм, хрен с вами, я потерплю…
Бах! И тоооненький свист. О, наши спг включили, он бігають, як дурні. Потрепанный квадрик взмывает в по-прежнему солнечное прекрасное никогда-не-надоедающее небо. Ща их корректировщики присядут, наши отстреляются, потом опять они… Потом мы куда-нить попадем (не, а когда это мы не попадали?), они расстроятся и начнут фигачить с бэх кумулятивами, которые до нас тупо не долетают, мы поржем-поржем, а потом с сожалением откроем предпредпоследний ящик с ОГ-9. Пойду, мабуть, еще воды принесу, пополоскать же надо, минут пятнадцать у меня еще есть, пока на первом квадрике батарея не сядет. И чего мне идея постираться именно с утра в голову пришла?
Через час.
Развешиваю мокрые шмотки. Исходя из погоды — сохнуть будут до майских. Можно, в принципе, и не стирать было — на веревке, протянутой от кунга до склона террикона, и при этих дождях оно и само бы прекрасно постиралось.
Фиуууу…
Такие мысли интересные во время полета мины. Мы, конечно, сами себе кажемся странными, но мы за это время, кажись, научились определять, куда мина упадет. Вот эта, например, не наша, она дальше ляжет. Поэтому я, дернувшись поначалу, продолжаю доставать мокрые шмотки из пакета и вешать на веревочку. Удивительно мирное занятие. Украинский солдат развешивает постиранное белье, пока российский солдат пытается его убить миной-стодвадцаткой.
Бах.
От позиции СПГ неторопливо возвращается Танцор с квадриком в руках. Не улыбается. Значит результата нет. Хотя… Мы все живы и здоровы… Ну, кроме Президента, но его вредность явно врожденная, и Сепара с Кирпичом, но и их алкоголизм тоже с гражданки привнесенный, неча на Збройні Сили кивать, бачили воєнкомати, шо в армію тянули. Короче — все живы, это тоже неплохой результат.
Фиуууу… Бах. Опять перелет, но уже ближе. Ищут они, ищут нас.
— Ищут нас, — кивает куда-то всторону Вася и залезает в кунг. — Ищут его, но не могут найти, укра какого-то лет тридцати.
— Ты на сорок выглядишь уже, не кокетничай.
— Поп.зді жє мені, старпьор.
— У блиндаж съебуємо, не? Там хорошо… Васюм и Гала две банки сгуща сварили, я видел. Они добрые, не откажут командиру.
— Ото я смотрю, у них труба с утра дымит, демаскирует наши, идеально замаскированные, позиции. Бьётся в тесной буржуйке огоооонь…
— Давай нашего Сепара спалим и скажем, что попал под мину.
— Ритуальное самосожжение. Проти злочинної влади, що не відпускає у незаслужену відпустку.
— Коптить будеееет…
— Коптить… Хммм…
— Слушай, а нафига они стреляют-то? — говорю я под свист следующей мины. — Отак, редко и по одной.
— Заебывают, — задумчиво говорит ротный. — Чтоб ни из блиндажа выйти, ни машины чинить, ни копать. Чтоб боялись мы. Наверное… Погоди, не отвлекай. Идея есть.
— Таки палим Сепара? Я — за.
— Не совсем.
Через полчаса ротный убегает куда-то далеченько, метров на триста, к противоположному склону террикона, взяв с собою Президента и зачем-то Васю-Механа. Правда, Механ скоро возвратился. Я остаюсь возле блиндажа. Звонит телефон.
— Алё. Давай, играем в игру. Гоним по радейкам.
— О чем п.здим?
— Вариант «генерали загоняють солдатів у котли». Жди прилета и включайся.
— Принял.
Прилет минут через пятнадцать. Беру моторолу, вжимаю резиновую тангету:
— Танцор — Мартину! На связь!
— Танцор на связи!
— Танцор! Они кладут в наш гсм! Бля! Еще ближе — и п.зда соляре!
— Мартин! Мартин! Хер с ней, с солярой! Бэху надо убрать оттуда!
— Как я ее мля уберу, у нее стартер не пашет!
— А я ебу — как? Разъебывайся!
— Принял…
Опять ждем прилета. Фиуууу — бах. Наши посты с интересом слушают наш диалог.
— Танцор, это Мартин! Попали в бочки! Блядь! — И над тем местом, куда ушли ротный и Президент, поднимаются взаправдашние клубы черного дыма.
— Мартин! Бэху убрали?
— Не заводится!
— Блядь! Уничтожу нахер!
— А шо я могу?
Следующая мина прилетает гораздо быстрее. Потом еще одна. Потом еще. Мины сыпятся на отлично видимый ориентир из столба черного дыма безостановочно.
— Попали в бэху! «Двести шестьдесят первая» горит!
— Туши!
— Не могу, огнетушителей нема!
— Бля! Я щас приду, ты у меня ее собой тушить будешь! Появляются слегка подкопченные Танцор и Президент.
Танцор плюхается на ящик, Президент хватает мою последнюю бутылку питьевой воды и жадно глотает, расплескивая влагу на «горку». Я улыбаюсь.
— Сработало.
— Ага.
— Соляр подожгли?
— Нихера. Шину. Точнее — две.
— Не понял.
— Там две белазовские покрышки лежат. Ну, лысые, брошенные. Ну, мы их бензом облили и подпалили. Президент вон себе чуть еб.льник не спалил.
— Ніхуя, все було під контролєм, — отрывается от бутылки с водой Серега. — Нє пєрєгібай.
— Все. Теперь час спокойствия нам обеспечен, — командир слушает прилеты мин метрах в трехстах, откидывается на мешки и вытягивает длинные ноги в грязных берцах. Серега плюхается рядом со мной, бурчит «посунься, кабаняра» и лезет в карман за сигаретами. Я пододвигаюсь. Сверху блиндажа слышны шаги, появляется Квартал в своем подертом свитере.
— Скажи мне, друг мой, водій другої мотопіхотної роти старший солдат Квартал, — лениво спрашиваю я. — Это у вас фишка такая, механская, да?
— Какая? — настороженно спрашивает Квартал.
— Ходить в таких ужасающих, выносящих мой мозг свитерах. Шо ты, шо Механ. Як не посмотрю на вас — аж выпить хочется.
— Этот свитер, — Квартал оглаживает крупновязаное нечто, — мне жена подарила, между прочим.
— Давно?
— Давно. Еще до войны.
— Любит тебя жена.
— Не жалуюсь. Эта… Кстати о жене. Мне бы про.баться.
— Надолго?
— На выходные следующие. В Волноваху.
— Командир, — поворачиваю я голову к Васе.
Вася сидит, скрестив руки на груди и закрыв глаза. За откосом продолжают падать мины.
— Про.баться — это ты имеешь ввиду отгул?
— Ну да, — мнется Квартал.
— Мартин, есть ли такие заслуги у этого достойного человека, для которых державна нагорода является слишком мелким поощрением, а вот отгул — в самый раз?
— Есть, — говорю я. — Они с Васюмом собрали два геника из четырех.
— Подумаю до вторника. Во вторник напомни. Жену вызовешь?
— Ну да.
— Гражданка есть?
— Нема, но я у пацанов возьму.
— Подумаю. Так ты за этим приходил?
— А? — оглушенный свалившимся счастьем Квартал не сразу понимает, о чем его спрашивают. — Не, я узнать хотел. Раз уж вы такой погребальный костер развели, может, я мусорную кучу под шумок спалю?
— С бензом не переборщите, знаю я вас, — машет рукой ротный и снова прикрывает глаза. — Палите, Бог вам судья. Мартин, скажи в радейку, что сепары метким огнем сожгли нам бэху.
— Лучше танк.
— Тааанк… — вздыхает ротный. — Танк — это даааа…
Где-то далеко на западе продолжает жить огромная страна.