Уходили, кажется, беспрерывно воги, ухнул СПГ… На птур сесть? Нахер, не увижу я нихрена, просто ракету дефицитную потеряю… Косим, косим посадку в лучшем стиле «тупой аватарной пехоты», пытаясь осколочками из насеченной стальной проволоки нащупать теплую кожу сепарских корректировщиков. Вспух разрыв ОГ-9 среди голых черных веток посадки, почти там, где я хотел, сейчас Шматко начнет накидывать… и быстро закончит. Осталось пять выстрелов… уже четыре.
Бах! Опять одна, и в то же место, что и раньше… Может, залегли и не корректируют? Может (Боже, хоть бы так было!), зацепили кого? Ну, бля! Нам бы выиграть сколько — минуту?
Две? По нам они навалят — ну, и нехай, мы вкопанные, бэха, приехавшая в капонир, почти неубиваема, разве что прямым попаданием…
Мне казалось… иногда все это мне казалось. Мне казалось, что улитка на АГС-е менялась, пока воги еще висели в воздухе, мне казалось, что тяжелая железяка едва ползет по полю, мне казалось, что все или замерло, или несется в диком темпе. И еще мне постоянно казалось, что я что-то забыл, упустил, проебал… и на самом деле так оно и было. Мне казалось, что в следующий раз я буду умнее, предусмотрительнее, аккуратней и смелее. Но вот приходил следующий раз — и я снова что-то проебывал, забывал проверить, учесть и запомнить. Бах!.. Туда же… Дебил. Обычный мобилизованный, ни разу не военный, дебил, которому почему-то вдруг в тридцать пять лет доверили кучу людей, зброи, техники и коммандера, который уебал на бэхе на восток, оставив это все на меня. И надо это… как-то вот сейчас выебну… исхитриться и не проебать оказанное высокое, мля, доверие.
И я заорал. Вдруг. И заорали все. Мы кричали, разрывая себе горло, как будто наш крик мог что-то решить в этом отрезке времени и пространства. И бэха, чуть не взлетев, перевалила через переезд, скачком пересекла трассу и вышла на почти прямые двести сорок метров до позиции… Бах… И снова туда же… Орал Шматко, зачем-то роясь в пустом ящике от выстрелов, орал вечно невозмутимый Мастер, набивая ленту для АГС-а, орал Немец, комкающий в ладонях какие-то перчатки, орал наряд, орали все — и в хриплом крике, взлетевшем над взводным опорным пунктом, было такое ощущение счастья, силы, радости и наслаждения жизнью, что смолкло абсолютно все, мир замер в своем вращении, прислушавшись к двум десяткам хриплых голосов, сумевших этим криком достучаться прямо до Бога.
«Живые…» — и Бог благосклонно кивнул, разрешив на этот раз не сдохнуть никому на самом северном укроповском опорнике самого южного сектора «М» в самой красивой на свете стране.
Бэха вильнула крайний раз, выбросила облако черной теплой копоти и как-то очень уж изящно скользнула в капонир.
И все замолчали.
Я смотрел на машину, скользил взглядом по головам, короче, я занимался самым обычным и самым нервным делом на свете — считал людей после боя. Эдакий свой, внутренний и самый важный БЧС.
Сошлось.
… Они уехали уже сильно ближе к ночи. Позади был и ужин, не сильно уж и разносольный, но обильный, и рассказы взахлеб, и потихоньку возвращавшиеся в разговор шуточки про разведку и пехоту, и Сайгон, с обманчиво-сонным видом пивший какое-то ужасающее количество кофе, и их пулеметчик (Келим? Кэлым?), размахивающий руками и смеявшийся после каждой фразы, мелкий их, который с невероятно заговорщицким видом постоянно совал руку за пазуху и лыбящийся, и Вася-Механ, так и не тронувший их шишигу, зато похмеливший ихнего водилу, и сидевший за столом молчащий коммандер, тихонько улыбающийся и курящий одну за одной, и Серега Президент, привычно и голословно обвинявший меня в ебловании в тылу, и я, счастливо соглашавшийся со всеми предъявленными обвинениями. Они уехали в сторону КПВВ, мы проводили машину, гребущую по полю, взглядами и устало пошли к нашему кунгу.
— Теплеет, — сказал коммандер и поежился, — трубу в буржуйке почистить надо, тяги нема ни хера.
— Надо, ага, — согласился я и посмотрел на ранний закат одного совершенно обычного дня совершенно обычной позиционной войны на Донбассе. — Надо, згоден, — и подхватил так и оставшуюся в неприкосновенности мою величайшую военную ценность — медицинский рюкзак.
Где-то в стороне Брезового застучал ДШКМ.
Конец
Сто шестьдесят
…
— Докуч — Докуч — Хуйокуч, — прислонившись спиной к дереву и рассматривая сепарский опорник вдалеке, задумчиво произнес Витя.
— Ясне — Ясне — Хуясне, — задумчиво откликнулся я, рассматривая в трубу пийсятку открывшуюся панораму в вечернем пейзаже.
Воркута улыбался и что-то клацал в планшете. Пулеметчик лежал рядом с пулеметом, закинув ноги на ствол дерева выше головы. Так делают футболисты, чтоб кровь ушла из ног и они не так гудели… Не привык … Как его там?
— Чув, братан, напомни свій позивний.
— Ра-гнар, — по слогам ответил тот, с вызовом смотря прямо в глаза, приготовившись отвечать на колкости.
— Гггги, хто це ще такий? — улыбаясь спросил Витя.
— Вікінг один, ярл Категата, — вместо пулеметчика и без насмешки ответил я.
Воркута попрежнему молчал и что-то делал в планшете.
— Скоро уходим? — спросил Рагнар.
— А шо, устал лежать?
— Нет, просто не понимаю…
— Я уже більше года ніхуя не понімаю, шо тут роблю, того мовчи, бо отвєтів нема ні в кого на цей вопрос.
— Гигиггиииии, — заржал Витя.
Воркута все так же молча что-то делал в планшете.
— Скільки тобі год? — спросил я.
— Двадцать шесть.
— Женатий?
— Развожусь.
— Добро пожаловать в клуб, бро, — грустно улыбнулся я.
— Гигггги, — отозвался Витя и продолжил: — У мене нєєє, мене Танюха с Сонєчкой ждуть, скоро поїду.
— Вітя.
— А, шо?
— Помовч, пожалуйста.
— А шо… а, ага, я поняв, — дошло до Витька, и он взял трубу посмотреть на абизян, стоя на коленях на краю зеленки.
— Уууууух, сука, я б їм РПГ прямо в оте вікно закинув би … Да, Сірьожка?
— Нєт, Вітя, во-первих, ти рагуль і не попадеш, а во-вторих, нам тут так настукають хуєм по лбу, шо хуй учешем отсюда, — ответил я, не переставая рассматривать пулеметчика. Обычный контрач «новой волны». Откуда-то перевелся, четвертый месяц в армии, из которых два месяца учебки и две недели у нас. Интеллигентный молодой человек с киевской области, которому ноутбук куда больше к лицу, чем стоящий рядом ПКМ. Но один наш пулеметчик поехал шлюх пороть… (даже хату с джакузи снял и такси с чеком в 400 грн. до города оплатил). Второй в отпуске. Того ты, Рагнарушка, и с нами.
А так бы хер, на шлагбауме сидел.
Пулеметчик кусал нижнюю губу, все так же лежа на земле.
— Шо, братан, про жінку думаєш? До пізди ти їй, єслі до розвода дошло. Компрендо? — спросил я и искренне улыбнулся, смотря ему прямо в глаза:
— Их бин кранк, — ответил он. — На голову.
— То ти ще Вітю харашо не узнав, — лыбился я.
Как в подтверждение моих слов, за жидкой зеленью кустов в «ленточке» донеслось блаженное «гиииигиги» Витька и журчание ручья.
— Я закінчив, — сказал Воркута, застегивая подсумок с планшетом.
— Окєєєєй. Рагнар, в тебе случайно не лайф?
— Лайф. И номер скрыт.
— Прєлєсть яка, набери мені ноль-пійсят…
Лайф брал, и брал хорошо. Больше ничего и не работало. Четыре длинных гудка и удивленное:
— Альооо.
— Це Сайгон.
— О, прівєт опять.
— Прівєт-прівєт. Ми всьо, карочє, вже петлять собираємся.
— За вами виїзжать?
— Нє, тут свої в пєхоті сказали бусіком привезуть. Каністру солярки зільєм їм і повечеряєм.
— Заєбісь.
— Чув… А можна…
— … Шоб Вітя уїбав з шайтан-труби? Нєльзя.
— Та я просто подумав…
— … Шо можна уїбать і вскрить їх огнєві точки? Нє, не нада.
— Рева, блядь, та тут до своїх — восємсот метрів, ми в'їбем і вже через пять минут будем в бліндажі кофе пить.
— Зачєм?
— Ну, він же нить не перестане.
— Хай в'їбе. Тільки верніться.
— Сер, єсть, сер, — бодро крякнул я и положил трубку.
Рагнар подтянул РПСку с подсумком на один короб с аптечкой и сухаркой и протянул руку за телефоном. Воркута вытирал руки об штаны. Витя вышел из-за кустов на «нашу» сторону зеленки:
— Ну шо, Сєрьожка, я заряжаю? — спросил он.
— Їбаш, парєнь, — зло усмехнулся я и продолжил: — Вітя хуяре і давим на лабутени. Воркута первий, потом я. Рагнар підеш із Вітьой, подивишся чи попав у вікно. Уйдеш послєднім. Можеш, якшо є бажання, отгрузить з півкороба — хуярь. Я не был и не считал себя командиром, поэтому, когда мой тон становился похожим на приказной, пользовался одной НЛП-уловкой вносящей эффект совещательности в сказанное.
— Добре? — вот теперь закончил я. Все агакнули и кивнули головой.
— Та хулі там в те вікно попадать, — бурчал Витя, подбирая с земли РПГ.
— Вітя, хуй ти попадеш в нього.
— Хехееееее. Забйом, зьома?
— На шашлик? — предложил я.
— Да. Для всіх пацанів шо тут, — ответил Витя.
— Всьо. Рішили. Тільки бистро.
Витя с пулеметчиком скрылись между веток, а мы с Воркутой начали идти в сторону своих.
— Не попáде, — скептически предположил Воркута.
— Та похуй, — ответил я.
— Ти нáщо тому дурачку дозволив стріляти?
— Йому хєрово, хай пар сбросе трохан.
Через десять секунд жахнула шайтан-труба и коротко застрекотал «покемон» Рагнара.
На часах было 19:08 и 23 секунды.
А вот теперь — на лыжи и додому. Сильно-сильно, быстро-быстро. И спасибо тому человеку, который придумал ручку на ПКМе.
Вот всегда в такие моменты я думал «нахрена я столько курю»? Воздух с шипением и мерзким привкусом выливался из легких при каждом шаге, дыхание сбилось после первых метров и не восстановится, кажись, никогда. Ветка, ветка… С треском расцепилась липучка «корсара», и броник зателепался слева, хлопая боковушкой по ноге. Ттттвою же ж мммать! Впереди Витя как-то ловко нырял под ветки, и даже труба гранатомета, кажется, вообще ему не мешала. Вот всегда в такие моменты…