Определенную роль в подобном соотношении потерь сыграла недооценка противника. Как писал в своем докладе командарм 2-го ранга Воронов: «Недооценка противника, вредные "белорусско-украинские настроения" легкой победы, привели к явно недостаточному первоначальному развертыванию и сосредоточению армии… Широкое оснащение современнейшей военной техникой нашей армии невольно создали иллюзии возможных легких побед» [10, с. 396].
Подобные настроения были не только у высшего военно-политического руководства. Санинструктор 155-й дивизии Михаил Новиков вспоминал: «Мы, кадровые младшие командиры, в те времена были распропагандированы и воспитаны на мифических Ворошиловских «победах», испанских событиях, боях в Приамурье с японскими самураями на озере Хасан и с ними же в районе монгольской реки Халхин-Гол. Недавний поход на запад – в Прибалтику – тоже внушал оптимизм. И тогда мы думали, что в этой войне победа нам достанется легко и молниеносно, что финское население встретит доброжелательно, по-братски» [11].
С другой стороны, руководству было известно, что уже 21 октября финская армия была отмобилизована. Относительно настроений финской армии разведка докладывала, что патриотический подъем был только среди резервистов молодых возрастов. Относительно старших возрастов в докладе начальника штаба Ленинградского округа говорилось, что у них «настроение подавленное, имеют случаи дезертирства и разговоры о том, что с Красной армией воевать им не по плечу». Общий вывод относительно политико-морального состояния финской армии был следующим: «Моральное состояние финской армии, несмотря на классовое различие между солдатами и офицерами, в части ее молодых возрастов достаточно устойчивое, старшие возрасты менее устойчивы. Дальнейшая устойчивость финской армии будет зависеть от исхода первых боев» [10, с. 71–74].
Следует отметить, что финны не верили во вторжение Красной армии. И переход ее в наступление вызвал определенный шок, так, части 12-й дивизии в панике отставили заблаговременно подготовленный рубеж на р. Пиитсойноя. Дрогнул в своем первом бою у Толваярви и батальон 16-го полка. Но использовать эту неустойчивость советские войска не смогли.
Преимущество в силах нивелировалось погодными условиями и плохим оборудованием театра военных действий. Еще в 1929 г. финский генштаб так характеризовал театр военных действий: «Слабо развитая дорожная сеть значительно ограничивает выполнение операции. Наиболее развита эта сеть в южной части Карелии, от Ладожского озера до дороги Суоярви – Корписелькя. В находящейся севернее уезда Иломантси дорожная сеть в пограничном районе настолько бедна, что возможности операции очень ограничены». Далее финский генштаб предполагал: «Главные действия разыгрываются на двух первых направлениях, куда русские и направят главные силы с задачей достигнуть железной дороги Сердоболь (Сортавала), Вяртсиля. На направление через Суоярви русские, несомненно, направят меньше сил с задачей захватить Суоярви с нескольких сторон, объединиться там и составить прикрытие правого фланга главной операции, угрожая в случае надобности флангу и тылу финских войск, действующих в направлении главной операции. В районе между дорогой Суоярви, Корписелькя и северной границы уезда Иломантси при нынешнем состоянии дорог вряд ли можно ожидать со стороны русских более серьезных действий, чем партизанские». Вместе с тем учитывая состояние советских коммуникации финны предположили, что «выполнение расширенной операции можно считать невыполнимым, если не будет разрешен вопрос подвоза по Ладожскому озеру. Отсюда следует, что на этом направлении русские будут иметь больше выгод летом, чем зимою. Операции же на Суоярви и севернее более возможны зимою, чем летом, хотя летом и могут быть использованы некоторые военные пути сообщения» [4, с. 135–147].
Состояние дорог к моменту принятия советским руководством решения о войне, если улучшилось. то не намного. Но русские превзошли ожидания финского генштаба, вместо партизанских отрядов отправив по каждому направлению стрелковую дивизию. Дивизиям приходилось собственными силами строить и восстанавливать пути сообщений. В докладе штаба 8-й армии начальнику Генерального штаба говорилось: «На отдельных участках приходилось делать сплошной настил из бревен, что вызывало остановку движения. Так, неоднократно останавливалась 139 сд, из 9 батальонов которой 7 батальонов работали на дорогах; участок от Вохто-озеро до Онга-Мукса был совершенно непроходим, и 139 сд пришлось остановить движение на 5 суток, делая сплошной бревенчатый настил на большей части участка» [10, с. 384]. Это на своей территории! Перейдя границу, частям приходилось восстанавливать разрушенные финнами при отступлении мосты и разминировать дороги. Колонны растягивались, и получалось, что финны наносили поражения Красной армии при сопоставимом численном соотношении, имея лучше подготовленный личный состав.
Выше отмечалось, что финская армия заранее провела мобилизацию. И пока Красная армия продвигалась к границам, восстанавливая дороги, финны проводили обучение и сколачивание подразделений. Следует отметить, что финны ввели всеобщую воинскую повинность в 1918, СССР же только в 1939 году. Около 500 тыс. человек прошло подготовку в вооруженных силах с 1918 по 1939 г. Отслужившие срочную службу зачислялись в запас и периодически проходили 25-40-дневные сборы. Так, за 1934–1935 год было охвачено сборами 200 тысяч человек. Кроме того, пограничные части Финляндии формировали при мобилизации несколько батальонов. Следует отметить, что финская армия имела территориальную организацию, т. е. была знакома с условиями и местностью, в которой придется воевать.
Офицеры имели хорошую подготовку. Интересный факт, что в своей дипломной работе, выполненной в Военной академии в 1926 г., Талвела изучал возможности ведения наступательных действий в северном Приладожье. Паяри, окончивший Военную академию в первом выпуске, как и Талвела, в своей дипломной работе изучал наступательные возможности советских войск в этом районе [3, с. 94].
Резервом армии был шюцкор– военизированная организация на добровольных началах. Добровольцы закупали за свой счет винтовки, значительное распространение получил стрелковый спорт и соревнования. Это была не пальба в тире или на стрельбище, а стрелковые состязания на бегу или лыжах с вольной дистанции с учетом времени. Запрещалось использование сошек, упоров, оптики, мишени имели ограниченный размер. Стрелковая подготовка финнов была очень высока, 66 % ранений красноармейцев 8-й армии были пулевыми [9, с. 539].
Резервисты и члены шюцкора кроме индивидуальной подготовки проходили и тактическую в составе подразделений. Как отмечалось в докладе начальника штаба Ленинградского военного округа наркому обороны от 10 ноября 1939 года: «боевая подготовка финской армии в звене рота, батальон, полк отвечает современным требованиям. В действиях крупными соединениями (дивизия, корпус) не натренирована и практики достаточной не имеет» [10, с. 74].
Финны готовились к ведению боевых действий зимой. Первое наставление по ведению боевых действий в зимних условиях появляется в конце 1920-х годов. Согласно наставлению были разработаны отапливаемые палатки, для перевозки минометов и пулеметов использовались волокуши, полевые кухни устанавливались на сани. Все финские солдаты с детства умели ходить на лыжах.
Конечно, в финской армии были недостатки. Маннергейм вспоминал: «Материальная готовность к войне, как я уже говорил, была совершенно недостаточной, средства для борьбы с танками практически были ничтожны, мы располагали всего лишь несколькими батареями тяжелой и зенитной артиллерии… боевые средства авиации не достигали даже половины штатной численности, резервных самолетов не было вообще. Недостаток средств связи достигал 45-100 процентов, и те мелочи, которыми мы располагали, по большей части представляли собой устаревшую технику. Саперного оборудования не хватало, а запасы колючей проволоки мирного времени уже были израсходованы в течение октября-ноября. Потребность в противотанковых минах была кричащей. Что касается обмундирования и оборудования, то всего здесь было примерно 80 процентов от нормы, в связи с чем полевая армия на пункты своего сосредоточения прибывала большей частью в гражданской одежде, а потребность в палатках была удовлетворена лишь в самой малой степени» [7, с. 259–260].
К сожалению, на первом этапе Красная армия не смогла использовать свое материальное преимущество. Кроме условий театра военных действий этому препятствовало низкое качество боевой подготовки. Распространенной точкой зрения на причины низкого уровня боевой подготовки считаются репрессии 1937-38 гг. Так, авторы работы «Советско-финляндская война» отмечают, что «массовые аресты в частях и соединениях округа (Ленинградского) негативно повлияли на боевую учебу войск. Уже в 1938 г. резко снизились результаты по огневой подготовке бойцов, особенно в стрельбе из ручных и станковых пулеметов» [9, с. 44].
По этому поводу можно отметить, что в первой главе книги приводятся результаты инспекций 56-й стрелковой Московской дивизии. Из них видно, что боевая подготовка и до 1937-38 гг. была низкой. Приписной состав (резервисты) практически не обучался. Оценки дивизия получала «посредственно» или «удовлетворительно», то есть фактически «плохо».
Первые бои показали недостатки боевой подготовки. Директива Ставки Главного командования № 0418 от 12 декабря 1939 г. требовала вести разведку, решительно добиваться самого тесного взаимодействия между родами войск, правильно и полностью использовать штабы, четко планировать бой и т. д [10, с. 182–183].
Приобретенный боевой опыт использовался недостаточно. Даже в феврале 1940 г. приказ командующего Северо-западным фронтом указывает, что пехота не следует за огневым валом, не идет за танками. Под огнем противника «пехота лежит часами и несет напрасно тяжелые потери». Отмечалось недостаточное использование пехотой своих огневых средств, обращалось внимание, что «боевые порядки пехоты при движении в атаку очень скученные…». Приказ требовал устранить эти недостатки, командиры предупреждались «за длительные остановки при движении в атаку и лежание под огнем в первую очередь и самую суровую отверженность будут нести они, а старшие начальники и комиссары, которые проявляют недопустимую терпимость к этому, будут отстраняться от должности» [10, с. 326–328].