– А я думаю, ты бы предпочла кое-чего не знать, – сказала Полли и сбежала.
Выскочив на холод, в темноту, она услышала позади жалобный зов:
– Я буду свободна в восемь!
Капрал Шкаллот был в восторге. Полли подозревала, что такое случалось нечасто. Зыркий пристроил у очага старый нагрудник, отбил до мягкости несколько кусков конины, обвалял в муке и принялся жарить. Рядом шипел лук.
– А я их обычно просто варю, – сказал Шкаллот, с интересом глядя на Маникля.
– Тогда весь вкус уйдет, – возразил тот.
– Ну, парень, мне доводилось есть такое, что ты и в рот бы не взял.
– Сначала надо все пожарить, особенно лук, – продолжал Маникль. – Получится вкуснее. А уж если варишь – вари на медленном огне. Так говорит моя мама. Жарь быстро, вари медленно. Понял? Конина попалась не такая уж скверная, жаль ее просто варить.
– Чудно́, – сказал Шкаллот. – В Ибблештарне мы бы с тобой не пропали. Сержант Хаузгерда был отличный парень, но, знаешь ли, жестковат.
– И маринад бы не помешал, – рассеянно произнес Зыркий, переворачивая кусок мяса сломанным мечом. Он повернулся к Полли. – В кладовке больше ничего не было, Оззи? Я сделаю запас на завтра, если…
– Я больше не пойду на кухню! – заявила Полли.
– А, ты встретил Молли Пятки-Кверху? – Капрал Шкаллот поднял голову и ухмыльнулся. – Да уж, она порадовала многих парней…
Он сунул черпак в котелок с баландой. Там, прикрытое несколькими дюймами кипящей воды, плавало распавшееся на лохмотья серое мясо.
– Сойдет для руперта, – сказал он и взял грязную миску.
– Он хочет есть то же, что и мы, – заметила Полли.
– А, он из таких, – немилосердно отозвался Шкаллот. – Да, иные руперты, что помоложе, требуют наше варево, если начитаются дурацких книжек. Хотят с нами подружиться, сукины дети… – Он ловко сплюнул в промежуток между котелками. – Погоди, вот пусть он попробует то, что мы едим.
– Но если мы едим жаркое с луком…
– Нет, не едим. Именно из-за таких, как он, – отрезал капрал, наливая серую жижу в миску. – Злобенские солдаты получают самое малое фунт говядины и фунт муки в день, а еще жирную свинину, масло и полфунта гороха. А порой даже фунт патоки. А мы едим черствый хлеб и то, что наворуем. Руперт будет жрать баланду и радоваться.
– Ни свежих овощей, ни фруктов, – пожаловался Зыркий. – Суровая диета, капрал.
– Ну, когда начнется бой, меньше всего ты будешь думать о несварении желудка, – сказал Шкаллот. Он убрал с полки какое-то тряпье и достал пыльную бутылку.
– Руперт и этого не получит, – заметил он. – Я ее выудил из вещей офицера, который проезжал здесь последним. Но с вами я поделюсь, потому что вы славные парни. – Он с легкостью отбил горлышко бутылки о край очага. – Всего-навсего херес, но надраться можно.
– Спасибо, капрал, – сказал Зыркий и щедро полил жаркое.
– Эй, не трать попусту хорошую выпивку! – потребовал капрал, хватаясь за бутылку.
– Наоборот, мясо будет еще вкуснее! – возразил Зыркий, пытаясь отобрать херес. – Ну… елочки!
Половина спиртного выплеснулась в огонь, пока две руки перетягивали бутылку. Но вовсе не из-за этого у Полли возникло такое ощущение, что в голову ей воткнули железный штырь. Она оглянулась на остальных – никто, кажется, не заметил…
Маладикт подмигнул, едва заметным кивком указал на дальний угол и отошел первым. Полли последовала за ним.
Маладикт всегда находил, к чему прислониться. Расслабленно устроившись в тени и посмотрев на стропила, вампир сказал:
– Должен заметить, что мужчина, который умеет готовить, не становится от этого менее мужественным. Но мужчина, который вместо брани говорит «елочки»? Ты когда-нибудь слышала, чтобы парни так выражались? Нет. Ручаюсь.
Значит, это ты дал мне носки, подумала Полли. Не сомневаюсь, что ты знаешь мою тайну. А как насчет Дылды? Может быть, Зыркий слишком хорошо воспитан… но одного взгляда на всезнающую улыбку Маладикта было достаточно, чтобы Полли удержала язык за зубами. И потом, если внимательно посмотреть на Зыркого с мыслью о том, что, возможно, это девушка, становилось ясно, что так оно и есть. Мужчина ни за что не скажет «елочки!». Значит, в отряде три девушки…
– И насчет Дылды я тоже почти уверен, – сказал Маладикт.
– И что ты намерен делать? – спросила Полли.
– Делать? А зачем мне что-то делать? – поинтересовался тот. – Между прочим, я – вампир, который официально притворяется не вампиром. Я уж точно не вправе утверждать, что всякий обязан играть теми картами, которые ему сдали. Поэтому удачи… рядовому Маниклю. Но ты, пожалуй, при случае отведи его в сторонку и кое-что объясни. Э… по-мужски.
Полли кивнула, попытавшись изобразить понимание.
– Я лучше пойду и отнесу лейтенанту баланду, – сказала она. – И… черт возьми, я забыл про стирку.
– Я бы об этом не беспокоился, старик, – ответил Маладикт с улыбкой. – Если дела так пойдут и дальше, окажется, что Игорь – переодетая прачка.
В конце концов Полли сама взялась за стирку. Она сомневалась, что сумеет второй раз улизнуть от Молли, да и белья было не так уж много. Она развесила стиранное перед ярко пылающим огнем.
Конина оказалась на удивление сносной – но еще удивительнее была реакция Блуза. Во-первых, он надел парадную форму. Полли и не подозревала, что можно надеть особый костюм лишь для того, чтобы сесть и поужинать в одиночестве. Блуз проглотил баланду и отправил денщика за новой порцией. Мясо уварилось добела, сверху плавала пена. Новобранцы гадали, как жилось бедняге раньше, если солдатская баланда пришлась ему по вкусу.
– Я о нем мало что знаю, – признал Шкаллот, когда на него посыпались вопросы. – Он здесь уже две недели. Так и рвется на войну. Привез с собой целую тележку книг. По-моему, типичный руперт. Все они только и ждали своей очереди, когда Борогравия ругалась с соседями. Сержант, который тут проезжал, сказал, что Блуз вообще никакой не солдат – просто штабной хиляк, который ловко умеет считать.
– Прекрасно, – сказал Маладикт, который варил кофе, сидя у огня. Маленькая кофеварка булькала и шипела.
– По-моему, он плохо видит без очков, – заметила Полли. – Зато очень вежливый.
– Значит, недавно в офицерах, – заявил Шкаллот. – Настоящие офицеры, они такие: «Эй, ты! Лопни твои глаза!» Кстати, вашего сержанта, старика Джекрама, я знаю. Он везде побывал. Кто не знает старого Джекрама? Он был с нами, когда нас замело под Ибблештарном.
– И скольких он съел? – под общий смех поинтересовался Маладикт. Ужин удался на славу, и вина осталось по стакану на каждого.
– Скажем так, вернулся он оттуда не тоньше, чем был, – ответил капрал.
– А Страппи? – спросила Полли.
– Я его тоже раньше не видел, – сказал Шкаллот. – Злобный мелкий сукин сын. Небось политический. Куда он делся, почему бросил вас тут? Нашел уютный уголок в трактире?
– Надеюсь, он не б-будет нашим командиром, – сказал Уолти Гум.
– Он? А с какой стати?
Полли пересказала события вечера. К ее удивлению, Шкаллот рассмеялся.
– Они снова пытаются избавиться от старика Джекрама! Вот умора. Помяни мое слово, десятка гавейнов и рупертов не хватит, чтобы выдворить Джекрама из родной армии. Его дважды судили военным судом, и оба раза он вышел сухим из воды. Вы знаете, что он спас жизнь генералу Фракку? Он везде побывал, все про всех знает, и связей у него больше, чем у меня, – а у меня неплохие знакомства, парни. Если Джекрам завтра решит отправиться с вами, он так и сделает, и никакой хилый руперт ему не помеха.
– А почему же такой человек ездит вербовщиком? – быстро спросил Маладикт.
– В Злобении ему разрубили ногу, рана загноилась, и Джекрам, старый хрен, укусил костоправа, который хотел на нее взглянуть, – ответил Шкаллот. – Он сам ее очистил с помощью меда и личинок, потом выпил пинту бренди, зашил рану и неделю провалялся в горячке. Говорят, генерал Фракк разыскал его и приехал, когда Джекрам был еще слишком слаб, чтобы спорить. Генерал велел ему год ездить вербовщиком и не стал слушать возражений. Даже сам Фракк не рискнул бы вручить Джекраму отставку, ведь однажды сержант протащил его на спине четырнадцать миль по вражеской территории…
Дверь распахнулась, и вошел сержант Джекрам, сунув обе руки за пояс.
– Не вставайте, парни, – сказал он, когда новобранцы виновато оглянулись. – Привет, Три Куска. Приятно видеть тебя почти целым и здоровым, ловкий ты плут. А где капрал Страппи?
– Я его весь вечер не видел, сержант, – ответил Маладикт.
– Он не заходил сюда с вами?
– Нет, сержант. Мы думали, он у вас.
На лице Джекрама не дрогнул ни один мускул.
– Понятно, – сказал он. – Слышали, что сказал лейтенант? Лодка отходит в полночь. В среду на рассвете нам нужно быть в низовьях Кнека. Постарайтесь поспать. Завтра будет долгий день, если повезет.
Он развернулся и вышел. Вой ветра прервался, когда дверь закрылась. «Нам нужно быть в низовьях Кнека», – мысленно повторила Полли. Один-ноль в пользу Шкаллота.
– Недосчитались капрала? – спросил Три Куска. – Теперь вот оно как, значит. Обычно ноги делают рекруты. Ладно, парни, вы слышали сержанта. Умывайтесь и ложитесь.
В казарме были умывальник и уборная, сооруженные кое-как, на скорую руку. Полли улучила минутку, когда они с Маникль оказались наедине. Она задумалась, как бы получше выразиться, но оказалось, что достаточно одного взгляда.
– Ты догадался, когда я вызвалась готовить ужин? – промямлила Маникль, пристально глядя на мох, выросший в раковине.
– Да, это наводило на мысль, – согласилась Полли.
– Многие мужчины умеют готовить! – горячо возразила Маникль.
– Да, но не солдаты и не с таким энтузиазмом. И без маринада.
– Ты кому-нибудь сказал? – спросила Маникль, краснея.
– Нет, – ответила Полли – в общем, не покривив душой. – Слушай, у тебя хорошо получалось, мне бы ничего и в голову не пришло, пока ты не сказала «елочки».
– Да, да, знаю, – шепнула Маникль. – Я научилась рыгать, ходить по-дурацки и даже ковырять в носу, но меня не так воспитывали, чтобы я сквернословила, как вы, парни!