Ваймс взял лист бумаги, покрутил и бросил обратно.
– К черту, – сказал он. – Что творится в крепости?
– Мне известно, что в некоторых труднодоступных частях еще остались очаги сопротивления, но противник уже практически подавлен. С тактической точки зрения, цитадель в наших руках. Это был отличный ход, ваша све… сэр.
Ваймс вздохнул.
– Нет, Кларенс, это была глупая старая уловка. Только идиот пропустит в крепость вражеских солдат, переодетых прачками. Да у троих из них были усы!
– Борогравцы в таких вопросах… довольно старомодны, сэр. Кстати говоря, в нижних подвалах мы, кажется, наткнулись на зомби. Жуткие твари. Судя по всему, здесь веками хоронили представителей высших военных чинов Борогравии.
– Правда? И что они там делают?
Кларенс поднял брови.
– Бродят, сэр. Я так думаю. Стонут. Как и положено зомби. Что-то их встревожило.
– Наверное, мы, – сказал Ваймс. Он встал, пересек комнату, открыл большую тяжелую дверь и крикнул: – Редж!
Через несколько секунд появился стражник и отсалютовал. Лицо у него было серое, и Кларенс не мог не заметить, что пальцы Реджа крепятся к ладони нитками.
– Ты уже видел констебля Башмака, Кларенс? – бодро спросил Ваймс. – Один из моих подчиненных. Мертв уже больше тридцати лет и наслаждается каждой минутой нежизни. Да, Редж?
– Так точно, мистер Ваймс, – ответил Редж, обнажая в ухмылке множество коричневых зубов.
– Здесь, в подвале, собрались твои соотечественники.
– Ну надо же. Бродят и стонут?
– Боюсь, что так, Редж.
– Тогда я пойду и перекинусь с ними словечком, – сказал Редж. Он снова отдал честь и вышел, слегка прихрамывая.
– Он… э… отсюда родом? – спросил побледневший Трепло.
– Нет-нет. Ну, сам знаешь – страна, откуда еще никто не возвращался и всё такое, – сказал Ваймс. – Он мертв, но, отдам Реджу должное, смерть его не остановила. А ты не знал, что в Страже служит зомби, Кларенс?
– Э… нет, сэр. Я пять лет не был в городе, – он сглотнул. – Судя по всему, многое изменилось.
Притом катастрофически, с точки зрения Кларенса Трепло. Служить консулом в Злобении было несложно – оставалось много свободного времени, чтобы заниматься своими делами. А потом в долине появились большие семафорные башни, и внезапно Анк-Морпорк оказался в часе пути. Раньше письмо из Анк-Морпорка шло больше двух недель, поэтому никто не волновался, если консул пару дней размышлял над ответом. Теперь ответа ожидали немедленно. Кларенс обрадовался, когда борогравцы разрушили несколько треклятых башен. Но в результате разверзся ад.
– У нас в Страже кого только нет, – сказал Ваймс. – И мы, ей-богу, в них нуждаемся, Кларенс, особенно теперь, когда злобенцы и борогравцы дерутся на улицах из-за какой-то дурацкой ссоры, которая началась тысячу лет назад. Это хуже, чем гномы и тролли! И все потому, что чья-то светлейшая прапрапра– и так далее бабушка дала пощечину какому-то прапрапра– и так далее дедушке. Борогравия и Злобения даже не условились насчет границы. Они назвали границей речку, которая меняет русло каждую весну! Иногда семафорные башни оказываются на борогравской земле, точнее, грязи, и тогда какие-то идиоты сжигают их по религиозным соображениям.
– Э… дело не только в этом, сэр, – сказал Трепло.
– Я знаю. Я читал историю. Ежегодная война со Злобенией – своего рода местное развлечение. Борогравия дерется со всеми. Но почему?
– Национальная гордость, сэр.
– Чем они гордятся? Здесь ничего нет, кроме нескольких жировых шахт. Борогравцы неплохие фермеры, но у них нет ни памятников архитектуры, ни больших библиотек, ни знаменитых композиторов, ни высоких гор, ни потрясающих пейзажей. О Борогравии можно сказать только одно: она расположена именно здесь, а не где-то еще. Что в ней такого особенного?
– Думаю, для борогравцев она особенная, потому что они тут живут, сэр. Ну и конечно, Нугган. Их бог. Я принес вам «Книгу Нуггана», сэр.
– Я читал ее в Анк-Морпорке, Трепло, – ответил Ваймс. – По-моему, просто чепу…
– Вы читали не самое последнее издание, сэр. Сомневаюсь, что там, в городе, следят… за обновлениями. Вот этот экземпляр, сэр, содержит все поправки, – сказал Трепло, кладя небольшую, но увесистую книжку на стол.
– Поправки? Как это? – Ваймс озадаченно взглянул на него. – Священное Писание, оно… уже написано. Делай то, не делай этого, не желай вола ближнего твоего.
– Э… Нугган на этом не остановился, сэр. Он… э… вносит дополнения. Преимущественно в раздел Мерзостей, если быть точным.
Ваймс взял свежий выпуск. Он был заметно толще, чем привезенный из Анк-Морпорка.
– Эту книгу называют Живым Заветом, – объяснил Трепло. – Она… ну, можно сказать, умирает, если вывезти ее из Борогравии. Завет перестает… пополняться. Новейшие Мерзости в конце, сэр, – добавил он.
– То есть это священная книга с приложениями?
– Именно так, сэр.
– На скоросшивателе?!
– Да, сэр. Люди вкладывают пустые страницы, и записи… появляются сами собой.
– Чудесным образом?
– Я бы сказал, божественным, сэр.
Ваймс открыл книгу наугад.
– Шоколад? Нугган не любит шоколад?
– Да, сэр. Это Мерзость пред Нугганом.
– Чеснок? Положим, я тоже его не люблю, так что пускай… Кошки?
– О да. Он очень не любит кошек, сэр.
– Гномы?! Здесь сказано: «Народ гномов, что поклоняется Золоту, сие есть Мерзость пред Нугганом». Да он с ума сошел. И что случилось, когда об этом узнали?
– Гномы закрыли свои шахты и исчезли, ваша светлость.
– Да уж неудивительно. Они беду сразу чуют, – сказал Ваймс. На сей раз он простил Кларенсу «вашу светлость»: молодой человек явно испытывал удовольствие, разговаривая с герцогом.
Он полистал книгу и вдруг замер.
– Синий цвет?..
– Так точно, сэр.
– Что мерзостного в синем цвете? Это просто цвет! Небо тоже синее.
– Да, сэр. Ревностные нугганиты стараются на него не смотреть. Э… – Трепло, будучи профессиональным дипломатом, не любил все называть своими именами. – Нугган, сэр, э… довольно нервический бог, – наконец произнес он.
– Нервический? – переспросил Ваймс. – Нервический бог? Что, он жалуется, если дети шумят? Требует выключать громкую музыку после девяти?
– Э… мы здесь наконец стали получать «Анк-Морпоркскую Правду», сэр… и я заметил, что Нугган… эээ… очень похож на тех, кто пишет жалобы в редакцию. Ну, вы понимаете, сэр. «Понаехали тут!» и прочее в том же духе.
– То есть он действительно спятил, – сказал Ваймс.
– Я ничего такого не хотел сказать, – поспешно возразил Трепло.
– И как с этим управляются священники?
– В общем… никак… сэр. Насколько я понимаю, они втайне смотрят сквозь пальцы на самые, э, радикальные Мерзости.
– Значит, нелюбовь Нуггана к гномам, кошкам и синему цвету – это не предел? Есть еще более безумные заповеди?
Трепло дипломатично кашлянул.
– Ну ладно, – проворчал Ваймс. – Более радикальные заповеди.
– Устрицы, сэр. Они ему не нравятся. Но это не беда, потому что никто здесь никогда и не видел устриц. А еще – дети. Они тоже Мерзость.
– И все-таки люди по-прежнему их заводят?
– Да, ваша све… простите, сэр. И чувствуют себя виноватыми. Лающие собаки – тоже Мерзость. И рубашки с шестью пуговицами. И сыр. Э… люди просто… избегают самых сложных требований. Даже священники, кажется, уже не пытаются их объяснить.
– И я, кажется, понимаю почему. Итак, мы в стране, пытающейся жить по законам бога, который, судя по всему, надевает подштанники на голову. Кстати, Нугган еще не объявил подштанники Мерзостью?
– Нет, сэр, – Трепло вздохнул. – Но, вероятно, это лишь вопрос времени.
– И как же люди терпят?
– В наши дни они по преимуществу молятся Герцогине Аннаговии. Ее изображения висят в каждом доме. Ее называют «Матушка».
– Ах да, Герцогиня. Я ее увижу?
– Нет-нет, к ней никого не пускают, сэр. Никто, кроме слуг, не видел Герцогиню вот уже более тридцати лет. Честно говоря, сэр, она, возможно, уже умерла.
– Возможно?
– Никто не знает наверняка. Официальная версия гласит, что она скорбит по мужу. Печальная история, сэр. Молодой герцог скончался спустя неделю после свадьбы. Его растерзал дикий кабан на охоте. Чтобы оплакать его, Герцогиня затворилась в старом замке КнязьМармадьюкПётрАльбертГансЙозефБернгардВильгельмсберг и с тех пор не появлялась на публике. Официальный портрет написали, когда ей было около сорока.
– У нее нет детей?
– Нет. Когда она умрет, род прервется.
– И люди ей молятся? Как богу?
Трепло вздохнул.
– Я упоминал об этом в своих докладах, сэр. Представители правящего дома Борогравии всегда имели полубожественный статус. Они возглавляют церковь, и крестьяне молятся им, надеясь, что герцоги замолвят за них словечко перед Нугганом. Они некоторым образом… местночтимые святые. Посредники между небом и землей. Честно говоря, в здешних краях это главное правило. Если хочешь сделать дело, знай, к кому обратиться. Наверное, проще молиться человеку на портрете, чем богу, которого не видишь.
Ваймс некоторое время сидел, глядя на консула. Когда он заговорил, Кларенс перепугался до полусмерти.
– Кто ей наследует? – спросил Ваймс.
– Сэр?..
– Я следую монархической логике, мистер Трепло. Если Герцогиня покинет трон, кто займет ее место?
– Э… это очень сложно, сэр, в силу кровнородственных браков и различных юридических систем, как-то…
– На кого ставить деньги, мистер Трепло?
– Э… на князя Генриха Злобенского.
К удивлению Трепло, Ваймс рассмеялся.
– И он, наверное, сейчас гадает, как там тетушка. Если не ошибаюсь, я видел его утром. Не могу сказать, что он мне понравился.
– Но он друг Анк-Морпорка, – с упреком заметил Трепло. – Я об этом тоже писал. Он человек образованный. Его очень интересуют клик-башни. У князя огромные планы в отношении этой страны. Прежде Злобения тоже поклонялась Нуггану, но он запретил старую религию, и, надо сказать, никто особенно не возражал. Князь хочет, чтобы Злобения шла вперед. Он восхищается Анк-Морпорком.