[3] во Флориде. Трус! – (Альберт и Парди нервно хохотнули.) – В общем, я не знала, что делать. А потом вспомнила миндальные круассаны из вашей пекарни – люди божились, что после них лихорадку и насморк как рукой снимает. Поэтому и приехала сделать заказ на сорок дюжин. – Мэр снова повернулась к родителям Роз. – Понимаю, все очень спешно, но у меня просто нет выбора.
Парди заломила руки.
– Мы… мы бы и рады помочь, – запинаясь, начала она, – только на нашей кухне сорок дюжин круассанов не испечь. У нас всего-навсего маленькая семейная пекарня.
– Тогда едемте в Скромнтон! – рявкнула мэр Хаммер. – На кухне в мэрии можно приготовить столько, что хватит на целую армию. Будете печь свои миндальные круассаны у нас. А после займетесь тыквенным чизкейком.
– Тыквенным чизкейком? – наморщил лоб Альберт.
Мэр Хаммер порылась в своем черном кожаном портфеле и достала оттуда пожелтевшую вырезку из газеты «Новости Горести-Фолз». Заголовок статьи гласил: «Десятилетний мальчик, больной свиным гриппом, чудесным образом исцелился, съев тыквенный чизкейк из пекарни Чудсов».
Альберт вытер руки о фартук.
– Ха! – воскликнул он. – Было бы неплохо. Но это все выдумки – мальчишка просто притворялся, чтобы не ходить в школу!
Никому, кроме своих детей, родители не признавались, что выпечка из их пекарни волшебная. «Если пойдут слухи о магии, – всегда говорила Парди, – сюда ринутся толпы и наша маленькая пекарня перестанет быть маленькой и нашей, а превратится в огромную фабрику. Семейный бизнес рухнет».
Когда кто-то порой обращал внимание на удивительные эффекты кексов, печенья и пирогов из пекарни Чудсов, Альберт и Парди лишь отмахивались, утверждая, что все это – естественный результат сочетания идеально выверенного рецепта и правильного приготовления.
Роз, однако, помнила, как мама с папой пекли тот самый чизкейк. Притаившись на лестнице, она подглядела, как поздним вечером после закрытия пекарни родители смешали содержимое нескольких банок из синего стекла, как над чашей с тестом поднялось и закружилось над маминой головой облачко лилового тумана, как шипела и стреляла смесь, плюясь во все стороны розовыми, зелеными и канареечно-желтыми искрами. Роз бы все на свете отдала, чтобы печь так же! Подобный процесс вызывал благоговение, пускай детали и хранили в тайне.
Мэр Хаммер нетерпеливо барабанила носком туфли по полу.
– Меня не волнует, исцеляют ли ваши чизкейки на самом деле, главное, людям они нравятся и от них улучшается самочувствие. Именно то, что нам надо.
Мягким и сладким, как печенье с шоколадной крошкой, голосом Парди осведомилась:
– Что ж… и как много времени, по-вашему, на это может потребоваться?
– Не больше недели, – ответила мэр.
– Прошу прощения, мэр Хаммер. Наша пекарня работает вот уже двадцать пять лет и за это время ни разу не закрывалась дольше чем на один день. Мы никак не можем позволить себе уехать на неделю.
Мэр Хаммер кивнула одному из своих телохранителей, и тот передал ей чековую книжку в кожаном переплете. Нацарапав на чеке несколько цифр, она показала его хозяевам пекарни. Альберт и Парди ошеломленно переглянулись, точно у них на глазах кто-то вытащил из шляпы кролика – очень дорогого кролика, усыпанного брильянтами.
– Сколько нулей! – ахнул Альберт.
Парди поглядела на гостью с сомнением:
– Мы сделаем это…
– О, замечательно! – воскликнула мэр Хаммер, протягивая чек.
– Вы не дали мне договорить. – Парди разорвала чек на кусочки. – Мы сделаем это бесплатно.
Роз улыбнулась. Мама и папа могли бы сказочно разбогатеть, а после стать директорами компании и носить элегантные серые костюмы, потягивать дорогое шампанское, ездить на заднем сиденье шикарных автомобилей, как мэр Хаммер, – но предпочли богатству скромные комнаты над тесной кухней своей крошечной пекарни.
Мэр Хаммер потянулась через стол и заключила обоих Чудсов в объятия.
– Мы доставим вас на место, как только вы соберетесь. Жду вас в хаммерском «хаммере».
Роз громко постучала в дверь комнаты братьев. Рукописная табличка на двери гласила: «Приемные часы: 15:00–16:00».
– Тим! – крикнула Роз. – Мама с папой уезжают! Пожалуйста, выйди.
На часах было всего одиннадцать утра, а Тим, как правило, не вылезал из своей берлоги раньше полудня. Роз приоткрыла дверь. При помощи перекинутой через веревку простыни Тим разделил комнату на две половины; его половина, разумеется, находилась за занавеской, однако из-за краешка простыни Роз разглядела белый носок, свисавший с большого пальца ноги старшего брата. Она вошла в комнату, отдернула простынь и потрясла Тима за широкое голое плечо:
– Тим!
Тот недовольно застонал:
– Тебе лучше придумать хорошее оправдание, потому что ты разбудила меня на середине баскетбольного матча!
– Мама и папа уезжают на целую неделю и оставляют пекарню на нас!
Стоило Роз произнести это вслух, и ей сразу представилось, как она порхает по кухне в мамином фартуке в бело-голубую клетку, листает Поваренную книгу Чудсов, просеивает муку, растапливает на водяной бане шоколад и добавляет в тесто слезы девушек с разбитым сердцем, последний вздох доброго человека, щепотку горькой, похожей на мел, растолченной золы из летних походных костров или… да мало ли что еще она добавит! А потом повернет коленчатую рукоятку, чтобы поднять секретный грозовой разрядник, с помощью которого иногда разжигали главную духовку, и – вуаля! – Роз творит волшебство. Если она порой и ворчала, когда ее просили помочь на кухне, то только потому, что эта помощь никак не была связана с магией. Настоящая магия, та, что хранится в банках из синего стекла, стоит любых усилий, считала девочка.
– Серьезно? – Тим резко сел в кровати. – Вот здорово!
– Еще бы, – согласилась Роз. – Мы сможем печь сами!
– Поправочка, ми эрмана[4], – насмешливо фыркнул Тим. При каждом удобном случае он вставлял в речь испанские словечки – готовился к тому дню, когда станет самым знаменитым скейтером в Барселоне. – Ты сможешь печь сама. Лично я буду расслабляться по полной.
На первом этаже Альберт опустил жалюзи на всех кухонных окнах, Парди зажгла свечку. Вот что значит вступить в тайное общество, подумала Роз. Она стояла, вытянувшись в струнку, и ждала указаний родителей. Тим, подпирая подбородок ладонями, сидел на разделочном столе и зевал от скуки.
– Нам очень не хотелось бы оставлять вас одних, – начала Парди, – но в соседнем городке без нас не обойтись. Мы попросили Чипа выходить эту неделю на полный день, но в любом случае у него не получится и управляться с выпечкой, и стоять за кассой, поэтому от вас двоих потребуется больше помощи, чем обычно.
Роз затрепетала от волнения, когда ее отец взял в руки Поваренную книгу.
– Но сначала – самое главное, – сказал он, открыв стальную дверь огромной холодильной камеры, и вошел туда вместе с Книгой.
Роз и Тим последовали за ним в узкий коридор, с обеих сторон от пола до потолка заставленный коробками с обычными продуктами – молоком, сливочным маслом, яйцами, шоколадом, орехами и тому подобным. Под потолком помаргивала неяркая флуоресцентная лампа.
В конце коридора на стене висел выцветший зеленый гобелен. Роз видела его и прежде – например, когда выгружала в холодильник коробки с яйцами после похода на птицеферму – и неизменно испытывала к нему интерес. Гобелен был толстый, как персидский ковер, и весь покрыт затейливой вышивкой: вот – мужчина замешивает тесто, вот – женщина разжигает огонь в печи, тут – малыш в ночной сорочке лакомится кексом, там – старик сачком ловит светляков, а здесь – девочка посыпает глазурь на торте сахарной пудрой.
Парди положила ладонь на дочкино плечо:
– Солнышко, ты сделала дубликат ключа, как я просила?
Роз похлопала себя по нагрудному карману, достала два серебряных ключика: один – потускневший от времени, тот, что утром дала ей мама, и второй – новенький, изготовленный мистером Клайном, – и отдала их отцу. Старый ключ Альберт спрятал в карман, затем отвернул гобелен, за которым обнаружилась невысокая деревянная дверь: поблекшие от времени доски, кованые петли – такие двери делали раньше, когда люди были ниже ростом. Альберт вставил бородку нового блестящего ключа в замок, выполненный в форме восьмиконечной звезды, и провернул его влево. Дверь со скрипом отворилась. Альберт дернул за древнюю медную цепочку – и над головами зажглась пыльная лампочка. Роз глазела, разинув рот от изумления.
Дверь вела в крохотную, обшитую деревом комнатку размером с чулан, полную сокровищ Средневековья, среди которых выделялся портрет худощавого мужчины с усами, облаченного в длинную темно-фиолетовую мантию. На табличке в нижней части рамы старинными, почти неразборчивыми буквами было выведено: «ИЕРОНИМ ЧУДС, ПЕРВЫЙ ПЕКАРЬ-ВОЛШЕБНИК». Еще там находилась гравюра с изображением женщины в фартуке, которая подавала королю, сидящему за длинным пиршественным столом, дымящийся, будто только что из печи, пирог. «АРТЕМИЗИЯ ЧУДС, ДАМА-ПЕКАРЬ, УДОСТОЕННАЯ ЧЕСТИ ПРЕПОДНЕСТИ ПИРОГ ЕГО ВЕЛИЧЕСТВУ КАРЛУ II», – значилось на табличке. Фото в желтовато-коричневых оттенках сепии запечатлело мужчину и женщину, державшихся за руки перед пекарней, а рядом с фото висела вырезка из газеты 1847 года под заголовком: «Семейная чета пекарей Чудс прибывает в Нижний Ист-Сайд[5] кормить иммигрантов».
Сбившись в кучку, все четверо стояли в кладовой, при свете свечи разглядывая предметы из прошлого.
– Мы с вашей мамой называем эту комнату библиотекой, хотя предназначена она лишь для одной книги. Книга эта важнее всех книг во всех библиотеках страны, вместе взятых, так что, да, это – библиотека.
Увиденное произвело впечатление даже на Тима.
– Готов поспорить, ты рад, что стал Чудсом, а, пап? – воскликнул он.