Площадка перед павильоном Тайхэдянь изумляет сложной формой сооружений и утонченной красотой их декора. Снабженная лестницами, окаймленная резными балюстрадами, она так же, как и любой вход, защищена символическими фигурами животных: бронзовые львы зеленоватых и золотистых оттенков, гигантские черепахи, изящные цапли. Помимо изображений животных, здесь находятся высокие, сложной формы курильницы, сверкающие медные чаны, которые когда-то использовались в культовых целях. Чудовища, охраняющие вход во дворец, являются одним из лучших произведений китайского искусства. Виртуозно владея техникой лепки, скульптор сумел передать чувство исполинской силы, возникающее при одном лишь взгляде на его творения.
Статуи львов перед павильоном Запретного города
Интерьер павильона Высшей гармонии, безусловно, является венцом старинного китайского зодчества. В деревянных узорах колонн, колоссальных балок и великолепных карнизов воплощены почти все архитектурные традиции Поднебесной. Рядом с Тайхэдянь, на том же трехступенчатом стилобате стоят павильоны Полной гармонии и Сохранения гармонии, немного уступающие ему по значению и размерам. Все 3 здания образуют внешний двор, своеобразный духовный центр дворца, поразительно не похожий на расположенные позади внутренние дворы.
Сооружения основной линии завершает тенистый сад. Небольшой, но очень уютный, он является образцом искусственной природы, созданием которой прославились китайские мастера – художники, строители, садоводы. Все его элементы созданы руками человека, начиная от камней и заканчивая водоемами. Заботливые руки служителей придали причудливую форму деревьям, искусно имитировали наросты на их стволах. В тихом императорском парке все располагает к отдыху: красота укромных уголков, беседки, тень от вековых деревьев.
Китайские зодчие старательно подчеркивали особенность каждой детали постройки. Например, стандартная конструкция оснований в местной архитектуре является чертой не менее характерной, чем изогнутые крыши. Уходя внутрь, за плоскость стены, цоколь словно подрезает ее. Если в европейском зодчестве он служит переходом основания к стене, то у китайцев его можно считать вполне самостоятельной деталью. При внимательном взгляде создается впечатление, что тяжелая стена давит на основание, подчеркивая не связь с землей, а собственную весомость. Эффект тяжести еще более усиливают крупные детали и густой замысловатый орнамент.
К началу XX века пекинские укрепления обветшали; ненужные стены мешали развитию города, поэтому их начали понемногу разбирать. К середине прошлого века от них почти ничего не осталось, и только Запретный город время, к счастью, пощадило. От мощной оборонительной системы сохранились несколько башен и часть полуразрушенной стены маньчжурского города. Впоследствии на месте крепостных стен были проложены широкие магистрали. Сегодня архитектурный комплекс Гугун, как самый крупный дворцовый ансамбль, занесен ЮНЕСКО в Список всемирного наследия человечества.
В настоящее время отдельные павильоны заняты собранием живописи. Экспозиция располагается в залах с низкими потолками и длинными рядами стеклянных витрин. Старые мастера, отражавшие на картинах подробности дворцового быта, не забывали о церемониях, в частности запечатлев шествие от входных ворот к главному павильону. На цветных свитках, ныне хранящихся в залах музея, можно увидеть царедворцев, чиновников, вельмож в военных штатских одеждах, длинной цепочкой растянувшихся по пути к трону владыки. Своеобразную архитектуру дворца прекрасно дополняют высокие флагштоки с китайскими фонариками и развевающимися стягами. Европейская публика узнала о Запретном городе из фильма знаменитого итальянского режиссера Б. Бертолуччи «Последний император». События картины происходили внутри Императорского дворца, где кино снималось впервые за всю историю существования строения.
Горько-сладкая жизнь мандаринов
Скрываясь за стенами Запретного города, император не мог лично управлять страной. Для исполнения его воли еще в древности сформировалась сложная система управления. Законодательная роль в ней отводилась членам императорской семьи и высшим сановникам. Хуаншан, как называли вельможи правителя в разговоре между собой, обладал правом распоряжаться жизнью и собственностью подданных, контролируя все, что происходило в государстве. Божественную власть Сына неба на местах представляли чиновники, которых европейцы называли мандаринами (от порт. mandar – «командовать»). В зависимости от своих обязанностей они могли быть и штатскими, и военными, но в любом случае должности не передавались по наследству. Выгодное место доставалось человеку не только образованному, но и сумевшему доказать это на экзаменах.
Чиновник. Статуя на Минских могилах
Отношения между управленцами разных чинов регулировались системой ответственности, которая в общем повторяла бытовавшую еще в древности круговую поруку. Основой этого явления служила мысль о том, что столичные сановники должны отвечать за поступки провинциальных начальников. Например, вместе с провинившимся участковым казнили и того, кто за него поручился. За растратчика или нерадивого полководца жизнью расплачивалась вся семья: родители, жены, дети, братья и сестры. Даже детей убивали без пощады; серия казней завершалась только после того, как в живых не оставалось никого из близких родственников «злодея».
Одна из таких историй открылась при раскопках усыпальницы в южнокитайской провинции Гуандун. Археологи обнаружили захоронение предположительно тысячи человек, умерших примерно в одно время и состоявших друг с другом в родственной связи. Выяснилось, что погибшие входили в семейный клан чиновника Линь Шуиня, казненного, возможно, по доносу. Вместе с ним были зарезаны все его родственники до девятого колена. По мнению ученых, Линь Шуинь мог участвовать в обвинении кого-нибудь из императорских евнухов. В эпоху Мин гаремные стражи фактически управляли страной, открыто занимались казнокрадством и легко расправлялись с теми, кто мешал им обогащаться за императорский счет.
Путешественники, посещавшие средневековый Пекин, сравнивали императорский двор с большой семьей, называя правителя отцом, а придворных неразумными детьми. Считаясь патриархом всей империи, император управлял страной как самовластный родитель, поэтому избежать наказания не удавалось даже самым почтенным вельможам. Провинившийся мандарин, если не попадал на плаху, подвергался порке на глазах у отца-императора, чем полностью искупал свою вину и вновь обретал царскую милость. Отеческие побои не вызывали гнева, напротив, высеченный чиновник спокойно возвращался к неблаговидным делам, зная, что теперь долго не обратит на себя внимания.
Общественная мораль в Китае до сих пор зиждется на принципе почитания старшего. Раньше безраздельная власть родителя, будь то отец семейства или правитель империи, вызывала чувство страха и благоговения. Она была присуща всем социальным институтам и являлась основой церемониала, нарушить который не осмелился бы ни один из подданных Сына неба. В среде чиновников строгие правила касались только внешнего вида и поведения. Государственным служащим полагалось носить высокие атласные ботинки на толстых подошвах белого цвета, фетровые шапочки с перьями или шариками, дорогие халаты с длинными рукавами. Гражданские дополняли свои костюмы нашивками с изображением птицы, а военные – животного. По должностным разрядам расписывались цвет паланкина, зонтика и одежды; протоколу подчинялись покрой, ткань, фасон шапки и материал шарика на ней, число пуговиц, количество слуг, коней и носильщиков. В то время как состоятельные пекинцы носили платье спокойных оттенков голубого, серого или коричневого цвета, их ученые соотечественники вынужденно облачались в яркие малиновые или синие халаты.
Сановник с женой и слугами. Каменный рельеф, период Сун
В маньчжурском Пекине чиновники различались украшениями поясов: если носители высших званий позволяли себе инкрустированные рубинами агаты, то низшим разрешался только черный бараний рог. Простые печати выполнялись из дерева, а самые почетные – из серебра. Будучи людьми образованными, служащие использовали их только по назначению, то есть заверяли документы. Неграмотные простолюдины старались прикоснуться к символу власти, веря, что печать обладает чудодейственной силой и может, например, излечить от хвори или предотвратить беду.
Особое значение в костюме китайского чиновника имел веер. Им закрывались от солнечных лучей, отгоняли мух и комаров, создавали прохладу в дополнение к опахалу. Закрыв лицо веером, можно было «не заметить» недруга, а значит, и не кланяться ему. Следуя мимо бедняцких кварталов, чиновник спасался от вони, овевая себя ароматным веером из сандалового дерева.
Одним из признаков богатства и высокого положения в обществе служили ухоженные ногти. Выставляя вперед два больших пальца, знатный человек без слов демонстрировал свое благородное происхождение и не менее благородное занятие. Неимоверно длинные, полированные, окрашенные ногти могли сломаться, во избежание чего на каждом пальце вельможи имелся колпачок. Считаясь «посланником сверху», мандарин не имел права посещать театр, находиться среди простых людей, руководить родной провинцией. Опасаясь советов неграмотного родителя, он не мог жить в отчем доме, впрочем не расстраиваясь по этому поводу, поскольку его собственное жилище, как правило, было просторней и богаче.
Кортеж высшего сановника
За отличие по службе деятели маньчжурского государства награждались Орденом двойного дракона. К наиболее престижным наградам относилась желтая куртка, отороченная собольим мехом. Император жаловал сановников пурпурными или золотистыми поводьями. Престарелым чиновникам разрешался въезд в Запретный город верхом или в паланкине абрикосового цвета. Молодой служащий крепил к шапке черное перо вороны, меняя его при повышении ранга на павлинье с 1–3 глазками в зависимости от заслуг. Выехать из дома без сопровождения не мог никто из них. Атрибуты кортежа, так же как эмблемы и прочие символы власти, определялись церемониалом.