— Что же здесь плохого?
— Надо, чтобы китайские сановники боялись и уважали наших солдат в той же степени, в какой Гуй Лян страшится моего Париса. А для этого нам надо подойти ближе к столице.
— Расчёт верный.
— Я искренне радуюсь, что китайцы принуждают нас идти дальше. Чтение последней почты из Европы заставляет меня ожидать, что при нынешнем миролюбивом настроении умов в Англии, наше правительство принудит меня заключить мир во что бы то ни стало.
— Китайцы только этого и ждут.
Лорд Эльджин кивнул головой.
— А теперь я могу написать в Лондон, что получил указания непозволительно поздно и действовал на благо британской короны и подданных её величества, согласно обстоятельствам. — Он собрал на столе бумаги и указал раскрасневшимся лакеям, заглядывавшим в дверь, на книжные шкафы.
— Книги упакуйте в ящики, а впрочем, — прервал он сам себя, — это можно сделать завтра, выносите пока мебель из прихожей.
Когда дверь закрылась, он дал Игнатьеву прочесть черновые переводы китайских бумаг, найденных в Син Хэ.
— Полюбопытствуйте, вам это пригодится. Садитесь в кресло и читайте, — тоном школьного учителя сказал лорд Эльджин и, пройдясь по кабинету, постучал ногтем по клетке с попугаем.
— Тыщача че-тей, тыщача че-тей! — заверещал попугай и попытался ухватить лорда Эльджина за палец. Тот засмеялся: — Дурак ты, Гарри! — Попугай взъерошил перья. — Хаг-ги хо-гоший, Хаг-ги хо-гоший…
Его сердитый причет досаждал минуты две.
Лорд Эльджин опустился в кресло и принялся листать журналы, изредка поглядывая на погрузившегося в чтение русского посланника.
— Там есть примечательный доклад Сэн Вана, касающийся шанхайского ультиматума моего брата Фредерика и мсье Бурбулона.
— Я уже прочёл его, — отозвался Николай. — Сэн Ван обвиняет шанхайского губернатора Хэ Гуй Цина чуть ли не в измене, в сговоре с европейцами.
— Да, — злорадно усмехнулся англичанин. — Маньчжурский главнокомандующий полагает, что надо было вовлечь нас в переговоры в Шанхае, подальше от столицы, прежде чем мы подойдём на кораблях к Дагу.
— А что, — откладывая в сторону прочитанные тексты, похвалил Игнатьев Сэн Вана, — мыслит он верно и к тому же прозорливо. Сумел же он предугадать ваше желание вновь оказаться в Тяньцзине, где вам уже однажды довелось заключить договор.
— Умён, — согласился лорд Эльджин, — я не отрицаю.
Кроме трёх или четырёх бумаг, касающихся исключительно европейцев, Николай прочёл ещё предписание Верховного Совета от двадцать седьмого марта, в котором говорилось, что «Игнатьев, рассерженный непринятием его положений о новой границе, обещает, что несколько русских военных кораблей прибудут к Бэйцану». «Надо, — гласило указание Сэн Вану, — предпринять меры, чтобы не пропустить русские корабли дальше, даже, если бы на них привезли оружие для Китая. Русским можно сказать, что для передачи оружия не стоит подходить близко к берегу — весь груз будет перевезён на маленьких джонках». В предписании ещё было сказано, что «если Игнатьев будет посылать людей или шпионов к морю, то следует непременно их схватить и доставить в центральную пекинскую тюрьму при уголовной палате».
Он читал всё это и в очередной раз восхищался мужеством, и ловкостью своих верных помощников, и, прежде всего, изворотливостью Попова. Вот, кто прирождённый сыщик и агент.
Из донесений Сэн Вана Верховному Совету было видно, что он согласился с этими предписаниями и принял соответствующие меры: везде между Пекином и морем задерживались русские подданные и китайцы, служащие им. Отлавливались и заключались под стражу.
«Заключались под стражу», — мысленно повторил про себя Николай и понял, что он сам своим вниманием к Му Лань навлёк на неё беду. Похоже, её так же «отловили и препроводили в тюрьму», хотя Попов уверяет, что ни в одной из тюрем девушки под таким именем не значится. «Тем хуже, — горестно вздохнул Игнатьев. — Тем хуже».
Он едва сдержался, чтоб не застонать.
Лорд Эльджин, всё это время пристально наблюдавший за ним, тотчас же выразил беспокойство по поводу его внезапной бледности.
— Вам плохо? Может, позвать доктора? Он здесь.
Николай помотал головой.
— Не стоит.
Возвращая бумаги и стараясь предупредить вопросы, он медленно заговорил:
— Всё это очень интересно. Мне не первый раз приходится читать домашнюю переписку мандаринов, официальные депеши китайских властей, но, тем не менее, — он снова глубоко вздохнул и медленно-медленно выдохнул, пытаясь унять боль, вонзившуюся в сердце, — не могу удивляться, сколько в этих бумагах откровенной лжи и настоящего восточного коварства. Остаётся только жалеть, что китайцы не исполнили своих намерений относительно меня.
— Упустили? — с явным сожалением в тоне спросил лорд Эльджин.
— Промахнулись.
— Интересно, что им помешало?
— Я не знаю.
— Мне кажется, вы имеете все основания присоединиться к нам. Теперь вы знаете китайцам цену.
— Я её и раньше знал, — криво усмехнулся Игнатьев. — Просто не имею права ссориться с Пекином.
— А что за переговоры были у вас о границе? — полюбопытствовал лорд Эльджин, аккуратно укладывая китайские бумаги в небольшой саквояж.
Николай объяснил, что часть русской границы ещё не определена точным образом, и, во избежание будущих недоразумений, Россия предложила китайскому правительству раз и навсегда проложить границы на карте.
— И как идут дела? — рука с бумагами замерла в воздухе.
Игнатьев пожал плечами и слегка похлопал себя по груди — боль отпускала.
— Китайцы делают вид, что это их не очень интересует. Да вы и сами их прекрасно изучили.
Рука с бумагами нырнула вниз.
— Что верно, то верно, — щёлкнул замком лорд Эльджин и приставил саквояж к ноге. — По глупости своей маньчжуры превосходят все народы мира. Им несут свет знаний, а они предпочитают гнить в потёмках. Чисто страусиная политика: голову — в песок и никаких проблем.
— Иначе не скажешь, — поддержал его Николай и услышал, что окончание пограничного дела было бы выгодно для Китая. — Нет ничего хуже неопределённости.
— Для нас, — посетовал Игнатьев. — А китайцы ею просто упиваются, впадают в сомнамбулический транс, как курильщики опиума.
— О! — шутливо изобразил бессознательное состояние лорд Эльджин и рассмеялся. — В этом они знают толк. Даже сын неба выкуривает две-три трубочки в день — заглядывает в рай.
— Император курит опиум? — сделал удивлённое лицо Игнатьев, хотя слышал об этом от Татаринова. — Если это так, то долго он не проживёт.
— Вот ещё одна причина, по которой мы должны торопиться в Пекин, — озабоченно сказал англичанин и согнал со своего лица дурашливое выражение. — А вы могли бы этот факт использовать, как повод для войны. И приложить прочитанные только что бумаги. Я вам их отдам без промедления.
Николай задумался.
— Нет, — сказал он через некоторое время. — Домашняя переписка китайцев — не более, чем казуистика. Если искать повод к войне, то у нас в этом никогда не будет недостатка.
— Вы так плохо живёте с соседом? — ужаснулся лорд Эльджин и стал похож на своего секретаря, с лица которого не сходило выражение крайнего испуга.
— Живём мы вполне сносно, но, имея более десяти тысяч вёрст общей границы, всегда найдём более весомые причины для объявления войны.
— Так что же вам мешает? — с долей зависти и возмущения прихлопнул колено англичанин. — Будь я на вашем месте, я бы тряс богдыхана, как грушу! Он бы выучился у меня плясать гопак!
Игнатьев смиренно вздохнул.
— Вы же знаете нашу политику добрососедства: пусть всё идёт своим чередом. И потом, — опередил он возражение, — ваше правительство и ваш парламент не замедлили бы первыми обвинить нас в попытке колонизировать Китай. Вы и так постоянно подозреваете, что мы об этом только и мечтаем.
— Но что-то всё-таки вас держит здесь? — не выдержал, спросил лорд Эльджин, раздражённо указав рукой в сторону гавани, где на бизань-мачте клипера "Разбойник" развевался русский флаг. — Торчите здесь и не уходите. — В его раскатистый баритон вкрались нотки неприязни.
— Лучшим доказательством противного, — спокойно возразил Игнатьев, — может служить то, что мы двести лет кряду живём с Китаем в мире и не собираемся пользоваться этим в корыстных целях.
— Ну и зря, — припечатал ладонью письменный стол хозяин кабинета. — С паршивой овцы хоть шерсти клок. — Он приподнялся с места и назидательно продолжил: — Надо уметь видеть свой интерес и не стесняться заявлять об этом прямо.
— Судьбу на кривой не объедешь, — так же вставая из-за стола, сказал Николай, — а мировоззрение русского человека и подавно.
— Все мы люди, — с фальшивым добродушием в тоне заметил лорд Эльджин. — Из двух зол надо выбирать наиболее прибыльное.
— Не получается, — шутливо развёл руками Игнатьев. — В кои-то веки выдалась свободная минутка, решил ваше сиятельство в гости позвать, ан, не судьба!
— В Пекине встретимся, — деловито пообещал англичанин и протянул руку на прощание. — Увидите генерала Монтобана, объясните ему истинное положение дел.
— Относительно чего? — поинтересовался Николай, чувствуя, что посланник её величества не выпускает его руку из своей.
— Французы вообразили себе, что нужны Бог весть какие приготовления для предстоящего похода, а между тем, серьёзной угрозы армия маньчжуров нам не представляет. — Он по-приятельски подмигнул. — Когда за дело берутся англичане, французам остаётся лишь подквакивать.
— Но с какой стати генерал Монтобан начнёт выслушивать мои советы? — Он сделал неопределённый жест рукой и посмотрел на собеседника, который уже раскрыл рот для ответа.
— Этот галльский петух всецело доверяет вам.
— Вы уверены? — с дружеской озабоченностью в голосе спросил Игнатьев. — Убеждён! — без тени сомнения воскликнул лорд Эльджин и добавил: — Мы разобьём китайцев с той же лёгкостью, с какой ваши гусары бьют хрустальные бокалы.
— Польщён сравнением, — с улыбкой признался Николай. — Я сам был выпущен из Пажеского корпуса корнетом в лейб-гвардии гусарский полк.