Валя забрала ружье-транквилизатор у другого мужчины и направила на Сейхан.
– Не знаю, сколько еще седативных доз сумеет пережить твой ребенок. Хочешь выяснить?
Пленница взглянула на женщину снизу вверх, осознав, что в нынешнем состоянии не способна сопротивляться и может лишь наблюдать, как здоровяк уносит Харриет. Пенни рыдала, цепляясь за сестру; девочку грубо оттолкнули на кровать.
Пятилетняя Харриет восприняла обстоятельства стоически, смиряясь с неизбежным, и в глазах ее застыл немой вопрос: «За что меня наказывают?»
Когда Валя повернулась к выходу вслед за охранниками, сердце Сейхан оборвалось, и она резко окликнула женщину:
– Только попробуй причинить ей вред, и я…
Не дослушав, та захлопнула за собой дверь, проигнорировав жалкие угрозы. Сейхан бросилась к кровати, чтобы утешить Пенни, а когда девочка уткнулась заплаканным лицом ей в грудь, заверила:
– С ней все будет хорошо. С Харриет все будет хорошо.
Лишь бы это оказалось правдой!
В животе снова дернулся ребенок. В сердцах Сейхан прокляла мужчину, поселившего к ней в утробу этого демона, хотя и немало тревожилась за отца малыша. Во что же он вляпался… Такое впечатление, что за загадочной технологией охотятся все. Неужели такая важная?
Пусть Грей ищет разгадку. У нее свои заботы. Нынешнее положение сильно подрывает ее физические возможности. Прорваться силой не получится, особенно с девочками на буксире. Требовалась новая стратегия.
Сейхан прижала Пенни покрепче.
Как перехитрить Снежную королеву?
Глава 11
25 декабря, 14 часов 48 минут
по западноевропейскому времени
Лиссабон, Португалия
– Что она делает? – спросила Карли.
Музыкальный модуль почти загрузился, и Мара проводила диагностику в поисках ошибок или глюков. По прошлому опыту она знала, что сейчас в развитии Евы наступает критический момент. Благодаря тщательно продуманной схеме «воспитания» сознание программы созрело – и стало способно к истинному росту. Однако эта же способность сделала его уязвимым. Сейчас программа балансирует на волоске: может вырасти в волшебное создание, наделенное истинной душой, – а может и превратиться в чудовище, эгоцентричное, жестокое, бесчеловечное.
– Почему она сидит без движения? – вновь спросила Карли.
Мара склонила голову набок, вглядываясь в странную позу Евы. Казалось, вместо того, чтобы впитывать последнюю порцию новых данных, отраженную на экране в виде струящегося потока нот, Ева ушла в себя. Опустилась на одно колено, склонила голову набок; длинные черные волосы упали на сторону, открывая ухо.
– Может, зависла? – спросила Карли. – Ну, вроде глюка в видеоигре?
– Не знаю. – Когда Мара осознала, что означают эти слова, ее вдруг охватила дрожь. – Я не знаю, что она делает.
– Словно к чему-то напряженно прислушивается… – Карли обернулась к подруге. – Может, ей понравилась какая-то песня, и теперь она проигрывает ее снова и снова?
– Нет, так она делать не стала бы.
– А ты ее спроси. Она уже понимает, что такое язык. Поговори с ней.
– Пока слишком опасно. Это может пошатнуть ее хрупкую цифровую психику. Для Евы виртуальный Эдем – ее мир. Она еще не готова узнать о нашем существовании.
– О том, что на нее смотрят боги?
Мара кивнула.
– Думаю, ты права: она к чему-то прислушивается.
Но к чему?
И вдруг Мару осенило.
– Давай-ка проверим!
Она быстро набрала на клавиатуре код, и на мониторе ноутбука открылась другая диагностическая программа, отслеживающая помехи – радиопередачи и другие посторонние сигналы, которые могли ворваться в замкнутую систему «Генезиса» и повредить ее.
В углу экрана появилась движущаяся диаграмма.
Мара быстро просмотрела результаты анализа.
– Электромагнитное излучение земли. Радиоволны. Сотовый сигнал. Где-то рядом беспроводной роутер. – Она указала на самый высокий пик на диаграмме. – Вот очень сильный сигнал. В СВЧ-диапазоне.
– СВЧ? – Карли подошла к окну. – Там на углу ресторан. Если они что-то разогревают…
– Нет, я не о микроволновой печи. Это другое…
Острый пик на диаграмме исчез, и Мара вздохнула.
Наверное, это ничего и не значит.
Карли стояла у окна, с наслаждением вдыхая теплый полуденный бриз. Золотистые кудри растрепались по плечам, щеки разрумянились от ветра. Траурный черный пиджак распахнулся, открывая взгляду изгибы сильного, стройного тела. Мара смотрела на подругу, не в силах отвести взгляд и вернуться к экрану.
Ева наконец встала, хотя по-прежнему будто к чему-то напряженно прислушивалась. Она нахмурилась; ее лицо казалось обеспокоенным. Почти испуганным.
Озадаченная и заинтригованная, Мара подозвала Карли:
– Иди сюда, взгляни!
Подруга отвернулась от окна и подошла к ней. В эту секунду Мара заметила, что пик на диагностической диаграмме, обозначающий излучение в СВЧ-диапазоне, взметнулся вверх. Ева на экране повернула голову, словно услышав или ощутив приближение Карли.
Мара выпрямилась; ее вдруг охватило страшное предчувствие.
– Что такое? – спросила Карли.
– Ты выключила телефон?
– Да, и аккумулятор вынула. Все, как ты сказала.
Мара знала, что мобильные телефоны используют СВЧ-частоты для коммуникации со спутниками GPS, позволяющими отслеживать местонахождение телефона.
– Проверь карманы! Все!
Пока Карли выполняла ее торопливый приказ, Мара спешно обыскивала собственную одежду.
Ничего!
И вдруг Карли широко раскрыла глаза. Из кармана пиджака она извлекла блестящий кругляшок размером с монету.
– А это что? И как оно сюда попало?
На оба вопроса Мара уже знала ответ. Ей вспомнился бандит, схвативший Карли в аэропорту.
– GPS-маячок. Тебе подбросили трекер, прибор слежения!.. – Она повернулась к дверям, уже поняв правду. – И я сама привела сюда врага!
14 часов 53 минуты
Тодор сломал портье еще один палец.
Другой рукой он затыкал ему рот, заглушая крики и стоны. Двое соратников прижимали несчастного к стулу в задней комнате. Тодор вглядывался в темные, полные слез глаза жертвы.
Что такое боль? Есть ли у нее цвет, запах, вкус?
Всю сознательную жизнь он мечтал испытать это ощущение, понять наконец, чего лишен. Нельзя сказать, что ему недоставало чувственного опыта. Тодор ощущал прикосновения, потел в жару, мерз на холоде; однако мог располосовать себе руку ножом – и ничего не почувствовать.
Он знал, что боль – механизм предосторожности, нечто вроде встроенной в организм системы сигнализации. Многие с тем же синдромом, что и у него, погибли еще детьми – от ран, которых не замечали, или, куда чаще, от того, что по-глупому собой рисковали. Боль не сдерживала их, не учила тому, что тело ранимо; они считали себя бессмертными.
Тодору очень повезло, что в «Тигель» он попал еще мальчишкой. Быть может, суровые тренировки и ограничения, принятые в братстве, спасли ему жизнь.
Так и не узнав от своего пленника ничего нового о боли, Тодор выпрямился и терпеливо ждал, пока заглушенные вопли портье – нигерийца с угольно-черной кожей – сменятся неудержимыми рыданиями.
Когда он с товарищами вошел в гостиничный холл, портье за конторкой говорил по телефону. Размахивал длинными руками, громко и ожесточенно споря о чем-то на родном языке. На вошедших не поднимал глаз. Быстрыми шагами Тодор пересек холл и остановился у конторки. Он ждал, когда черномазый окончит разговор, и сердце его переполнялось омерзением, ненавистью к грязному язычнику, который здесь, среди христиан, имеет наглость болтать на своем поганом языке!
Теперь Тодор отпустил руку этого cabron[27] и нагнулся к нему – нос к носу.
– Еще раз, – спокойно повторил он. – Мы знаем, что эта женщина здесь. Скажи нам, в какой комнате.
За плечом у портье застыл Мендоза с «Айпэдом», с помощью которого отслеживал путь GPS-маячка. След привел в захудалую безымянную гостиницу на Пинк-стрит, в районе Кайш-ду-Содре. Таких гадючников здесь полно – и все одинаковые: облупившаяся краска на стенах, растрескавшаяся штукатурка, хлипкие балкончики. На первых этажах размещались бары для курящих и ночные клубы, сейчас по большей части закрытые.
Маячок привел их в гостиницу, однако не позволял определить, где именно находится цель. Потребовался допрос с пристрастием. Так что двое из команды заперли входную дверь – хоть посетителей в этот мертвый час не ожидалось, да и на улице за окном было пустынно; затем отволокли портье в заднюю комнату и показали ему снимок Мары Сильвиеры.
– Я… я ее не знаю! – хрипло выдохнул портье. Опять врет! – Правда, не знаю! Я на работе только с утра!
Тодор схватил его за следующий палец.
– Пожалуйста, пожалуйста, не надо!!
В этот миг в комнату ворвался один из его людей. С собой он волочил за шиворот, упирая ей в бок ствол, перепуганную горничную.
– Фамилиар, она знает, где прячется ведьма!
Встряхнув горничную, он заставил ее повторить.
Тодор поднял глаза к потолку.
Четырьмя этажами выше…
Снова переведя взгляд на портье, достал из сапога охотничий нож.
Нигериец распахнул белые от ужаса глаза.
– Нет, сэр, нет! Пожалуйста… у меня жена… дети…
Тодор положил конец этим мольбам, чиркнув портье ножом по горлу.
За спиной послышался приглушенный выстрел, а затем – тяжелый звук падения тела.
Великий инквизитор дал ясные и однозначные указания. Свидетелей не оставлять.
Однако Тодор не мог отвести глаз от лица умирающего. Быть может, он не в силах был ощутить боль, зато ясно ощущал его душевную муку: ужас, отчаяние, последние усилия безнадежной борьбы за жизнь.
Тодор вытер нож о рубашку убитого и повернулся к своим людям.
– Maleficos non patieris vivere! – сурово и торжественно произнес он.
Все молча кивнули: приказ был ясен.