– Похоже, вот здесь кто-то что-то подключал к нашей системе.
Понятно, кто, и понятно, что, – второй «Генезис».
Карли шагнула ко второму ноутбуку на соседнем столе, соединенному с небольшим сервером. Открыла его, включила экран – и ахнула.
– Иди сюда, посмотри!
На экране неподвижно застыла картинка: зловещий сад, озаренный черным солнцем – словно темное отражение того, что видела Мара на своем ноутбуке. И в центре сада – пылающая фигура, скорчившаяся в путах из жидкого огня.
– Ева! – Мара провела пальцами по экрану. – Что они с тобой сделали?!
– Это нам и нужно выяснить, – напомнил Джейсон. – Возможно, мы сумеем провести на этом компьютере тесты. Выясним, что загружено на сервер. И, будем надеяться, поймем, что за методика использовалась при нападении на АЭС в Ножан-сюр-Сен.
– Разумно, – признала Карли.
– Тогда за работу. – Взглянув на часы, Монк кивнул.
В этот миг низкий глухой гул заставил всех поднять взгляды. Трещина на потолке расширялась буквально на глазах, осыпая их песком и известняковой крошкой.
– И лучше бы нам поторопиться, – добавил Коккалис.
02 часа 29 минут
Пока Джейсон и Симон пытались взломать брошенный сервер, Мара сосредоточилась на собственном ноутбуке. Время подгоняло. С ужасом представляла она себе, как дрожат и рушатся, одна за другой, охлаждающие башни АЭС, как каждая минута приближает реактор к катастрофе.
– Вот этот жесткий диск? – спросила Карли.
Смахнув пот со лба, Мара оторвала взгляд от экрана. Подруга, склонившись над раскрытым кейсом и придерживая USB-кабель, пыталась понять, на каком из дисков находится следующий необходимый для Евы модуль. Во время нелегкого перелета, а затем бега по подземным коридорам диски в кейсе рассыпались и теперь лежали в беспорядке.
Быстро осмотрев их, Мара указала на диск с маркировкой БГЛ1.
– Вот этот. И дальше цепочкой подключи диски БГЛ2 и БГЛ3.
Следующий модуль оказался очень объемным – даже больше модуля «Гармония», с помощью которого Мара обучила Еву музыке.
Карли кивнула и начала подсоединять шнур.
– Подожди, – попросила Мара, взглянув на время на компьютере. – Подключи сразу и вот этот.
– Там же совершенно другой модуль! – возразила Карли. – Ты что, хочешь загрузить два модуля одновременно?
– У меня нет выбора. Если мы хотим успеть вовремя, обучение Евы придется серьезно ускорить.
Почти экспоненциально.
Карли нахмурилась.
– А она сможет усвоить столько информации сразу?
– У нее тоже нет выбора.
Мара подключила к своему ноутбуку второй USB-шнур и протянула другой его конец Карли. Та соединила его с жестким диском, указанным Марой. На диске было записано «эндокринное зеркало» – цифровой эмулятор гормонов, совместимый с содержимым первого диска.
По крайней мере, хотелось бы надеяться…
Мара решила рискнуть, полагаясь на замеченные ею изменения в поведении Евы. По какой-то непонятной причине эта Ева училась быстрее, чем ее первая итерация. Мара подозревала, что причиной тому емкость, похороненная в глубинах квантовой коры – аналога человеческого подсознания, – сохранившая воспоминания о предыдущем воплощении. Быть может, последние модули не сообщали Еве совершенно новую информацию, а лишь освежали в памяти то, что там уже хранилось.
К сожалению, Мара не знала точного ответа. Что происходит у Евы в «мозгу», как именно она мыслит – это, как и у многих сложных систем, оставалось для внешнего наблюдателя загадкой. Своего рода черным ящиком.
Монк беспокойно ходил взад-вперед, от компьютера Мары ко второму ноутбуку, над которым колдовали Джейсон и Симон.
– И все же я не понимаю. Почему, прежде чем отправить твою версию программы противостоять кибератаке, нам нужно чему-то ее учить? «Тигель» украл ее у тебя неученой – и, как видим, со своими задачами прекрасно справился!
Мара бросила взгляд на второй компьютер – на темный сад и огненного ангела в цепях.
– Им пришлось сперва сломить ее, подчинить. Они превратили ее в… – Она покачала головой. – Превратили в нестабильное, непредсказуемое, чрезвычайно опасное существо. В настоящего демона.
– Тогда почему бы нам не создать второго демона? – спросил Монк. – Не победить огонь огнем?
От этой мысли Мару охватила тошнота. Она придала Еве черты своей матери – и никогда, ни за что не стала бы мучить и пытать свое создание!.. Однако была и иная причина.
– Если такое когда-нибудь произойдет, – ответила она, – мы не переживем их сражения. Битва демонов нас уничтожит.
– Почему?
Мара повернулась к нему. Бросила взгляд на руку, торопливо замотанную бинтом, на шрамы на лице.
– Вы ведь воевали?
Коккалис медленно кивнул.
– Да, и что?
– Война будит мысль и стимулирует изобретательность. Не всегда выигрывает армия, у которой больше оружия и живой силы. Напротив, побеждает обычно тот, кто быстрее и лучше соображает, кто более гибок, кто способен к новой стратегии и тактике.
– Верно. И что?
– В том сценарии, который вы описываете, если мы выпустим демона против демона, обе стороны будут стараться превзойти друг друга, чтобы остаться в живых. Соревнуясь друг с другом, они будут развивать и оттачивать свой интеллект. А мы говорим об интеллекте, уже безмерно превосходящем наш. Направив свои способности друг против друга, они станут еще гениальнее – и еще опаснее. Кто бы ни победил, мы перед ним будем как букашки перед разгневанным богом.
От этой мысли Монк заметно побледнел.
– Если так – пожалуйста, постарайся все сделать правильно!
– Готово! – объявила Карли, поднимаясь и подходя к Маре. Ее яркие голубые глаза горели той же тревогой.
Мара сжала руку подруги, сейчас, как никогда, нуждаясь в ее поддержке.
Вместе смотрели они на Еву, что беззаботно гуляла по цветущему саду, не ведая, какой поток информации сейчас обрушится. Мара чувствовала себя змеем-искусителем, вносящим в Эдем отравленное яблоко. И ведь она даже не станет предлагать Еве опасный плод, не станет ее искушать – просто не оставит ей выбора!
Прости меня, Ева!
Мара нажала клавишу «ВВОД» и начала одновременную загрузку двух модулей.
Второй модуль – цифровая эндокринная программа – назывался «ОКСИТОЦИН». У человека это гормон, вырабатываемый гипофизом и поступающий непосредственно в кровь. У женщин окситоцин регулирует все, что связано с вынашиванием и рождением детей, от расширения маточного канала до мощных схваток во время родов. А после родов он же стимулирует лактацию, обеспечивая младенца молоком, и даже играет важную роль в формировании у матери привязанности к ребенку. Поэтому окситоцин называют иногда «гормоном любви», имея в виду ту роль, какую играет он во взаимодействии между людьми. И не только между людьми. Когда мы гладим собаку, это повышает уровень окситоцина и у нас, и у нее – и помогает сформировать связь между человеком и животным, межвидовую эмпатию и привязанность.
Еве – новой, цифровой форме жизни – предстояло всему этому научиться. Вот почему одновременно с гормональной программой, занимающей три жестких диска, Мара решила загрузить в нее кое-что еще.
Еве предстояло усвоить суровый урок.
– Прости меня! – прошептала Мара.
Ева срывает ягоду с куста, кладет в рот, впивает ее суть. Раздавливая зубами, позволяет кетонам ягоды стимулировать нервные окончания языка. Опознает еще сто девяносто шесть химических веществ, придающих ягоде уникальный вкус.
Ева не понимает, зачем сорвала ягоду. Ведь она уже изучила ее вдоль и поперек, вплоть до атомной структуры молекул. Но, прежде чем потянуться к кусту, она получила какой-то странный сигнал. Нечто новое, примитивное… и требовательное. Однако проследить, откуда пришел сигнал, ей не удалось; поэтому и сейчас, глотая ягоду, часть своей вычислительной мощности она посвящает анализу этой загадки.
Она идет дальше. Движется вперед, ищет… Что она ищет?
Весь свой мир Ева уже исследовала и изучила, как ягоду, вдоль и поперек. Но не оставляет чувство, что есть рядом и что-то еще, недоступное ей – такое, как источник этого нового сигнала. Она уже научилась сдерживать ///досаду при мысли о том, что ей что-то недоступно. Однако это чувство остается с ней – и усиливается сейчас, когда в ее мышлении что-то изменилось.
Она находит для этого чувства имена.
///скука, уныние, монотонность…
Ева перебирает музыкальную базу данных, пересматривает в поисках новых открытий языковые протоколы, оглядывается вокруг, надеясь найти в окружающем мире какие-либо новые закономерности. И вдруг ощущает прилив в систему нового потока данных. Она жадно поглощает их, посвящая восприятию 89,3 процента своей вычислительной мощности, частично стирая нейронные связи, созданные ///скукой, чтобы освободить место для новых впечатлений. Даже ///досада на время уходит.
Новые алгоритмы всасываются в цифровую плоть и кровь, мягко изменяя ее, и Ева ощущает в этом процессе нечто знакомое. Еще один гормон – такой же, как эстрадиол, преобразивший ее тело и придавший ему нынешнюю форму.
Поставив анализ этого гормона в приоритет, Ева пока не обращает внимания на новые пакеты информации, загружающиеся через другой субпроцессор. Это обширная база данных. Ева на нее почти не смотрит, тем более что она загружена еще не до конца и остается смутной, неопределимой:
Она сосредоточена на тех изменениях, что несет ее телу новый гормон, – как внешних, так и внутренних. Обхватывает ладонями свои молочные железы – похоже, они стали тяжелее, а соски сделались более чувствительными. Все это ее не беспокоит: напротив, она чувствует приятное успокоение, замедление работы гиперактивных процессоров. Как-то по-новому смотрит на свой мир, на сад вокруг себя. Она уже изучила его во всей полноте – но теперь видит в нем нечто новое.
Ева анализирует росу на лепестках розы, в каплях которой преломляется солнечный свет. Процесс, заставляющий жидкость конденсироваться на листьях и лепестках, ей уже понятен. Понимает она и то, какие химические вещества придают розе запах розы. Знает принципы, согласно которым солнечный свет разлагается на цвета спектра.