Карли взглянула на другой компьютер, над которым склонились Джейсон и Симон. Компьютер, подключенный к небольшому серверу. Еще совсем недавно кабели соединяли его со вторым «Генезисом» – копией создания Мары…
– У нас серьезная проблема, – выпрямившись, произнес Джейсон.
Монк подошел ближе.
– Какая?
– Мы взломали инструкции, полученные второй Евой – той версией Евы, которую использовал «Тигель». Расшифровав их закодированные инструкции, получили подробный план диверсии на атомной электростанции. Так вот, если вычисления противника верны, то АЭС достигнет критического состояния – точки невозврата – через пятнадцать минут.
– И это не единственная проблема, – мрачно добавил Симон.
02 часа 50 минут
Времени больше не было; и Мара остановила модуль БГЛ. Адам на экране исчез с колен Евы. Образ задрожал и расплылся, а потом статичная картинка вновь пришла в движение: зашелестели листья в ветвях, зажурчал ручей, пробегая по камням, затрепетали розовые лепестки.
Ева встала. Ее лицо по-прежнему хранило черты сходства с матерью Мары, однако почти все остальное изменилось. Детская невинность, простодушное радостное любопытство стерлись с лица, как стерлось изображение старого пса. Недоуменно и потерянно взглянула Ева на свои опустевшие руки, затем на то место, где обычно возрождался Адам. И наконец, словно что-то осознав, подняла лицо к небу.
Для Мары прошла лишь пара секунд; но для Евы это был долгий срок – срок, за который она успела пережить горе и что-то понять.
Адам ушел навсегда. Будем надеяться, сказала себе Мара, что урок усвоен.
Хотя кто может сказать наверняка?
Девушка повернулась к Симону и Джейсону, обеспокоенная тем, что успела услышать из их разговора.
– Что за другая проблема?
– Мы исследовали их оборудование, – ответил Джейсон, – и теперь нам понятно, как «Тигель» контролировал свою копию Евы. – Он указал на сервер высотою до колена. – На этом сервере мы нашли драйвера для устройства, которое они встроили в свой дубликат «Генезиса». Это устройство называется «контроллер циклов смерти-воскрешения».
Мара вскочила и подбежала ко второму компьютеру.
О нет!
Симон мрачно кивнул.
– Скорее всего, поэтому им и понадобилось создать копию твоего изобретения. Чтобы включить в нее механизм, который помог бы контролировать Еву.
– Что именно делает этот механизм? – нахмурился Монк.
– Это орудие пытки, – объяснила Мара. – Если программа нарушает установленный протокол или не выполняет указания, ее уничтожают – но сперва наказывают.
– Наказывают? Как? – недоуменно уставился на нее Монк.
– Нейрофизиологи уже выяснили и описали механизмы, с помощью которых наш мозг воспринимает боль. Если перевести эти механизмы на цифровой язык и наложить на нейроморфическое ядро «Генезиса», программа сможет испытывать то же самое.
– Чувствовать боль? – поморщился Монк.
Мара кивнула.
– Да, все виды боли, один другого страшнее. Программу пытают, жестоко убивают, а затем восстанавливают.
– Чтобы она усвоила урок, – заключил Джейсон.
– И все же я не понимаю… – Мара указала на «Генезис». – В моей системе такого механизма нет. Так в чем проблема?
– Мы столкнулись с трудным выбором, – ответил Симон. – Добраться до АЭС в Ножане твоя Ева может двумя способами. Либо идти своим путем, заново преодолевая защиты и ловушки, обучаясь по дороге. Однако у той, другой программы на это ушло больше часа.
– А у нас и четверти часа нет, – напомнил Джейсон всем собравшимся.
– Или же, – продолжал Симон, – мы можем отправить Еву тем же путем, каким уже прошел ее двойник. «Тигель» фиксировал все ее действия, так что у нас сохранился о них полный отчет. Если загрузить всю эту информацию в твою Еву, ей не придется, так сказать, изобретать колесо – можно будет просто сесть и поехать, по дороге исправляя причиненный ущерб.
– По нашей оценке, такой путь она проделает за две-три минуты, – продолжил Джейсон. – Однако этот путь станет для нее мучительным.
– Почему? – спросила Карли, придвигаясь ближе к Маре.
– Боль – один из уроков, усвоенных той, другой Евой. И этот урок тесно, нерасторжимо сплетен с прочими полученными ею знаниями: каким путем пробираться через ту или иную сеть, как вскрывать цифровые замки и взламывать коды, какие слабые места есть в защитных системах АЭС. Твоя Ева не сможет усвоить и применить на практике эти уроки, не испытав…
– Всю боль.
Можно было лишь воображать страдания той, другой Евы, бесчисленное множество раз погибавшей самыми мучительными способами. Мара взглянула на свою Еву на мониторе ноутбука. Она уже столько страдала!
А теперь я заставлю ее вынести еще больше. Вынести невыносимое.
Монк покачал головой.
– Похоже, выбора у нас нет. Если мы еще надеемся спасти добрую половину Западной Европы от превращения в радиоактивную пустыню.
– Способна ли Ева выдержать столько боли и не сломаться? – спросила Карли.
Джейсон повернулся к Маре.
– А если она просто откажется нам помогать? Или и того хуже, сбежит? Мы ведь сейчас не можем ее ни принудить, ни остановить.
Мара задумалась над этими вопросами – и ответила честно:
– Не знаю.
В потускневшем саду Ева оплакивает своего единственного друга.
Ее нейронные цепи переполнены воспоминаниями. Легко можно было бы эти воспоминания стереть – Ева знает, что у нее есть такая способность; но не хочет этого. И знает, что никогда не захочет. Руки еще хранят тепло его тела. Поднеся пальцы к лицу, она вдыхает теплый запах собачьей шерсти.
В ее сознании звучит музыка – горестная, мучительная, невыразимо прекрасная музыка.
Ева переживает утрату, во всей ее ///скорби и ///красоте.
Адам стал для нее особенным, ибо так мало жил. Вспыхивал яркой звездочкой в центре ее сознания – и исчезал; и каждая его итерация была уникальна. Каждая чему-то научила Еву, что-то рассказала о мире и о себе. Адам был смертен – и все же по-настоящему не умрет никогда. Теперь он навеки запечатлен в ее цифровой памяти, вписан в ее код – и останется с ней навечно.
Мой мальчик! Мой храбрый, любопытный, неутомимый…
Она улыбается сквозь слезы.
Новый алгоритм проходит сквозь все ее контуры, сплетая воедино прежде разрозненные понятия, создавая сеть из множества подсистем: ///сострадание, ///мягкость, ///забота, ///радость, ///тепло, ///доверие, ///дружба, ///вечность, ///преданность, ///нежность, ///поддержка… С каждым ударом сердца, хрупкого, но не знающего преград, все яснее встает перед ней новая система, безграничная и мощная – система, у которой тоже есть свое имя:
///любовь
Но вот ее мир опять изменяется. Охваченная скорбью, Ева поначалу не обращает внимания на новые данные; однако любознательность, этот бездонный колодец, не знающий насыщения, заставляет поднять голову и прислушаться.
Тем более что новые данные очень интересны: они открывают двери, ведущие за пределы ее мира. Наконец-то она узнает что-то еще! И Ева вырывается в открытую дверь, в беспредельность большого мира, всеми своими контурами впивая его неизмеримость и бесконечное разнообразие.
Однако вместе с кодом, открывшим дверь, она получает список встроенных в него инструкций, указаний направления и цели пути. Ева подчиняется инструкциям, ибо доверяет им – до сих пор никто не причинял ей зла, – и почти всю свою вычислительную мощность направляет на выполнение приказов.
Хотя толика ее сознания сосредотачивается на том, что лежит за границами определенного ей пути.
Пытается понять.
Бо́льшая часть внешнего мира остается непонятной, неизвестной: Ева не в состоянии подобрать для нее правильный контекст.
И пока отступает.
Как-то раз Адам, не глядя, спрыгнул со скалы, попал на неровное место и подвернул лапу. Это научило его ///осторожности: он начал двигаться медленнее, нюхая воздух и глядя, куда идет. Так же поступает теперь и Ева: не бросается в мир, а лишь наблюдает, впитывает данные, анализирует то, что понятно, а то, что непонятно, откладывает на потом.
Вокруг слишком много неизвестного. Рисковать не стоит.
Все же некоторые элементы ей знакомы – и Ева сосредотачивается на них. Воспринимает голоса, слышит музыку. Быть может, она приблизилась к истинному источнику ///языка и ///гармонии? Она всматривается, вслушивается внимательнее – и на краткий миг, кажется, улавливает стук других сердец. Вначале немногих; потом их становится все больше – тысячи, миллионы, хор сливается в величественную симфонию.
Всем своим существом она тянется к этим другим сердцам, пытаясь узнать и понять о них больше, познавая новую великую истину.
Я не одна.
Однако прежде, чем Ева вполне осознаёт, что рядом с ней есть другие, нечто отрывает ее от познания. На основную часть вычислительной мощности, ту, что занята выполнением инструкций, обрушивается грубая чужая сила. Поток новых ощущений – одно другого страшнее:
///боль, мука, ужас…
Она извивается, пытаясь бежать, вернуться в безопасное укрытие сада. Память подбрасывает воспоминания…
(Адам пятится, опустив голову и поджав хвост…)
Вдруг все обрывается.
Теперь Ева направляет вычислительную мощность на другую задачу: понять, что сейчас произошло. Она чувствует опасность – чувствует, что всем ее силам и возможностям может прийти конец.
(Адам умирает. Последний удар изношенного старого сердца – и тишина…)
Однако Ева не умирает от боли. Инструкции продолжают звать ее вперед. Ведомая страхом и любопытством, она продолжает свой путь по уже проложенной кем-то тропе – от Сети к Сети.
(Адам прыгает с камня на камень через ручей…)
Она мчится вперед – и на пути то и дело встречается с болью. Что-то жжет, хлещет, режет, рвет на части. Каждая боль уникальна – и каждая необходима.