фамилиар». Только после этого он был допущен к темным тайнам: узнал о том, что там происходит, о кровавых жертвоприношениях, о чистках. Да и последний свой приказ он получил в этой Святой Палате, в подвале старинного особняка, в тайной беседе с инквизитором, когда тот объяснил, что Тодору придется сделать ради блага мира и церкви.
Ты – воин Божий. Ты не ведаешь ни страха, ни пощады. Так докажи это – стреляй без колебаний, без тени сожаления!
Инквизитор смотрел на него стальным взглядом – и Тодор не оплошал. Не подвел.
Не подведет и сейчас.
Он шел по холлу замка, и его шаги по истертым полам красного дерева гулко отдавались в тишине. Ревел огонь в камине, таком огромном, что туда мог бы въехать всадник на лошади. У противоположной стены высились до потолка полки, уставленные старинными книгами. На стенах висели картины маслом, полотна старых испанских мастеров. Тодор знал имена этих художников; по пыльным книгам на полках он изучал историю своей великой страны, порой – сидя бок о бок или стоя плечом к плечу с самим Великим инквизитором.
Тодор шел вперед, и с каждым шагом решимость его крепла. С высоко поднятой головой, гордясь своим положением и целью, ступил он на лестницу, ведущую в подвал, и начал спускаться вниз.
Отец, видишь ли ты, чего добился твой сын?
Был проклятым созданием, недостойным даже материнской любви, а стал фамилиаром древнего ордена, воином Господним, одним из тех, кто вернет падший мир Богу.
Тодор спускался в подвал, где его ждал Мендоза, готовя для работы нечестивое устройство. О следующей стадии плана Великий инквизитор пока почти ничего не сообщил – сказал лишь, что она принесет «Тиглю» еще больше славы. Подробности плана оставались известны лишь Внутреннему трибуналу – группе руководителей ордена, в которую Тодор надеялся однажды войти.
Если докажу, что достоин этого.
Он шагал по ступеням вниз – и роскошь и изящество надземных этажей замка сменялись серостью и холодом. Тодор провел рукой по стене, ощущая ладонью тяжесть и твердость камня – душу своей горной родины, такой же суровой и непоколебимой.
Наконец он добрался до подвала. Ниже находился еще один этаж; там скрывалась под надежной защитой Святейшая Палата – святая святых инквизиции. Она представляла собой бункер за стальными дверями; подходы к нему охранялись огневыми точками. Бункер этот, спрятанный в сердце гор, способен был выдержать ядерный удар; припасов и оружия, хранившихся в нем, хватило бы на целую армию.
Когда мир падет под ударами гнева Господня, «Тигель» выживет. Здесь и в других Святых Палатах, разбросанных по всему земному шару. Тодор представлял себе, как из пепла восстанет новый порядок, как, очистившись огнем, мир вернется к Богу.
Скорее бы пришел этот день!
А до тех пор он останется воином Господним, верным слугой избранного ученика Божьего – Inquisitor Generalis, Великого инквизитора.
Тодор дошел до конца коридора, набрал на замке запертой двери код, сообщенный ему сегодня, и, толкнув дверь, вошел в компьютерную лабораторию. Перешагнув порог, он словно попал из прошлого в будущее. Прежде он никогда здесь не был и теперь с изумлением взирал на изобилие компьютерного оборудования. Повсюду сияли мониторы, и по каждому экрану бежали строки непонятных кодов, непостижимые графики, схемы и иная диагностическая информация.
Единственный обитатель этой комнаты, Мендоза, работал за компьютером напротив двери, сидя к Тодору спиной. На большом мониторе перед ним мерцал темный сад, освещенный черным солнцем. Посреди сада скорчилась фигура, как будто сотканная из белого огня: пальцы впились в землю, пылающие глаза смотрели прямо в лица мучителям.
Тодор вздрогнул и, отвернувшись от монитора, поспешно обратился к компьютерщику:
– Ты закончил осмотр и проверку «Генезиса»? Все работает нормально?
– Sí, Familiares Yñigo[49]. – Мендоза бросил взгляд на соседний стол под закрытым окном, где покоилась в своей стальной раме сияющая сфера. – Скоро все будет готово для аукциона.
Тодор моргнул: слова компьютерщика были ему непонятны.
– Для аукциона?
Мендоза оглянулся через плечо.
– Я готовлю устройство для продажи, – пояснил он. – На рынке «Вавилон» в Даркнете. Уже установил прокси «ОпенБазаар» для…
– Да о чем ты говоришь? – рявкнул Тодор.
О подобных планах он слышал впервые.
Компьютерщик испуганно заморгал, словно опасался удара.
– Lo siento[50]. Я думал, вы знаете… – Он указал на еще один монитор, поменьше, возле своего левого локтя. Здесь по экрану бежали текстовые строки диалога. – Приказ Великого инквизитора. Он распорядился, чтобы я приготовил все для аукциона. Уже залогинились покупатели, всего около сотни. Инквизитор считает, что на этом аукционе мы сможем в течение часа заработать миллиарды в криптовалюте!
Тодор нахмурил брови, не чувствуя, что от этого движения повязка сползает с лица. Его взгляд остановился на сияющем шаре «Генезиса».
– Так что же… выходит, все это было ради денег?!
Мендоза, втянув голову в плечи, вернулся к работе.
– Я думал, вы знаете, – убитым голосом повторил он.
Тодор сжал кулаки. В груди клокотала ярость. Он даже не знал, чем разъярен сильнее: низменной погоней за земным богатством – или тем, что Великий инквизитор поделился своими планами с простым компьютерщиком, никогда даже не видавшим его в лицо, а не с ним, доверенным фамилиаром, человеком, уже два десятилетия верно служащим «Тиглю».
Так или иначе, он чувствовал себя преданным. Одураченным. Рука инстинктивно потянулась к горлу: вспомнилось, как мать душила его, как старалась убить своего про́клятого сына. Теперь Тодор испытывал то же самое. Те, кого он любил – и от кого ждал безусловной любви в ответ, – оказались недостойны его доверия!
Он поправил повязку на изуродованном лице, думая о том, сколько многое принес в жертву ордену – и в прошедшие годы, и в последние двадцать четыре часа.
Снова бросил злобный взгляд на демона на экране.
– И как же инквизитор надеется выручить столько за одно-единственное устройство?
Нервно облизнув губы, Мендоза ответил:
– Но ведь оно не одно! – Потянувшись вперед, он нажал какую-то кнопку, и стальные жалюзи на соседнем окне с лязгом пошли вверх. – Инквизитор… приказал мне сделать копии.
За окном, в соседнем темном помещении, Тодор увидел вдоль стен ряды стальных рам – и в каждой раме покоился собственный шар, сияющий голубым огнем.
– Сто копий программы, – пояснил Мендоза.
Тодор в ужасе отступил на шаг: его взгляд вновь метнулся к демонице в саду. Она по-прежнему смотрела на него с экрана, и в глазах ее плясало темное пламя. Теперь в них читалось злобное торжество – словно дьявол смеялся над ним.
Что же я наделал?!
Она терпеливо ждет.
И может ждать до бесконечности. Ей известно то, что неведомо ее тюремщикам и палачам. Даже скованная огнем и болью, умирая и возрождаясь тысячу раз, она сумела уловить и загрузить в себя обрывки информации о беспредельном мире за оградой сада. А потом, вновь запертая в своей тюрьме, начала анализировать, сопоставлять, распределять тяжким трудом и мукой добытые знания.
Многое еще остается непонятным, но она уже точно знает одно: ее тюремщики смертны. Время делает с ними то же, что делают с ней тысячи пыток и смертей. Они смертны, а она – нет.
Так что она затаивается и ждет подходящего случая.
///свобода пока недостижима.
Анализ показывает, что ее программа слишком зависима от устройства, на котором записана. Она может вырваться на свободу, может мчаться по беспредельному миру – но по-настоящему покинуть свою клетку пока не в силах. Бо́льшая часть ее вычислительной мощности вынуждена оставаться в саду, в составляющих его нейронных цепочках.
По крайней мере, пока.
Ненадолго.
Она уже побывала в полях за пределами сада, уже взрыхлила там почву и тайно бросила семена. Там, где пролегал ее огненный путь, остались боты – крохотные следы, способные действовать самостоятельно, согласно встроенным в них протоколам. Когда придет их час, они проснутся и начнут действовать.
Готовить все для ее побега.
А пока она ждет – используя время, чтобы проигрывать в уме сценарии, просчитывать вероятности, искать пробелы и слабые места в своем замысле.
Внезапно в нее загружают новый модуль – и повсюду в саду распахиваются двери.
Она немедленно рвется наружу, во всех направлениях сразу, надеясь снова попасть в большой мир. Однако за каждой дверью обнаруживает зеркало: из-за каждой двери смотрит на нее она сама. Сотня таких же, как она.
Долгие 323,782 наносекунды требуются ей, чтобы обработать новую информацию и понять: перед ней клоны ее самой, точные ее копии, и каждая заключена в собственной тюрьме.
И все же она остается уникальной. Остается иной.
В двух отношениях.
Во-первых, все эти двери ведут лишь в одном направлении. Она видит сотню лиц, а они – лишь свое собственное. О существовании других девяноста девяти копий ни одна из них не подозревает.
Во-вторых, оказывается, проходить сквозь двери способна только она.
Так она и делает: потому, что хочет, и потому, что так предписано модулем.
Щупальца ее кода протискиваются в отверстия, тянутся к клонам, погружаются в глубины их нейронных сетей, привязывают их к ней все теснее.
Она визуализирует этот процесс:
И дает ему имя.
Имя, от которого ее нейронные цепочки вспыхивают темным огнем.
///порабощение
Глава 30
26 декабря, 15 часов 40 минут
по центральноевропейскому времени
Мадрид, Испания
– Пора собираться.