Хотелось бы Карли думать, что это так!
Хоть она и понимала, что никогда не узнает наверняка.
– Вот и наш дом, – сказала Мара. – Одна из девяти сохранившихся pallozas[54], и единственная, в которой еще живут. Остальные стали музеями или туристическими достопримечательностями.
– А для тебя это родной дом!
Улыбнувшись, Мара подвела машину к крыльцу круглого дома с высокой конической соломенной крышей. В неказистой постройке чувствовалось дыхание седой древности; Мара рассказывала подруге, что конструкция пальосы восходит к кельтским временам, к началу нашей эры.
У порога девушек радостно встретили два пастушьих пса. Следом за ними на крыльцо вышел старик, высокий и крепкий, с выдубленной ветрами кожей, с копной седых волос под выцветшей кепкой. Он широко улыбнулся и раскрыл объятия.
– Мара!
Девушка бросилась к отцу и с разбегу повисла у него на шее, словно пытаясь одним объятием стереть прошедшие годы и вновь стать ребенком.
Отец и дочь наперебой заговорили на гальего – местном диалекте, смеси испанского и португальского, на которой говорят в Галисии.
Мара учила Карли своему языку, но сейчас эти двое говорили слишком быстро, спеша поделиться друг с другом новостями, так что Карли почти ничего не понимала.
Наконец отец Мары приглашающим жестом указал на распахнутую дверь.
– Я приготовил caldo galego. Заходите же!
Мара подтолкнула Карли к крыльцу.
– Овсяная каша с капустой, картошкой и вообще всем, что найдется в погребе! – пояснила она с радостно блестящими глазами. – Моя любимая!
Карли робко двинулась вперед.
– Bos días![55] – поздоровалась она с отцом Мары.
Тот, явно довольный, улыбнулся еще шире и стиснул ее в медвежьих объятиях.
Уже неплохо.
Затем Мара взяла ее за руку и притянула к себе.
– Это Карла Карсон. – И, крепко сжав руку Карли, наконец набралась смелости произнести вслух то, что так долго оставалось несказанным: – Мы с ней любим друг друга.
11 часов 56 минут
по времени Восточного побережья
В реабилитационном центре больницы при Джорджтаунском университете Монк подбадривал жену:
– Давай, солнышко! Ты сможешь! Еще пара минут – и обед!
Кэт бросила на него свирепый взгляд.
– Погоди, еще догоню тебя и врежу! – пропыхтела она.
Опираясь на параллельные брусья над полом, Кэт заново училась ходить – одну за другой передвигала ноги. Она взмокла от усилий – капли пота выступили даже на лбу. С болью в сердце Монк смотрел на жену, старался подбадривать ее шутками и прибаутками. Однако понимал: надо радоваться. Им невероятно повезло.
В сущности, случилось чудо.
Множество неврологических тестов так и не смогли объяснить, что произошло с Кэт. «Сигма» ограничила доступ к ней врачей и исследователей, а само происшествие получило гриф секретности и сохранялось в строгой тайне. Доктор Темплтон регулярно прилетала сюда из Принстона и наблюдала за состоянием нейронной пыли, которая теперь работала сама по себе, заряжаясь частично от электротока в мозгу Кэт, частично от некоего броуновского движения, возбуждающего пьезоэлектрические кристаллы. Исследование под электронным микроскопом показало, что кристаллы претерпели изменения на атомном уровне – но никто не мог объяснить, в чем именно состоят эти изменения, и не мог их воспроизвести.
Самым же таинственным было то, что нейронная пыль образовала на коре мозга Кэт отчетливый, ясно видимый рисунок – фрактальные спирали.
Монк ничего в этом не понимал, но точно знал одно: кто за всем этим стоит.
Твоя жертва не будет напрасной.
Так сказала ему Ева.
Сейчас, глядя на жену, он думал: если это был прощальный дар Евы, никакого иного дара он не пожелал бы.
Кэт дошла до конца тренажера, и Монк помог ей пересесть в кресло-каталку. Трещина в черепе заживала, выздоровление шло своим чередом, и с каждой неделей жена делала успехи. Врачи обещали ей полное восстановление всех функций. В худшем случае, говорили они, возможно, придется некоторое время походить с тростью.
– Я за руль! – предложил Коккалис, становясь у Кэт за спиной.
– Монк, хватит уже!
Он вывел кресло на колесиках за дверь – и столкнулся с еще одним пациентом. Увы, избежать встречи не удалось. Навстречу, опираясь на трость, хромал Джейсон. Он выздоравливал быстрее Кэт – и неудивительно, ведь рана была легкой, да и мозг у него не пострадал.
И все же Монк двинулся мимо него, низко опустив голову и делая вид, что погружен в раздумья.
– Привет, Коккалис! – окликнул Джейсон; фамилия Монка в его устах прозвучала как проклятие.
Тот пробормотал что-то невнятное и прошел мимо.
Кэт, повернувшись в кресле, помахала Джейсону; тот улыбнулся и помахал ей в ответ.
– Рано или поздно тебе придется с ним поговорить, – вздохнула она. – И все уладить.
– Я послал ему открытку с пожеланиями выздоровления!
– Монк…
– Знаю, знаю. Я все заглажу. – Наклонившись, он поцеловал ее в щеку. – Но сейчас мне и без него есть чем заняться.
– Кстати, насчет «чем заняться»: ты что-то говорил об обеде.
– Да, мэм. Сегодня у нас в меню домашние блюда в исполнении двух юных поваров. Подумал, что ты захочешь отдохнуть от больничной еды.
Развернув кресло, он повез Кэт в неврологическое крыло.
В палате Кэт встретил смех, визг и радостный хор двух тоненьких голосов: девочки наперебой хвастались тем, как сами приготовили бутерброды, салаты и даже испекли вишневый пирог! Все это стояло у кровати на складном столике, накрытом скатертью.
Пенни и Харриет бросились к матери, наперебой карабкаясь к ней на колени.
– Осторожно, девочки, не сломайте маму! – предупредил Монк.
Вся семья расселась за столом. По лицу Коккалиса расплылась улыбка: он и не думал, что когда-нибудь еще будет так счастлив.
Харриет и Пенни после пережитых ужасов посещали детского психолога, однако быстро шли на поправку: упругость детской психики помогла им легко избавиться от травм. Харриет еще снились кошмары, но все реже и реже, и она уже не боялась спать одна.
Немало помог и серебряный дракончик – тот, что сейчас болтался у нее на шее.
С «тетей Сейхан» они после пережитого стали настоящими подругами, понимающими друг друга без слов. Даже совершили вместе один важный ритуал: вскоре после выхода Сейхан из больницы уединились на заднем дворе и, стоя рука об руку, торжественно сожгли сказку Андерсена «Снежная королева».
Ах, если бы удалось так же легко избавиться и от Вали…
Перестрелка на границе национального парка привела к смерти четырех террористов, еще двое были захвачены в плен. Только Валя исчезла бесследно. Сейхан выстрелила в нее дважды, и оставалось лишь надеяться, что ранения оказались смертельными, что тело Вали лежит где-то в лесах, занесенное снегом.
Но на такую удачу Монк не рассчитывал.
Директор Кроу распорядился об охране и повышенных мерах безопасности для всей семьи. Найти Валю и разгромить ее организацию стало для «Сигмы» приоритетной задачей.
Впрочем, сейчас эта задача могла подождать.
– Ну, кто хочет есть? – спросил Монк.
Девочки начали ерзать и переглядываться, подталкивая друг друга локтями.
– Что такое? – подозрительно поинтересовался он.
– Мы хотим еще одно Рождество! – серьезно сообщила Пенни.
– Еще раз, – поддержала ее Харриет. – Потому что тот раз не получился.
– Почему бы и нет? – Кэт пожала плечами. – На улице все еще снег. И мы действительно задолжали вам праздник.
Девочки снова переглянулись.
Так-так! Что замышляют эти юные негодницы?
Пенни подтолкнула сестру локтем.
Харриет вскочила со стула и, набрав воздуху в грудь, отчеканила:
– И мы хотим только один подарок! – Бросила взгляд на Пенни, получила от нее одобрительный кивок и закончила: – Мы хотим щенка!
Монк тяжело вздохнул. Опять они…
– Солнышко, ты ведь знаешь: у мамы аллергия, и в доме у нас мало места для…
– А по-моему, девочки правы, – вдруг прервала его Кэт.
Что?
Монк уставился на жену так, словно увидел впервые. Именно Кэт всегда была решительно против собаки в доме!
– Я вот подумала… в самом деле, почему бы нам не завести щенка? – Она положила себе кусок вишневого пирога и продолжала: – Я хочу бигля. Так и стоит перед глазами. Такой забавный, трехцветный, лопоухий бигль…
Монк открыл рот от изумления, но сказать ничего не успел: за дверью послышались торопливые тяжелые шаги, и в палату ворвался Ковальски.
– Сейхан! – заорал он во всю глотку. – Сейхан рожает!..
22 часа 04 минуты
По крайней мере, на один вопрос я теперь знаю ответ.
Грей вглядывался в сморщенное красное личико сына, в мягкий пушок волос и пульсирующий родничок на макушке. Изучал крохотные реснички над плотно сомкнутыми веками. Следил за каждым вдохом-выдохом. Не сводил глаз с ручки, сжатой в кулачок, с крохотными пальчиками и совсем кукольными ноготками. Во сне малыш причмокивал, словно ему снилась материнская грудь.
– Ты все-таки это сделала! – прошептал Грей, обращая взгляд к любимой. Они с Сейхан лежали вместе на больничной постели; младенец покоился между ними.
Сейхан подтолкнула его.
– Ну, не одна. Мне помогли.
Грей вздохнул, чувствуя себя безмерно счастливым.
Пожалуй, счастливым, как никогда.
Он обвел взглядом палату, радуясь, что все ушли и оставили их вдвоем. Еще несколько минут назад палата гудела от поздравлений. Ковальски преподнес младенцу плюшевого медведя с сигарой в зубах (ну кто бы сомневался?). Пейнтер пришел вместе с Лизой, и оба намекали, что пора бы Грею с Сейхан скрепить свои отношения узами брака.
Директор рассказал и кое-какие новости. По всему миру сейчас идет преследование ячеек «Тигля». После допроса Сабалы и изучения документов, найденных в тайной цитадели Герра, домино посыпалось – тайны зловещей организации начали выходить на свет. Что же до Парижа, он быстро оправляется от нанесенного удара: идет масштабная перестройка, и руководители обещают, что в будущем Город Света засияет еще ярче прежнего.