— Прямо сейчас винтовка моего снайпера смотрит на твоего отца и выбирает, куда пустить пулю ему: в сердце или в голову. Скорей всего, с пулей в сердце он будет намного красивее смотреться в гробу…Или тебе все равно, Лайнчим[1]?
В ужасе посмотрела на меня своими кристально чистыми голубыми глазами… и я вдруг подумал, что именно так и выглядит смерть. Нет, она не черная, не страшная. Она белая, у нее ледяные глаза, ледяная кожа, и она ослепительно красива. Потому что ее ледяные щупальца пробираются хрустальной паутиной к моему сердцу и скребут по нему своими смертоносными щупальцами…Это она порождает во мне мысли о том, что слишком красива, о том, что у нее прекрасные длинные ресницы, о том, что я хочу знать, чем пахнут ее волосы.
— Я… я согласна.
Шепчет едва слышно, а потом ставит свою подпись. И я думаю о том, что сегодня ночью отымею саму смерть, и тогда ни одной мысли о ее ресницах меня не посетит. Потому что она станет просто очередной телкой, которую я вые**ал.
Глава 12. Саид. Карина
На Авре я женился спустя два года после смерти Фатимы. Мне было положено по статусу. Она была дочерью моего двоюродного дяди, весьма влиятельного нефтяного магната, со стороны матери, а ещё вдовой единственного сына одного из партнеров отца. Вдова — это так чисто формально. Ее мужа убили сразу после брачной церемонии, даже женой стать не успела. Консумация брака не состоялась. Будь иначе, я бы не женился. Не люблю использованное. Особенно использованных женщин. Когда чьи-то руки трогали мое, а чей-то член долбился в их дырки. Это не касалось шлюх…но шлюхи не носили мою фамилию и не делили со мной постель, а также не должны были носить моих детей.
Так что Авра досталась мне девственницей. За все годы нашего брака родила мне дочь…но она умерла в младенчестве, а потом каждый год выкидывала по ребенку. И женского, и мужского пола. На довольно поздних сроках. Я возил ее по разным врачам, мы провели множество генетических тестов. Но на все воля Аллаха. Пока что я не обзавёлся наследником. Последние пару лет я входил в ее спальню довольно редко, да и она больше не беременела.
Лекса была моим единственным ребенком. И не была никем на самом деле. А ее сын…пожалуй, мог бы стать единственным наследником империи Нармузиновых…НО! Я этого не хотел. Ничего из того, что принадлежит мне, никогда не перейдет к Воронам!
Если моя дочь не признает меня как отца, я не признаю ее сына своим внуком!
Перед свадьбой я позвал Авру к себе. Нет, я не считал нужным отчитываться перед ней, но в дань уважения к женщине, которая прожила со мной более семи лет, я хотел, чтобы она знала о моем желании жениться еще раз. Я хотел отличаться от моего отца, который не ставил своих жен ни во что и мог исполосовать их спины плетью, мог изнасиловать или запереть в подвале без еды и воды.
«Жена — она как собака. Не понимает без палки. Или палкой по хребту или палку между ног, а ее рот создан для того, чтобы мою палку сосать и не болтать лишнего…Но самое отвратительное — это их ревность. Когда они начинают соперничать, ныть и пытаться конкурировать. Если у тебя на одну уже не стоит, то и не встанет».
С отцом я не был согласен, точнее, согласен не во всем. Мне не пришлось бить своих жен, я никогда их не насиловал. Хотя бы, потому что не хотел настолько, чтобы брать против их воли. Даже, наоборот, им часто приходилось работать над моим членом, чтобы я пожелал его вставить им между ног…
Кроме того, Авре придется учить всему мою молодую жену, пусть это не будет неожиданностью. Она пришла в мой кабинет, покорно склонив голову. Как всегда, одета в черное. Траур она не снимала после смерти нашей новорожденной дочери и поклялась, что снимет, когда родится еще один ребенок. Семь беременностей не навредили ее фигуре. Она по-прежнему была сочной, грудастой, с выпуклой, большой задницей… и не блондинкой. Мне уже давно не нравилось ее трахать, давно не возбуждала огромная грудь и трясущийся полный зад.
И сейчас я поймал себя на мысли, что больше не хочу входить в ее спальню. Даже для того, чтобы она взяла у меня в рот. Этот этап нашего брака окончен. Надо будет переселить ее в другое крыло дома.
— Садись, Авра.
Указал на стул, но она отрицательно качнула головой и склонилась, чтобы поцеловать мою руку. Когда губы коснулись запястья, я едва удержался чтобы не вытереть мокрый след с кожи.
— Знаешь, зачем позвал тебя?
Молчит. Но она точно знает, потому что приготовления к свадьбе уже ведутся в доме.
— Завтра в этот дом войдет еще одна жена. Ты научишь ее всему, что знаешь сама. Я надеюсь на твою опытность, Авра.
Внезапно она кинулась на колени и схватила меня за ноги. От неожиданности я даже вздрогнул.
— Зачем тебе еще одна жена, господин? Я рожу тебе сына. Я молодая, сильная и здоровая. Марда сказала, что я смогу зачать в ближайшие дни. Мое чрево готово принять тебя и понести.
Подняла ко мне залитое слезами лицо, умоляющие карие глаза влажно блестят. Когда-то они мне нравились. Ее глаза…Но в них слишком много лошадиной преданности. И … теперь я видел другие. Очень дерзкие, нежно-голубые. С моим отражением в расширенных зрачках.
— Знай свое место, женщина!
Она не имела права всего этого говорить, и я пнул ее ногой. Не сильно, но достаточно для того, чтобы она отлипла от моих ног.
— Это не тебе решать…Как ты смеешь высказывать свое мнение?
— Я твоя жена столько лет, предана тебе. Никогда и слова не сказала, но ты введешь в дом эту? Она не нашей крови! Она…чужая! Их женщины они…они все шлюхи!
Замахнулся, и Авра отшатнулась в сторону, тут же замолчав.
— Еще раз посмеешь открыть рот и оскорбить мой выбор — пожалеешь!
— Может быть, я недостаточно была хороша, мой господин? Может быть, мне стоило сменить одежду, прическу? Я сделаю все…все, что захочешь?
Какого дьявола? Она совсем обнаглела? Как смеет перечить?
Я резко встал с кресла. Хотел пройти мимо нее, но она загородила мне дорогу. Ощутил, как внутри поднимается адская волна злости. Как же раздражает чья-то навязчивость, чья-то липкая страсть.
Пальцы Авры быстро расстегнули пуговицы на платье, она легла навзничь на пол, задрала платье и раздвинула ноги. Под юбкой ничего нет. Небритая промежность, алые влажные нижние губы блестят, а большая грудь вызывающе распласталась по мягкому животу. Член даже не шевельнулся.
— Она никогда тебя не полюбит! Я видела, как она на тебя смотрит! С ненавистью! Зачем она тебе?! Я же люблю тебя, Саид! Я еще рожу детей! Только дай мне шанс, умоляю!
— Еще раз так ляжешь, прикажу забить камнями!
Переступил через нее и вышел из кабинета.
Истерики я не ожидал, и мне хотелось одновременно и ударить ее, чтоб замолчала и вышвырнуть к такой-то матери. Но Авра вела хозяйство в моем доме вместе с тетками и слугами. И я все еще был связан бизнесом с ее отцом.
Дверь с грохотом закрылась, а я тогда прошел мимо спальни моей пленницы. Ей было запрещено закрывать дверь и открывать окна. Всегда на виду. Спит на широкой постели. Мне издалека видны ее серебристые волосы, тонкая рука, свесившаяся с края кровати, коленка, выглядывающая из-под одеяла. И вот эта гребаная коленка меня адски возбудила. Представил себе, как завтра разведу эти колени в стороны и войду в нее…Хочу, чтоб ее влагалище было гладким, без единого волоска. И чтоб она так же пахла ванилью. Все ее складки. Я хотел бы на него посмотреть…потрогать пальцами, укусить ее соски. Они должны быть такие же розовые, как и ее губы. Член не просто встал, он вздыбился и налился кровью, яйца стали твердыми и тяжелыми, я буквально ощутил, как побежала кровь по набухшим венам. Наша брачная ночь не будет скучной.
Сидит за столом, как изваяние. Ничего не ест. Бесит меня одним своим брезгливым видом. После церемонии ни слова не сказала. Смотрит перед собой, и мне видны ее длинные, загнутые кверху темные ресницы. Они влажные…Ревела опять в туалете, куда ее отвела Сювейда перед тем, как сопроводить к столу. Ради этой маленькой сучки я привел в дом новую прислугу. Лично для нее. Потому что жена Саида Нармузинова не может обслуживать себя сама. Рано или поздно это просочится наружу.
Но я бы с радостью заставил дочь Воронова мыть унитазы и выносить помойные ведра.
Придется довольствоваться своим членом у нее во рту. Посмотрел на маленькие розовые губы. Такие невинные, аккуратные, кукольные, и в паху требовательно заныло. И это ее белое платье. У меня в висках пульсирует, когда я думаю о том, как сдеру его на хрен.
И время пришло. Наклонился к нежному ушку и накрыл тонкую белую руку своей, сдавливая слегка запястье.
— Пора в постель, жена! Ты ведь уже наелась, я вижу!
Я не поняла, как он оказался рядом. Буквально только что, секунду назад, рядом со мной никого не было. Только я и полный мрак вокруг меня. По крайней мере, так я сейчас ощущала себя. В какой-то беспросветной тьме, холодной, одинокой. Несмотря на тусклый свет, горевший в комнате. Огромной, полной людей комнате. Правда, я по-прежнему ничего не видела. Как долго? Больше нескольких часов. С того времени, как какой-то Саид Нармузинов с силой вытянул меня за руку из ЗАГСа и, как мешок с картошкой, закинул на заднее сиденье автомобиля, чтобы привезти обратно. В ту самую тюрьму, в которой меня держали.
Абсуууурд. Господи, это всё слишком походило на самый настоящий театр абсурда. Как будто кто-то продолжал насмехаться надо мной. Какая-то свадьба…какое-то платье…с ума сойти! Служанка…как он тогда сказал? "Теперь она будет прислуживать тебе…" ЧТО, ГОСПОДИ, ЭТО ВСЁ МОЖЕТ ОЗНАЧАТЬ? Разве когда человека похищают, ему устраивают свадьбы, дают слуг в подчинение, наряжают как куклу? Что вообще тут происходит?
Я не понимаю. Я не могу понять до сих пор. Рой мыслей кружится в голове, то пугая и заставляя вновь и вновь плакать, то пытаясь отрезвить, заставить прийти в себя.